Cendrillon

Девушка встала на заре. Она выглянула в окно и насладилась еще прохладным ветерком. Июнь был очень жаркий, и поэтому девушка старалась как можно раньше начинать работу. Она заправила постель, приняла душ, оделась, съела ломтик хлеба и запила молоком — это был ее завтрак. — Сейчас только четыре. Все встанут в восемь, а значит у меня полно времени. С этими словами девушка закрыла чердак на ключ и спустилась по лестнице на улицу. Она уже стояла около амбара, где ей нужно было взять зерно. Она открыла дверь и вошла туда. Амбару был необходим ремонт. Крыша отсырела, в щели проглядывало солнце. Там пахло сеном и пылью. Девушка набрала зерна в свой фартук и направилась к курицам. Куры уже гуляли по двору. Она собрала всех вокруг себя, рассыпая зерно. — Кушайте, кушайте. Всем достанется, — Приговаривала она. К ней подошел конь и толкнул под руку. — И про тебя я тоже не забыла. — Засмеялась девушка. Рассыпав все зерно курам, она снова пошла в амбар. Набрала овса и направилась к коню. — Ну же, держи. — И она снова улыбнулась. Конь стал жевать овес, наблюдая за дальнейшими действиями своей хозяйки. Она стояла около колодца и набирала воду, после шла к стойлу и выливала воду. Потом вновь возвращалась к колодцу, набирала воды и уже шла к курам. Вытерев пот со лба, девушка умылась оставшейся водой в ведре. Она была очень холодной и морозила кожу, но это было ободряюще, и поэтому девушка вновь повторила эту процедуру. Потом она зашла в дом. На часах уже было 06:58. Маринетт взяла метлу и пошла подметать. Закончив, она вернулась в дом на кухню. Ее мачеха просыпалась раньше сводных сестер, Хлои и Сабрины. Отца уже давно не было в живых, поэтому из прекрасной молодой девушки она превратилась в уставшую, загруженную рутиной молодую девушку. Мать ее умерла, когда ей было всего 3 года. Лихорадка. Отец был в отчаянии, но вскоре встретил другую женщину с двумя дочками — ровесницами Маринетт. Пока отец был жив, все было хорошо, но потом мачеха стала заставлять девушку быть их прислугой в 11. Прошло уже 6 лет, ничего не изменилось с тех пор. Отбросив мысли о своем жалком и горестном существовании, Маринетт доготовила завтрак. На часах было уже около 8, и первый звоночек раздался от мачехи. Она тут же схватила поднос и поставила все приготовления на него, после направившись на верхний этаж дома. Дом был небольшим для дворян. Мощная лестница вела на все три этажа. Элегантный красный ковер украшал темное дерево, завораживая собой. Ей всегда было всласть подниматься по ней, проводя своей тоненькой белесой ручкой по перилам. И если бы не противный кот, который так и наровился все испортить. Это было разжиревшее и коварное животное. Ничем не отличался от мачехи. Выпнув Люцифера с лестницы, девушка подошла к двери. Отряхнувшись и поправив свой наряд, она осторожно постучалась. Получив согласие, она неуверенно отворила дверь, входя в комнату. — С добрым утром, матушка. Вам хорошо спалось? — Она поставила поднос на прикроватную тумбочку и вновь отошла к двери, даже не поднимая глаз. Женщина, что лежала в кровати, пристально смотрела на нее своими зелеными глазами, которые будто светились в темной комнате, завешанной тяжелыми занавесами. Да и само помещение было выполнено в темных тонах, что наводило тихий ужас в сердце девушки. Молчание продолжалось около минуты, и это напрягало. Наконец женский низкий с хрипотцой голос раздался из глубины. — Хорошо, Маринетт. Собери все грязные вещи в моей комнате и комнатах своих сестер. Они, надеюсь, проснулись уже? — Да, матушка, сейчас же соберу. Хлоя и Сабрина еще спят. — Она стояла также потупив взгляд в пол. — Можешь идти. Хотя постой. Постирай одежду по 2, лучше даже 3 раза, а то твои грязные руки