Согреть твои озябшие руки

Приказы, распоряжения, акты и ещё целая кипа разных документов нетронутыми лежали на столе. Вчера ещё она планировала разобраться с ними, а в итоге сегодня к ним даже не притронулась. Как можно было сосредоточиться на работе, когда в душе и мыслях творилась такое? Её кабинет, который до сегодняшнего дня помогал сосредоточиться и привести мысли в порядок, превратился в клетку. Её все раздражало: прямые углы, идеально расставленные книги на полках, порядок на столе. В который раз она попыталась прочесть один из актов, но буквы плыли прямо перед глазами. Сердце предательски стучало в груди, к горлу то и дело подступала тошнота, аппетит вовсе пропал - нервы были на пределе. Она просто боялась ошибиться: не так давно её предал, как ей казалось, любимый и родной человек, а тут появляется Павел и вдруг просит её руки - крайне нелогичный поступок; они слишком мало времени вместе. Её размышления прервал стук в дверь, отчего она вздрогнула. - Входите, - ответила она сиплым голосом. Она не хотела никого видеть, с кем-то общаться, разве только... Дверь открылась и на пороге возник никто иной как бывший хозяин отеля. Софья не смогла сдержать улыбки. Молча он подошёл к её столу, наклонился, нежно и коротко поцеловал её губы. - Я подумал, что тебе это сейчас нужно. Из-за спины он достал упаковку клубничного мороженого. - Жизненно необходимо! Они ели пломбир, Павел в обычной манере рассказывал ей одну из увлекательны историй его жизни. Софья слушала и невольно наблюдала за ним, четко осознавая тот факт, что она не хочет отпускать его из своей жизни. Павел тогда сказал удивительно правильную вещь: "Вы слишком много думаете - это ваша ошибка". Это действительно было так, она это понимала, но по-другому не могла. И, если бы не Паша, который привык поддаваться порыву чувств, действовать сгоряча, идти напролом, их бы отношению были бы загублены Софией на корню. Может, она, действительно, ждала именно такого человека, который бы уравновешивал и дополнял её. Удивительно, но с каждым днём она все больше чувствовала, что не может без него. Она не хочет без него. Может, все-таки попробовать, хотя бы раз жизни, отключить голову? - Паш, - она остановила поток его рассказов, который она перестала улавливать. - Слушаю вас, София Яновна, - он неосознанно взял её за руку, как тогда в больнице: видимо интуитивно боялся, что она может уйти. - Я люблю тебя! - это говорило её сердце. В этот момент оно заглушало все мысли. Павел молчал, словно статуя сидел неподвижно, все ещё не отпуская её руку, и молчал. "Все-таки зря", - пронеслось у неё в голове, сердце сжалось и предательские слезы навернулись на глаза. Она не могла вытерпеть его пронзительного взгляда и опустила голову, уставившись на упаковку с остатками растаявшего мороженого. - Извините, Павел Аркадьевич, мне надо работать, - ответила она, надеясь, что он уйдёт раньше, чем слезы покатятся у неё из глаз. Она же была "железной леди", которая всегда держала чувства под контролем. - Господи, София! - Павел, наконец, очнулся, когда почувствовал, что она встала и попыталась высвободить свою маленькую кисть из его широкой ладони, - я точно безнадежный случай, - процитировал он недавно сказанную им фразу в лифте. Он поднялся с дивана, встал напротив неё; слишком близко. - София Яновна, я люблю тебя! - Паша прошептал это так, чтобы его слова могла услышать только она, - ты моё все! И я люблю тебя.