Неудобные вопросы

Когда заводишь детей, нужно быть готовым к тому, что однажды они спросят, откуда берутся дети. Когда ты решаешь усыновить ребенка, нужно быть готовым к тому, что однажды он спросит, почему вы не похожи. Когда ты бессмертный и не можешь постареть, нужно быть готовым к тому, что однажды твой ребенок спросит, что с тобой не так. Но когда Генри Морган впервые взял весело агукающего Эйба на руки, ему было плевать на все эти неудобные вопросы. Однако время неудобных вопросов настало быстрее, чем хотелось бы Генри. Эйб подрос и из хорошенького карапуза превратился в очень любознательного и смышлёного мальчишку. Однажды перед сном он пришел к отцу, и, закатав рукав своей пижамной рубашки, показал на цифры на своей ручке. — Папа, что это за цифры? Почему у вас с мамой таких нет? Генри посмотрел на Эбигейл, застывшую в дверях спальни. Женщина была напугана, потому что не знала, как лучше все рассказать сыну. Они много раз обсуждали с Генри то, что рано или поздно Абрахам может узнать, что его усыновили, но не думали, что это случится так скоро и что их объяснение придется начать с рассказа о войне, фашистах и концлагерях. — Эбби, иди сюда, — ласково позвал жену Генри, — Мы должны рассказать это вместе. Мальчик обернулся и увидел стоявшую позади него мать. — Мамочка, ты грустная? — из серьезного выражение его лица моментально стало грустным, маленький Эйб сразу понял, что его ждет не самый приятный разговор. — Я не грустная, милый, просто устала. Но нам с папой нужно кое-что рассказать тебе, иди сюда, — она села на кровать рядом с мужем и похлопала по месту между ними, куда вскоре и устроился Эйб. Эбигейл с жалостью глядела на сына. Ей не хотелось, чтобы её малыш думал об ужасных вещах, которые творятся в мире, но Генри решил, что Эйб имеет право знать. Естественно, без всех кровавых подробностей, но и растить его, как тепличное растение тоже было бы нечестно и неправильно. — Ты знаешь, что такое война, Эйб? Мальчик непонимающе покачал головой. Родители переглянулись, и по боли во взгляде друг друга они поняли, что думают об одном и том же. — Ты не представляешь, как я рад, что ты не знаешь, что это такое, — он погладил сына по волосам, а Эбигейл прижала его к себе и поцеловала в макушку. — Это связано с цифрами? — Эйб поднял свою ручку и напомнил отцу о предмете разговора. — Да, милый, — вздохнула женщина. — Раньше существовало такое государство — Германия, — Генри начал свой рассказ издалека, что не понравилось Эйбу. Как у любого четырехлетнего, у него было довольно мало терпения. — В Германии жил один очень плохой человек, которому однажды пришла в голову очень плохая и глупая идея. — Он решил, что не все люди достаточно хороши, чтобы жить на земле, — с трудом проговаривая каждое слово, к разговору подключилась Эбби. Ей было безумно тяжело говорить о войне, особенно теперь, после того, как она закончилась, и особенно с Эйбом. Ведь он был таким маленьким! Как объяснить ему все так, чтобы он понял, чтобы он не испугался? — Он начал убеждать свой народ в том, что они самые лучшие и самые важные, и что они могут захватить весь мир, — сказал Генри. — И народ поверил ему? — пораженно спросил Эйб. — Да. Так началась война. Много людей погибало, а кого-то помещали в особые места — концентрационные лагеря. Плохой человек, который начал войну, убедил своих людей, что некоторые люди недостаточно хороши, чтобы жить вместе со всеми, поэтому для них строили эти лагеря, а каждому, кто жил в этом лагере, на руке писали его номер, — Генри продолжил свой рассказ, уже начиная жалеть о том, что заговорил об этом. По лицу Эбигейл бесшумно текли крупные слезы, а Эйб растерянно смотрел на отца. Сам Морган чувствовал, как у него дрожали руки. — Я нехороший? — тихо спросил Абрахам. — Боже… Нет, сынок, конечно же, нет, ты самый хороший, — Генри почувствовал, как по его щеке пробежала слеза. Он осторожно поцеловал мальчика в кучерявую черную макушку, а затем утер слезы сначала ребенку, потом жене, а потом уже и себе. — В одном из таких лагерей мы с мамой нашли тебя. Ты родился в конце войны, когда всех действительно плохих людей поймали и осудили, а жителей лагерей освободили. Ты был таким крошкой, и очень радовался, когда мы брали тебя на руки. — Тогда мы поняли, что больше не сможем тебя отпустить, — Эбигейл обняла сына и поцеловала его в щечку, что заставило мальчика улыбнуться. Глядя на них, Генри понял, что это был хоть и тяжелый, но важный разговор. Возможно, Эйб вскоре забудет о том, что ему сейчас рассказали, но точно он не забудет об одном — о том, что его мама и папа очень его любят. Следующий «неудобный» вопрос не заставил себя долго ждать. Генри пришлось взять Эйба с собой на работу, благо в больнице все обожали мальчика и в такие дни он никогда не оставался без присмотра, а вечером всегда хвастался отцу конфетами, которыми его угощали медсестры, и жаловался на то, как болят щеки, потому что каждая девушка так и норовила ласково ущипнуть его за щеку. Отец и сын шли по направлению к больнице, как вдруг мимо них прошла беременная девушка с большим животиком. — Вот это живот! — воскликнул малыш, что заставило девушку обернуться, а Генри