вечно пачкают наши дорогие наряды. — Да, матушка. — И Маринетт удалилась из комнаты. Стоя все также под дверью, она глубоко вздохнула, и направилась вниз. Спускаясь все ниже, звонки колокольчиков раздавались все громче. Она сбежала по лестнице, залетев на кухню так быстро, как это возможно. «А вот и дочки Сатаны проснулись». Маринетт быстро поставила все на подносы и бегом направилась к сестрам. Уже стоя под дверями, она пыталась отдышаться. Она толкнула двери ногами и зашла к девушкам с улыбкой. — Доброе утро, Хлоя и Сабрина. Как вам спалось? — Она поставила оба подноса на их тумбочки и отдалилась к двери. Сестры будто и не замечали ее, продолжая спорить чьи наряды лучше и красивее. Но все же вскоре заметили стоящую в проеме Маринетт. — А, Маринетт. Ты такая невзрачная, что мы тебя и не заметили, извини. — С кривой усмешкой проговорила Хлоя. — Хей, Сабрина! Это же мое платье! А это мои туфли! А ну-ка быстро отдай! — Твое? Ха! Не смеши! Это мне мама купила, а не тебе. Ох, это же моя сумочка! Хлоя, да как ты могла?! — Возмущалась Сабрина. Их крики было невозможно терпеть, но Маринетт все же делала это. — Ха-а? Ты все еще здесь, Маринетт? Что тебе надо? — Спросила Хлоя. — Она, наверно, хочет что-то из наших вещей, ведь в своем отрепье ходить ей уже мало. О, какие бусики. Хочешь? На, — и она кинула их в Маринетт. — А вот смотри какие скучные и старые ткани. Тебе в самый раз, а-ха-ха. Хлоя тоже не отставала от сестры и кидала свои старые и ненужные ткани и украшения в Маринетт. Сама же девушка подобрала все вещи и покинула комнату, напомнив о завтраке. Ей было обидно и больно от такого отношения к себе, но она ничего не могла с этим сделать, поэтому вернулась на свой чердак. Кинув все вещи на пол, девушка шумно рухнула на кровать. Ей тяжело. Она повернула голову в сторону маминого платья. Это единственная вещь ее матери, которая сохранилась. Девушка тихо заплакала, моля маму не грустить за ее дочь. Полежав так еще немного, она взяла все, что ей дали ее сестры и положила рядом с другими материалами. Затем Маринетт снова спустилась. Сегодня было много дел как и вчера и завтра — ей надо было надраить паркет по всему дому, на всех трех этажах. Томно вздохнув, она вытащила ведро из колодца и направилась внутрь. По всему дому раздавалась красивая мелодия, которую портили голос Хлои и игра Сабрины на флейте. Окунув щетку в уже мыльную воду, Маринетт принялась тереть пол. Спустя полтора часа раздался стук в дверь, отвлекая молодую девушку от дела. — Иду, иду! — Крикнула она и вытерла руки об фартук. За дверью стоял королевский посол, который держал конверт с печатью. Он передал его Маринетт и попросил отдать госпоже, мягко улыбнувшись. Девушка закрыла двери и бегом направилась в комнату, где все еще занимались Хлоя и Сабрина. Она знала, что матушка запрещает отвлекать их в это время, но дело было срочным. С бешеным стуком сердца она все же постучала в дверь и зашла. Ее тут же пронзили три взгляда, в которых читалась ненависть и злость. Маринетт вновь потупила взгляд и нервно сжала пальцами бумагу. — Маринетт, я тебе что говорила? — А-ха-ха, ты посмотри, Сабрина, служанка забылась во времени. Матушка, накажи эту за такое нахальство, — Обе сестры ехидно и победно улыбнулись. — Я помню, матушка. Простите, но это срочно. Это из дворца, — и она протянула письмо. — Что ж, хорошо, прощаю. А вы чего уставились, продолжайте играть, я хочу слышать что-то красивое, а не ваш ужас, — Женщина грозно посмотрела на дочерей, которые в ту же секунду продолжили свое занятие. Прочитав содержимое, она остановила Хлою и Сабрину. — И так, мои милые девочки. Король устраивает бал, на который могут придти все девушки королевства. После занятия мы едем в