***
Ледибаг достигает цели быстро. И когда она осторожно спускается по нити йо-йо, осматривая полутемную улицу, то жалеет, что в этот раз причиной нарушения спокойствия является не наславший новую акуму Бражник, мучающийся бессонницей. Вовсе нет. Сейчас... Ситуация складывалась гораздо прозаичней и банальней, но от этого оставалась не менее скверной. Со стороны багажника машины, где Ледибаг статуей замерла, стараясь подавить дрожь и приступ возросшей паники, было видно разметавшиеся по асфальту длинные волосы. С каждой секундой под передними шинами разрасталось темное пятно, тонкими извивающимися струйками притягивающееся к люку, чтобы осесть вязкими каплями в недрах канализации. Секунда промедления, и Ледибаг срывается с места, подбегая к женщине, из горла которой вырываются лишь невнятные сдавленные хрипы. Еще в сознании, но на нее тяжело наехали колёсами, а правая нога — или то, что от нее оставалось — защемлена, так просто не вытащишь. — Выметайся из машины! Живо! — истошно кричит Ледибаг сидящему за рулем мужчине, который едва ли находился во вменяемом состоянии и лишь отрешенно покачивался в кресле, оттягивая ладонями кожу на лице. Окрик проносит по его телу заметную дрожь, но окончательно в чувство не приводит, поэтому Ледибаг приходится собственноручно выволочь его из машины, оставив покоиться на газоне рядом. Она осторожно цепляет леску йо-йо за капот, перебросив другой ее конец через ближайший фонарный столб, и с ювелирной точностью сначала приподнимает передние колеса, а затем и вовсе сдвигает вбок машину от греха подальше. Только кончики пальцев поддрагивают слегка. И склоняется вновь над еле дышащей и все-таки потерявшей сознание женщиной, стараясь избегать лишнего взгляда на ноги ниже таза. К горлу подступает неприятный ком. Это был перелом. Открытый. Пульс почти не чувствовался, и Ледибаг засомневалась, что в этом была вина ее костюма. Если вызвать скорую, то можно не успеть спасти... Неизвестно, когда она приедет. А сама Маринетт боялась взять женщину на руки, чтобы ненароком не нанести больше увечий. Мысли стремительно сменялись одна другой в поиске самой верной. Если бы Нуар был рядом... стало бы проще. Маринетт звонит в скорую, кратко обрисовав ситуацию, на что получает немедленные указания, в которых... На нее просто-напросто сбрасывают ответственность, прося донести парижанку до больницы. О боже. Это вообще законно? Но указания дают дельные. Аккуратно снимает с женщины джинсовую куртку и кладет под ноги, а потом не без помощи того же йо-йо конфискует из машины переднее кресло и раскладывает его, заменяя им переноску, со всей осторожностью перекладывая на него незнакомку. Все в порядке, успокойся, ты нигде не напортачила. Хуже не будет. Спустя несколько минут Ледибаг предстает на пороге больницы, осторожно передавая кресло с бессознательным телом медикам. До этой поры Ледибаг успела полностью почувствовать себя параноиком и взмолиться всем известным богам, чтобы у дамы во время плавных передвижений и полета ничего не отвалилось, ведь удерживать в мыслях хоть что-то помимо чистого бреда была не в силах. Запах крови вдаривал в голову резко. Врачи, подхватив каталку, скрылись в глубине лечебного центра. И по услышанным переброшенным фразам, горе-водителя уже оставили на разбирательство хранителям правопорядка. Вот вам и «С добрым утром, Париж!» Ледибаг по привычке устало потерла руками бледное лицо, но живо отдернула ладони, ощутив кожей неприятную влагу. Вглядывается в руки, подозревая худшее. На фоне ярко-красного костюма в черный горох красовались почти неприметные более темные подсыхающие кровяные разводы. От осознания мутит с новой силой. Чудо, что ее не вывернуло прямо на этой месте. Спасибо хваленой выдержке. Все. Хватит с нее потрясений. Ей пора домой. Ледибаг заносит руку для нового броска йо-йо, чтобы скорее вернуться и тщательно отмыться от пробирающих до костей ощущений, но слышит четкое: — Ледибаг, постойте! — та медленно оборачивается, одаривая подошедшего мужчину рассеянным взглядом. Он нервно сглатывает, внимательнее осматривая девушку. — Просили передать, пока вы не ушли. Вы за все время сделали для нас столь многое, и просить о чем-то большем — дурной тон, но... Он хлопает по карманам халата и выуживает на свет пачку влажных салфеток, протягивая их героине. — Но не могли бы вы вернуться ненадолго на место происшествия, чтобы дать показания? Потом будет сложнее вас найти. Гораздо сложнее. Ледибаг с молчаливой благодарностью принимает салфетки и нерешительно кивает в ответ. Утро не бывает добрым.***
Но сейчас с легким удивлением Маринетт чувствует волнение на правой руке, постепенно нарастающее, что на мгновение выбивает из колеи, прерывая череду воспоминаний. Редко ее родственная душа давала о себе знать в учебное время. Звенит звонок, и девушка честно пытается переключиться и начать записывать объяснения учителя о "взаимосвязи сред обитания, их экологической и географической составляющей с промышленностью и экономикой местности", но кроме заголовка с парой-тройкой абзацев ничего не осиливает. Рука горит, и Маринетт живо представляет, как поверх незаживших царапин накладываются новые, раз за разом упрямо раздирая кожу. И была от истины не далека. Кончики пальцев холодеют, а мизинец с безымянным и вовсе перестают чувствоваться, онемев. Дюпэн-Чэн из чистого упрямства продолжает невозмутимо держать ручку, слегка водя по листу, но не оставляя штрихов чернил. И старается сдержать шипение. Она не замечает даже, сосредоточившись на своих ощущениях, как Адриан медленно встаёт и, едва отпросившись, покидает класс. Как-то не до того было. В очередной раз мысленно проклиная связь, а также посылая бурю возмущенных эмоций избраннику в слабой надежде на отклик, спустя несколько минут она переводит дыхание, когда нить замедляет движение, но продолжает слегка взволнованно извиваться, почти не принося боли. Словно... Лаская? Становится несколько легче, а тревога на время угасает, сменяясь успокаивающей пустотой мыслей. Маринетт слегка оглядывается по сторонам, но подозрительных взглядов на себе не замечает.