Не сегодня

— Я вообще не привыкла общаться с моделями… — И не стоит начинать. Грубо? Возможно, однако в последние две недели Адриан не способен на какие-либо проявления вежливости. В особенности к женщинам, начинающим разговор именно так. На ее лице отчетливо проскальзывает шок, после чего сменяясь надутым безразличием. Раздражает. То, что все вокруг прячутся за маской, словно чувствовать — это дико. Что-то за гранью разумного. Человеческая чета. Слабость. Раздражает и то, что под всеобщим влиянием он сам становился таким. Натянутым, с блестящей улыбкой, в идеально сидящем смокинге, волосами, достающими до плеч, и глазами, в которых сгорели все звезды. Вот оно — жалкое подобие своей матери и копия гребаного отца. Адриан Агрест, приятно познакомиться. Он не хотел быть таким. — Почему ты такой грубый? Может, я смогу развеселить тебя? Только сейчас он смотрит на нее: определенно девушка, лет двадцати с длинными рыжими волосами и лукавой улыбкой на пухлых губах. Красное платье, которое так не сочетается с цветом ее волос, было одновременно и элегантным, и вызывающим. Слишком. На манер начинающим моделям. Они словно еще не решили, каким путем будут пробиваться вверх, посему стараются выглядеть так, будто готовы ко всему. Кривится, отхлебнув из горла коньяк. Был ли в ее словах сексуальный подтекст, Адриан не знал. Думать об этом совсем не хотелось. — Не сегодня. Не сегодня Черт побери, не сегодня. — Милый, ты поужинаешь с нами? Тонкая и до боли холодная рука коснулась плеча. В его планах вновь уйти в небытие с бутылкой чего-нибудь спиртного (абсолютно без разницы чего именно) Потому что он не вынесет этого снова. — Не сегодня, мам. Именно это Агрест сказал ровно два года назад, не подразумевая, что эти три гребаных слова будут последними, что он смог сказать. Последними, что она смогла услышать. — Может, тогда встретимся как-нибудь? Запиши мой номер. — Может, тогда завтра? Я приготовлю индейку. Завтра. — Да, конечно.. Видимо, будучи слишком рассеянным и углубившимся в воспоминания, он произнес это вслух. Лицо девушки просияло и она практически подскочила на диване, не обращая внимания или же попросту не заметив растерянности в глазах парня. — Меня зовут Роу, — быстро чиркнув номер на желтом стикере, она вручила его блондину, который принял, оставаясь полностью уверенным в том, что избавится от него сразу же на выходе из бара, — еще увидимся, красавчик, — встает, поправив подол платья, и уходит, не забыв подмигнуть. Не спрашивает его имени, потому что и так знает наверняка. Здесь его все знают. Оставляет Адриана наедине со своими мыслями, что в последнее время слишком опасно. И до одури затягивающе. Чересчур далеко. Завтра… Уже может быть слишком поздно, Адриан. Почему ему не сказали об этом два года назад, черт возьми?!

***

В этом году июнь был в особенности ужасным. Причиной сего может быть либо чересчур солнечная погода, либо грядущий показ новой коллекции отца, который будет выпускаться по всей чертовой Европе. А если и повезет, то и по Америке (а ему повезет). Гребаный контракт, от которого он сможет избавиться только через четыре месяца. Четыре, мать его, месяца. Вновь отхлебывает коньяк, чувствуя, как жидкость обжигает горло. Бутылка уже подходила к концу, а стоять на месте ровно становилось довольно трудно. Чертовски здорово. Он ни за что не пойдет сейчас домой. Взгляд падает на стикер, на котором номер телефона аккуратным почерком. Не собирается звонить, все равно почему-то убирая его в карман. Потом разберется с этим. Ему нужно к ней. Не помнит, как добрался до кладбища и нашел ее могилу, на которой не был со дня похорон. Не помнит, как врезался в какой-то столб, больно ударившись лбом. Это неважно. В глазах печет, а в руках букет лилий, которые она так любила. В голове нет мыслей, нет правильных слов, чтобы сказать, насколько больно ему сейчас. Насколько разрущающе страшной оказалась для него эта потеря, потому что он трус. Единственное, что он делает — бездумно смотрит на могилу самого дорогого ему человека и роняет слезы. Так по-детски, но, возможно, хотя бы эмоциями он сможет выразить то, что чувствует, если сейчас не способен на слова. Сегодня он должен быть именно здесь. Рядом с ней. И всегда должен был. Оставить букет здесь и забыть об этом. Вернуться в особняк и нарваться на разозлившегося отца. Споткнуться, тем самым разозлив его еще сильнее. — Прекрати вести себя подобным образом. — Прекрати указывать мне, что делать. Мама уже и так пострадала от твоих указов. О мой бог. Адриан не хотел этого говорить. Он планировал молча скрыться в своей комнате, однако гадкие слова вырвались сами по себе. В самом деле, ничего хуже он, казалось, еще не произносил. Лицо Габриэля ошарашенно вытянулось, словно он не верил, или же надеялся, что ослышался. Пожалуйста, пусть Адриан тоже ослышится. — Я не… — Мы поговорим об этом после, — нарочито медленно и спокойно выговаривает отец, выделяя последнее слово, — Адриан, хочу тебя познакомить с твоим ассистентом на ближайшие четыре месяца. «Мой кто?» Только сейчас замечает девушку, стоящую по правую сторону от отца. Весь ее вид выражал крайнее недовольство Адрианом. Словно она предпочитает быть где угодно, но только не здесь: сложенные руки на груди, хмурый взгляд и приподнятый подбородок. Она могла бы показаться ему сексуальной, если бы не чересчур детские черты лица и низкий рост, что делают пугающее зрелище чертовски нелепым. К тому же, она явно китаянка, пусть и с голубыми глазами. Внимательно изучив ее, Агрест убедился, что ему не нравится то, что он видит. Абсолютное разочарование и полное противопоставление его вкусам. — Она будет следить за твоим расписанием во время твоего нахождения в туре. Плюс ко всему, Маринетт будет отчитываться мне о каждой промилле, которую ты употребишь. И, Адриан, тебе очень сильно не повезет, если в твоем организме будет хоть одна. Лицо Маринетт сверкает злорадством, она даже не пыталась его скрыть.Чертова дура. — А посимпатичней ассистентки не нашлось? Отец, я думал у тебя есть вкус в этом деле. Наконец. Глаза брюнетки наполняются яростью, смешанной с обидой. — Ничего другого от вас не ждала, мсье Агрест. Вот только быть красивой и никому не нужной куклой ваша прерогатива, а не моя. Это было неожиданно. По крайней мере, сейчас тот вид, который она пыталась построить, был несколько оправдан. Она действительно могла ответить, если не убежала в слезах при первом же оскорблении. Своеобразный вызов для него.