ателье. Все понятно? Сестры сначала схватились за руки и подпрыгнули пару раз на месте от счастья, а потом сказали «да, мамочка». — А… Можно я тоже поеду? — Тихо и неуверенно спросила Маринетт, вызвав смех у сестер. — Ты? — протяжно и грубо проговорила мачеха. — Да… В письме говорится, что может поехать каждая девушка королевства, так ведь? — Еще тише раздалось из ее уст. — Да, так и написано. Ты можешь поехать с нами, но у тебя есть платье? И ты закончила мыть весь дом? Так же ты уже постирала вещи? — Нет… — Пока это все не сделаешь, ты не поедешь. А ведь бал уже послезавтра. Теперь ступай. А вы продолжайте. Маринетт на ватных ногах вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Она была счастлива, что тоже может поехать. Но столько работы ее ждало, и это нагнетало бедную девушку. Она домыла зал, и принялась стирать вещи. К обеду половина уже сушилась, а девушка хлопотала по кухне, готовя обед. Пять блюд были почти наготове, когда она услышала звон колокольчика. Взяв некоторые приготовления, Маринетт пошла к столу, расставляя блюда на столе. Когда она все отнесла, то села сама пообедать гречневой кашей с хлебом и молоком. После сытного обеда, она продолжила стирать вещи, а когда закончила всю стирку, то пошла в обеденную забирать посуду и недоеденное. Помыв всю посуду, девушка продолжила драить пол. А там уже и время ужина подошло. После ужина она вновь помыла всю посуду, и приступила к мытью второго этажа. К 12 ночи она закончила мыть и его. Уставшая и замученная Маринетт наконец добралась до своей комнаты, но спать было рано ложиться — надо было дошить платье. Старое мамино платье было местами порвано, поэтому девушка зашивала его, а также немного изменила стиль. Сейчас же ей оставалось добавить чего-то красивого, чтобы платье заблестело. Девушка тут же села кроить и сшивать разные детали из тканей, которые ей дали сестры. Она радостно отошла от платья, любуясь им и представляя как оно будет сидеть на ней, но тут ее брови нахмурились в раздумьях об аксессуарах. И тут она вспомнила о маленькой коробочке с серьгами, которые ей подарил отец. Маринетт достала эту потрепанную коробочку и проверила содержимое. Убедившись, что все с ними хорошо, она прижала к себе, улыбаясь самой чистой и невинной улыбкой. А те бусы прекрасно дополняли ее образ. Со спокойной душой девушка легла спать, ведь время было уже позднее и вставать ей рано. Утро следующего дня началось также — животных покормила, напоила, завтрак приготовила, убрала посуду и вновь продолжила мыть пол, но уже на третьем этаже. Время тянулось медленно, и девушка никак не могла дождаться завтра. Она напевала себе мелодию, мечтала о чем-то и продолжала стирать свои руки в кровь. Вот перерыв на обед, снова мытье посуды и дальше злосчастный пол. Наконец-то ее работа была закончена, и она на тяжелых ногах поднялась в свою комнату. Напевая мелодию колыбельной, которую придумала ее мама, она вновь полюбовалась своим платьем, где-то что-то поправила и легла спать, заснув быстро, сладко и крепко. После завтрака Маринетт не знала чем себя занять, поэтому руки потянулись к метле. Напевая все ту же мелодию, она ходила по третьему этажу, подметая и танцуя. Ее очень радовала мысль, что на ужин она будет во дворце. И тут она резко замерла. «Там же будет принц! А вдруг он заметит меня, и мы полюбим друг друга, а потом поженимся?». Она засмущалась и с еще большим блеском и огнем в глазах продолжила подметать. Проходя мимо комнаты сестер, она услышала их разговор о принце. «А ты слышала, что принц Адриан еще какой красавец. А король устраивает бал, чтобы ему невесту найти! Это точно должна быть я!» — слова Хлои эхом разлетелись в голове и по телу Маринетт, засев надолго. Она как раз