покраснеть от стыда. — Эйб! Простите, мэм, ему всего четыре, — смущенно извинился мужчина. Девушка рассмеялась. — Ничего страшного. Живот действительно уже очень большой. — Вы съели арбузное семечко? — предположил Абрахам, — Мне мама говорила, что если съесть семечку, в животе вырастет арбуз. Девушка снова рассмеялась и потрепала мальчика по волосам. — Ты просто чудо, Эйб. Нет, я не съела арбузное семечко. Я жду ребенка. — Вы ждете, пока он придет из школы? Папа говорит, что я тоже скоро пойду в школу, — Эйб глянул на отца. Генри ждал, чем закончится этот разговор, поглядывая то на сына, то на девушку. Ответы мальчика невероятно веселили будущую маму. Генри подумал о том, что такая встреча полезна для её здоровья, и понадеялся на то, что она не будет слишком завышать ожидания от родительских обязанностей. Ведь это не только радость и веселье, но порой и тяжелый труд. — Нет, милый, я жду, пока он родится, — девушка погладила себя по животу. Увидев недоумение на лице Эйба, она поспешила добавить: — Я думаю, что тебе стоит поговорить об этом с папой. Он точно знает, что сказать. Доброго дня, Эйб, Доктор. Она ушла, оставив Генри гадать, как она поняла, что он является врачом. И только уже придя в больницу, он осознал, что его выдал черный врачебный чемоданчик. — У этой леди был ребенок в животе? Она что, его съела? — строго спросил Эйб, устраиваясь в отцовском кресле. — Нет, сынок, — улыбнулся Генри, — Сейчас я тебе все объясню. — Ты сказал, что объяснишь, — пару минут спустя напомнил отцу Эйб, пытаясь дотянуться до карандаша на столе, чтобы нарисовать что-нибудь на отцовских бумагах. — Да, секунду, я только хотел найти одну книгу, чтобы показать тебе все, — ответил Генри, перебирая книги в шкафу, — Вот! Он достал с полки томик, открыл его, и, полистав, положил перед сыном. — Я думаю, что ты знаешь, как устроены мальчики, Эйб. Все мальчики устроены одинаково, ты, я, дядя-почтальон, молочник, все. А девочки устроены немного иначе. — Почему у них там ничего нет? — Эйб удивленно посмотрел на отца, показывая пальчиком на картинку в книге, где показывалось внешнее строение мужчины и женщины. — У женщин нет пениса, да, но зато у них есть очень удивительный орган — матка. — Как это вообще связано с ребенком в животе? — возмутился Эйб, решительно ничего не понимая. Генри поджал губы, задумавшись над тем, как все объяснить ребенку. Анатомические особенности людей его не особо интересовали, поэтому не стоило вдаваться в биологические подробности, и быть проще. — Ты же слышал, что я сказал про матку? — он вздохнул, собираясь с мыслями. А получив кивок от сына, продолжил: — Когда взрослые люди любят друг друга, они могут решить, что им хочется стать мамой и папой. И тогда папа сажает маленькое семечко в матке мамы. И нет, это не семечко арбуза, Эйб, это особенное семечко, из которого вырастает маленький человечек. — Матка это как садик в библиотеке? — спросил мальчик. Генри улыбнулся, подумав о том, что для своего возраста Эйб очень смышленый — было довольно логично сравнить матку с застекленным зимним садом, что был частью детской библиотеки. Хотя он сам бы скорее сравнил её с парником, но откуда мальчику, растущему в Нью-Йорке знать, как выглядят парники. — Ты все правильно понял, сынок! Она нужна, чтобы защищать и оберегать малыша, пока он ещё слишком маленький, чтобы жить снаружи. Эйб внимательно слушал отца, и вдруг раскрыл рот, будто собираясь с мыслями, и сказал: — Папочка, но ты сказал, что вы с мамой нашли меня в лагере. Генри кивнул. Ему не хотелось говорить об этом, но маленький человечек напротив него настойчиво требовал ответов. — Да, — глухо ответил он, — Это так. Иногда так случается, малыш, что детки остаются без родителей. Когда-то у тебя были другие мама и папа. — Что случилось? — тихо спросил Эйб. — Они погибли из-за плохих людей. Ты был один, когда мы нашли тебя. В тот день моя жизнь изменилась навсегда. Закончив говорить, Генри посмотрел на сына. Эйб плакал и улыбался. Морган-старший подумал о том, что его сыну пришлось только что услышать то, что они с женой не собирались ему рассказывать, по меньшей мере, ближайшие лет пять, но Абрахам умный мальчик, и он все понял. Малыш слез с кресла и подошел к отцу. Генри присел рядом с сыном, и улыбнулся, когда тот обнял его. — Я люблю тебя, папа, хоть я и не твоя семечка. Генри прижал его к себе и усмехнулся, закусив губу, чтобы не заплакать. — Я тоже тебя люблю. Генри чувствовал некоторое облегчение после этих неудобных разговоров. Но на его шее висел ещё один «камень» — самый неудобный вопрос. Вопрос о его бессмертии. Морган надеялся оттянуть этот разговор как можно дольше, поскольку понимал, что даже взрослому сложно поверить в такое, что уже говорить о ребенке. Поэтому пока он старался следовать мудрым словам Горация «Dum loquimur, fugerit invida aetas: carpe diem, quam minimum credula postero» (Пока мы говорим, уходит завистливое время: лови момент, как можно меньше верь будущему). Ему не хотелось бояться будущего, больше всего он хотел быть здесь и сейчас. Слышать заливистый смех крошки Эйба, целовать красавицу-жену. И не думать о том, что завтра он может всего этого лишиться.