Дефне Омера

Душа, ты волнуешься снова? Но в этой безумной игре Из сотен едва ли десять Вернутся, не погорев. И ангелы делают ставки И, не дыша, глядят, Как демоны — мою душу Закладывая — галдят. (Эмили Дикинсон)       Ночь опустилась на Рим. Неотвратимо. Неизбежно. Точно так же, как и то, что она с собой принесла. Сегодня, сейчас, в самом центре вечного города, который бил своей неиссякаемой энергией, Омеру хотелось выть от мыслей, не оставлявших его ни днем, ни ночью. Он жил здесь уже некоторое время. Месяц? Два? А какая, собственно, разница? Купив роскошный пентхаус. с выходом на террасу, с которой открывался изумительный вид на Алтарь Отечества, Омер заживо замуровал себя в нем. Он ненавидел здесь все — слепящий белый цвет обстановки, словно разъедающий его мозг, пейзаж за окном, красоту которого теперь уже не был в состоянии оценить, и самого себя, потерявшего самое дорогое, что у него было… Он разучился видеть красоту мира, разучился ощущать вкус жизни. Его солнце померкло, мир погрузился во тьму.       Омер допил вино прямо из горлышка и неуклюже поставил бутылку на стол. Не удержав равновесия, та покатилась и бесшумно приземлилась на пушистый ковер рядом с подругами по несчастью. Да, он снова пил, как и каждый вечер со дня своего приезда. Пил, чтобы унять невыносимую боль, чтобы заглушить память, чтобы не видеть сны. Но все было бесполезно. Стоило лишь на мгновение закрыть глаза, как Омер снова и снова видел то, что и без того помнил отчетливее всего — свою свадьбу. Сны, реалистичные и невыносимые, не позволяли ему очнуться, пока он не досмотрит до конца.       Вот и сейчас, мужчина обреченно вздохнул — вина больше не осталось. А значит, пришло время брести к дивану — на кровати он спать не мог — и отдаться во власть тому, чему противостоять не в силах. Это его расплата, цена, которую он будет платить до конца жизни за то, что не сберег ЛЮБОВЬ.       Едва голова коснулась подушки, как дыхание Омера стало сначала замедляться, пока он погружался в сон, а потом становится все более быстрым и рваным, будто мужчина бежал, и ему не хватало воздуха.       Мгла постепенно рассеивалась, и вот уже перед взором возникла знакомая картина. Роскошная усадьба Саида Халим Паши, украшенная к их самому счастливому дню. Самые близкие и родные — гости на свадьбе. И она — его ангел, сошедший с небес. Его Дефне. Дефне Омера. Лучшая женщина в мире, подарившая ему свою любовь, согласившаяся стать его женой и матерью их будущих детей. Он так долго об этом мечтал, что не мог поверить — этот день, наконец-то настал. Еще несколько минут, и они дадут ответ на самый простой, самый главный вопрос — ДА!       Омер подвел Дефне к лестнице. Еще несколько мгновений и они выйдут к гостям. Церемония начнется и они, наконец, станут СЕМЬЕЙ. Восторг предвкушения переполнял его.       — Дефне, — произнес он, заглядывая в глаза любимой. — Отныне наша жизнь будет такой. Когда толпа разойдется, останемся только мы. Мы вдвоем. Мы всю жизнь будем вместе. Мы будем делить один и тот же день, одну и ту же ночь, одну и ту же жизнь. Со счастьем и доверием. Пройдут года. И мы сохраним все, не уменьшая и не делая старым. Снова вместе. И я опять буду считать себя везунчиком. Потому что ты будешь рядом. Потому что смогу быть вместе с тобой. Хорошо, что ты есть, любимая.       Его ласковый взгляд, его искренняя радость, его доверие — все это вдруг, в один миг, пробило броню Дефне. Омер легко прикоснулся губами к ее щеке. Последний счастливый миг. Дефне будто окаменела. Омер нахмурился. Он что-то не то сказал?       Собравшись с духом, Дефне подняла на него виноватые глаза, и смело встретилась взглядом с любимым. Сейчас. Пока не передумала.       — Омер, мне надо кое-что сказать тебе…       Их прервал свадебный распорядитель. Девушка подгоняла молодых — пора. Все еще не ожидая плохого, Омер вел свою невесту к гостям, волнуясь, как мальчишка. Под звуки музыки и аплодисментов, под вспыхнувшие фейерверки, они вышли на балкон. Словно королевская семья, они смотрели на близких и друзей, пришедших разделить их счастье. Прекрасная, но печальная нимфа и улыбающийся красавец-принц.       Столько долгих месяцев она жила в страхе и вот снова боится. Боится того, что собирается сделать. Но дальше так нельзя. Она не должна. Не имеет права.       — Все началось с игры, — выпалила она, страшась посмотреть на Омера.       Он медленно повернул голову и посмотрел на нее. Почему-то он сразу понял, о чем она. Удивился? Нет. Он столько раз спрашивал, так мучительно искал ответ. Почему она не решилась раньше?       Почему именно сегодня? Да, какая теперь разница? Ты же хотел правду Омер, вот и слушай. И он слушал. Слушал, пока вел ее к алтарю, а на самом деле сам восходил на эшафот. Он еще не знал, чем закончится ее рассказ и сегодняшний вечер, но уже понимал, обратной дороги у них не будет. Чувства и мысли отключились. Осталось лишь сознание, хладнокровно воспринимавшее откровения Дефне. С каждым шагом, с каждой фразой, холод в душе становился все пронзительнее.       — Ты должен был жениться. Для этого госпожа Нериман нашла меня. Сделала предложение. Предложение ценой в 200 000 лир. У моего брата был долг. Господина Синана попросили скрыть все. Он хотел сказать. Когда Суде узнала….Господин Корай тоже знал. Господин Неджми сказал, чтобы закончилась игра. Я ВЛЮБИЛАСЬ В ТЕБЯ. Из-за этого я постоянно убегала, боролась, лгала…       Вот и конец пути, конец ее исповеди. Остановившись у Алтаря, Омер помедлил мгновение и все же посмотрел на нее. На любящую, на предавшую. Дефне смотрела на него глазами, полными слез. Вот и все, все сказано. Что теперь будет? Какое решение он примет?       Он видел. Все видел и понимал. И страх ее, и отчаяние, и ожидание его решения… В тот момент, Омер был уверен, что абсолютно холоден и бесстрастен. И решение он принял быстро, точно, безапелляционно. Точно так же, как и всегда.       С трудом выстояв церемонию и сказав пресловутое «Да», он не обманул ни Дефне, ни остальных «сообщников». Все почувствовали подвох и не ошиблись. При первой же возможности, он оставил гостей и направился в комнату, где совсем еще недавно, всего каких-то пару часов назад, предвкушал, как будет владеть любимой навсегда, с гордостью называя своей женой.       Сейчас же с отвращением отдернул руку, стоило Дефне прикоснуться к ней. Он вбежал в комнату и бросился искать телефон.       — Омер… Омер, пожалуйста…выслушай… — она пыталась уговорить его понять.       Но что тут понимать? Все и так предельно ясно. Всё, во что он верил, было ложью. Все, кому он верил — лгали.       Наконец он нашел телефон! Привычные движения пальцев помогали не терять связь с миром, хотя сознание было в каком-то анабиозе.       — Алло. Девушка, мне нужно такси. Срочно!       В этот момент в комнату влетела тетушка.       — Омер, что такое? Куда вы пропали? Гости хотят видеть танец молодых… — Нериман резко замолчала, увидев лица Омера и Дефне.       Догадка мелькнула, но женщина предпочла отогнать ее. Не может быть.       — Оооо, Нериман ханым! Сам главный кукловод пожаловал!       — Омер, я не понимаю…       — Да все ты прекрасно понимаешь, тетя! — Его крик заставил поежиться женщин. — Я все знаю, прекрати этот фарс!       — Омер. Омер, ты должен выслушать! — тетка протянула к нему руки.       — Я ничего не должен. Единственное, чего я хочу, это больше никогда не видеть никого из вас.       В этот момент в комнату заглянули Неджми, Синан и Корай, прибежавшие на крик.       — Омер, сынок, что происходит?       — Сынок? Сынок?! Дядя, ты продал меня за 30 серебряников! И после этого еще смеешь называть сыном?!       — Аа. Омюш все знает? — Как всегда не вовремя снизошло озарение на Корая.       — Ах, да, ты же у нас тоже в сговоре. Вся компания в сборе? Или есть еще действующие лица? Хотя нет, не так. Есть ли в Стамбуле еще хоть кто-то, кроме меня, кто не был в курсе происходящего?       — Омер, братишка, все не так.       — Серьезно? А как? Как, Синан?! — У Омера была истерика, и он даже не пытался себя остановить.       — Вы посмеялись надо мной. Растоптали. Осквернили все, во что я верил. Отныне, я не желаю ни видеть, ни знать никого из вас.       Схватив свои вещи, он направился к двери. Все это время молча плакавшая Дефне, бросилась ему наперерез.       — Омер! — Ее руки так привычно обвили его шею. Она прижалась к груди мужа и отчаянно зашептала. — Любимый! Жизнь моя! Я люблю тебя! Больше всего на свете. Люблю! Прости меня, умоляю!!!       От этого стало еще больнее. Гордость Омера и так уже билась в агонии. Схватив ее руки и расцепив, он оттолкнул ее от себя.       — Не смей! Не смей ни прикасаться ко мне, ни приближаться. Я больше не желаю знать твоего имени.       — Омер, любовь моя! Выслушай меня хоть раз! Ведь ты сам сказал «Да» там, у алтаря… Дай мне шанс все объяснить, — слезы текли по ее прекрасному лицу, застилая все вокруг пеленой. Все, кроме ненавидящего взгляда мужчины, ставшего смыслом ее жизни. Эту ненависть не в силах были скрыть боль и слезы. Эту ненависть она сама поселила в любимых черных глазах.       — Шанс? О чем ты говоришь? Я завтра же подам на развод и больше тебя никогда не будет в моей жизни! — Он развернулся и сделал шаг в сторону двери.       — ОМЕР! — Она снова попыталась остановить его. — Умоляю… Ради нашей любви…       — Любви? Ты ЭТО называешь любовью? — С горечью произнес он. — Я поставил тебя выше всех людей, я готов был меняться ради тебя, я мечтал сделать тебя счастливой. А ты уничтожила меня. Меня больше нет. И тебя больше нет. — Он отвернулся и, не глядя в ее сторону, произнес — Прощай…       С этими словами Омер вышел из комнаты и решительно направился прочь.       — Омер! Омер! Омер…. — ее крик рвал остатки и без того растерзанной души в клочья.       Бежать! Скорее бежать отсюда прочь! Пока не поверил снова ее лживым слезам. Пока не бросился утешать ее и осушать слезы своими губами. Пока не передумал. Нет! Тут же одернул он себя. Он не передумает, потому что думать тут не о чем. Все кончено. Как и он сам. Омер Ипликчи больше не существует. Он исчез там, в объятиях той, что сейчас его горько оплакивала….       Всю дорогу до аэропорта, сам полет, и даже несколько дней после прилета Омер не помнил. Помнил только одно — непроходящую боль, которая становилась все сильнее с каждым днем.       Его разрывало на части от осознания произошедшего и от безумного желания вернутся к ней. Это было похоже на наркотическую ломку. Временами Омер был готов бросится назад, в Стамбул, забыв обо всем схватить ее в объятия, вдохнуть аромат волос и прекратить эту агонию. Лишь бы больше не мучится так.       Гордость его была ранена смертельно. Но это было ничто по сравнению с кислородным голоданием. Омер уже давно знал, что без Дефне жить не может, не умеет. И это не образная фраза. Это его приговор. Его диагноз. Не в силах вынести без нее и нескольких часов, Омер обрек себя на пожизненное отречение. Круг замкнулся. Створки его личного ада за спиной — тоже. Он сжег все мосты и обратной дороги нет, даже если захочется ее найти.       И ему хотелось. Невыносимо! Сначала он не хотел себе в этом признаваться. А потом понял, что бессмысленно отрицать. Без Дефне его нет.