заканчивала протирать перила лестницы, когда мачеха и дочери спустились вниз. Все нарядные и накрашенные. Их платья были из очень дорогого и красивого материала, украшенные стразами и камнями. А на шее располагались ожерелья, массивно огибая молочную кожу юных Хлои и Сабрины. Маринетт быстро вскочила и под строгим взглядом мачехи помчалась со всех ног в свою комнату. Через минуту она уже стояла внизу и виновато смотрела в пол, теребя край платья. — Надо же, у тебя есть платье. И работу всю закончила? — Это было мамино платье, которое я немного изменила. И работу тоже всю закончила, матушка. — Понятно. Красиво выглядит, но все же не для балла. Можешь и в этом поехать, только не позорь. — Стой, мама! Ты только посмотри — это же мои бусы! Воровка! А эта ткань Сабрины, которую она уже давно искала! — кричала Хлоя. — Да, это же моя ткань! И эта тоже, и сумочка! Как тебе не стыдно, Маринетт! Пока ты собирала наши вещи в стирку, то украла все это! Какой кошмар, мама! — Замолчите обе. Маринетт? Это правда? Смотри мне в глаза! — Ну что Вы, матушка. Они сами мне отдали это, правда! — Она посмотрела в глаза хладнокровной мачехи. — Да как ты смеешь клеветать на моих дочерей! Мало того, что ты воровка, так еще лгать мне смеешь, нахальная девка! Хлоя, Сабрина, заберите то, что ваше. — Да, мамочка. И бедную Маринетт стали терзать руки сестер. Они рвали и рвали ткани, которые сами же ей и дали, порвали бусы, отобрали сумку. Зло смеясь, они закончили свое дело, а матушка довольно и надменно смотрела с высока как ее падчерица сидит в оборванном платье, с растрепанными волосами и наворачивающимися слезами. После их ухода и звука отъезжающей кареты, Маринетт прижалась грудью к коленям, плача навзрыд и окончательно признавая с какими чудовищами она живет. Она ненавидела все: себя, мать, отца, жизнь, мачеху, сестер. Она желала смерти своим ужасным и противным сестрам. Она желала гореть в аду своей мачехе. Девушка сжимала подол платья и рыдала в него, крича от боли и беспомощности. Ее голос разносился по всему дому и был слышен даже на улице. И когда ее истерика прекратилась, и она просто лежала в своих слезах, оторванная от этого мира, он пришел ей на помощь. Она не знала как он сделал это, но четко слышала его голос. — Бедная моя девочка, тебя держат за прислугу, так еще и на бал не пустили, разорвав твое любимое мамино платье. Я помогу тебе отомстить, но мне надо принести кольцо одного молодого человека — Нуара. И я обещаю тебе, что твои обидчики получат с полна, девочка. Теперь ты Ледибаг и королева этого вечера. Так пойди и добудь то, что нужно мне. Но время у тебя есть только до 12, иначе твоя месть не настигнет своих жертв. Поспеши! — голос мужчины затих, и девушка улыбнулась злой улыбкой, пропитанной ненавистью и болью. Она встала, после чего ее наряд изменился на платье с пышным подолом черного цвета в красный крупный горошек, ее плечи были открыты, а рукава сделаны из приятной ткани, присоединенные к бордовому корсету. На лице появилась черная маска тоже в красный горошек, в ушах удобно висели черные серьги, волосы же расплелись, касаясь фарфоровых плеч, а на голове сияла золотая тиара. Миниатюрные ноги облачились в хрустальные туфельки, просящиеся поскорее на бал и в пляс. В нежных и тонких руках красовался небольшой ножик, который она спрятала под платье. Выйдя наружу, ее уже ждала карета, которая быстро домчала ко дворцу. Уверенными шагами она поднялась по мраморной лестнице в зал на торжество. Все были в масках, поэтому ей было проще скрыться от обидчиков. Она быстро окинула взглядом комнату и остановилась на молодом человеке в черной маской с блондинистыми волосами, на которых были кошачьи уши, и изумрудными глазами, чья улыбка сияла ярче всех. Он тоже заметил ее и в следующий миг направился к ней. Она потерялась в этих глазах, а его чарующая улыбка завлекала все больше и больше. Он пригласил ее на танец, и она согласилась. Его движения были мягкими и плавными, точно как у кота. Она сразу поняла что он тот самый Нуар, которого придется обмануть, чтобы отомстить. Но его движения, обходительность, тембр голоса будоражили кровь, и она уходила от этих мыслей, отдаваясь ему всему. Ее глаза и волосы выделялись из всей толпы, поэтому он посмотрел на нее. Его охватил жар, непонятно откуда взявшийся. Он еще ни разу не видел таких красавиц, как она. Кто эта незнакомка, что за личико скрывается за ее маской? Но эти глаза такие выразительные и пронзительные. Словно он упал в океан без шанса выплыть и выжить. Она так и манила своей изящностью и загадкой. Он обвел ее плечи, ключицы и шею взглядом, нервно сглатывая и облизывая пересохшие губы. Черт, да она та еще штучка, не испорченная высшим обществом. Неуверенными и мягкими шагами он подошел к ней и позвал на танец. Взяв ее за руку, он ощутил их грубость и заметил израненные ручонки спутницы, а положив свою руку на ее плечо, он почувствовал прохладу и бархатистость ее кожи. Ему даже стало страшно, что он может сломать ее. Невообразимое счастье росло внутри, накрывая комом и спектром эмоций: волнение, радость, восхищение, жалость, возбуждение. Так вот она какая любовь? Музыка менялась одна за другой, как и минуты за минутами сменяли друг друга. Время бала потихоньку подходило к концу, но они так были увлечены друг другом, что не замечали обстановки вокруг. Она забыла обо всем: о своей жизни, об обещании Бражнику, о мести. А он же в свою очередь растворился полностью в ней. Мягкость ее волос, пухлость губ, черты лица, голос — все заставляло подрагивать и покрываться мурашками. Она улыбалась ему, его низкому и мягкому голосу, нежным касаниям. И тут случайно взглянула в толпу и увидела его, того самого человека, чей голос она слышала. Тут все и накрыло ее с головой вновь. Она не хотела этого делать, она хотела, чтобы это обещание было просто сном, не реальностью, пожалуйста. Нет, не сейчас, не сегодня. Надо бежать. Она бросилась бежать от него, чтобы не сделать ему больно. Ей было правда жаль. Голос снова раздался в голове, и часы как назло били 12. Она отключилась на время, а когда очнулась, то увидела его рядом. С ножом в сердце. Ее ножом. Она осознала, что все же сделала это. Нет, не так, это Ледибаг сделала, не она. Она всего лишь Маринетт, простая девушка с несчастливой судьбой. Слезы покатились по ее мраморным щекам, и она кинулась ему на грудь, плача. А он улыбался, не винил, не просил умереть, не кричал о ненависти. Просто смотрел на нее влюбленными глазами и улыбался. Он видел в ее глазах раскаяние, он видел ее слезы и винил себя в них. Но он умирал в ее руках. В ее. Его маска спала, и вот принц Адриан лежит у нее на коленях и успокаивает, угасая на глазах. Он потянулся к ее дрожащему тельцу и поцеловал в макушку. Она вздрогнула и еще больше заплакала. Он не хотел ее так оставлять, за 19 лет своей жизни он наконец встретил ее, но в тот же день потерял. Веки стали тяжелеть и опускаться, пряча два изумруда. А дыхание потерялось где-то навсегда. Пульс остановился. Но он будет жить. Будет жить в этих двух океанах в ее глазах, что так заботливо смотрели на него. Жаль, не успел поцеловать — легко и непринужденно -, не увидел ее румяна от смущения. Ушел счастливым. Вот так расцветшая роза их любви была изранена ножом мести и боли. А главное, Маринетт тоже умерла. Осталась ЛедиБаг и Бражник. Она сняла с него кольцо и надела на свой палец. Она победила, она смогла, и она еще отомстит. За всех. И за него тоже.