Анна и частный детектив

- Аннушка, у вас найдется мед? Витя немного простужен, и я хочу дать ему на ночь теплого молока с медом, - обратилась Мария Тимофеевна к дочери. - Маша, да не нужен мне никакой мед, - запротестовал Виктор Иванович. - Я сейчас с зятем и братом чуток водочки с перцем выпью – и все как рукой снимет. Но Марию Тимофеевну мнение мужа в данном вопросе явно не интересовало. - Анна, так как насчет меда? – повторила она свой вопрос. - Ой, мама, извини, меда у нас нет. Яков Платонович его не любит, я тоже не очень. Я и не подумала его купить. - Анна, причем тут любит или любит? Я тебе много раз говорила, что мед в доме – вещь совершенно необходимая и должен быть всегда, - нравоучительным тоном обратилась к дочери Мария Тимофеевна. – Как чувствовала, что надо было захватить баночку из дома. Нам как раз недавно привезли настоящий алтайский. Ну да ладно, - махнула она рукой, - в следующий раз привезем. Анна, явно чувствуя облегчение, переглянулась с мужем и продолжила накрывать на стол, а Яков сжал губы, чтобы скрыть рвущуюся улыбку. Когда полчаса назад они все поднялись в квартиру, их с Анной жилье подверглось весьма пристрастному интересу Марии Тимофеевны. Сначала Яков, было, подумал, что она оценивает, достойна ли его берлога ее единственной драгоценной дочери, но потом он быстро осознал, что теща инспектирует, насколько хорошей хозяйкой является сама Анна. Отсутствующий в доме мед стал десятым по списку недочетом, который Мария Тимофеевна обнаружила в хозяйственной деятельности дочери. Правда, представления тещи о женской хозяйственности несколько расходились со среднестатистическими. Например, факт, что у Штольманов есть помощница по хозяйству, она восприняла как само собой разумеющийся. Ее, скорее, смутило, что та приходит всего два раза в неделю, а не занята полный рабочий день, но, видимо, она это списала на то, что у них с Анной квартира, а не дом. «Лучше ей не говорить, что Анна предлагала вообще отказаться от услуг домработницы. Для Марии Тимофеевны это явно было бы совершенно скандальным», - ухмыльнулся про себя Яков, а потом снова похвалил себя за то, что уговорил жену, которая была готова полностью взять на себя заботы по дому, оставить все как есть. Правда, теперь для домработницы Светланы объем работы резко сократился, поскольку Анна старалась как можно больше делать сама. Размышляя об этом, Штольман параллельно помогал жене накрывать на стол для небольшого спонтанного семейного торжества. - Яков Платонович, достаньте, пожалуйста, соленые огурцы из холодильника, - попросила его Анна, разогревавшая на сковородке отбивные. – Нет, не там… Яша, банка на нижней полке. Штольман заметил довольные взгляды, которыми обменялись старшие Мироновы. От них не ускользнуло, что Анна потихоньку начинает обращаться к мужу на «ты» и по имени, что их явно порадовало. Яков, как и просила Анна, достал банку с огурцами, а заодно и банку икры. Он вспомнил, каким сюрпризом для него стало обнаружить, что его жена, отличающаяся крайне скромными, почти аскетичными запросами, питает слабость к красной икре. Сам-то он с детства терпеть не мог этот продукт, но, случайно выяснив пристрастие жены, взял за правило, чтобы в доме постоянно была баночка-другая икры, и регулярно находил повод ее открыть. Анна неизменно удивлялась гурманским привычкам мужа, но сопротивляться соблазну любимого продукта не могла. Спустя еще несколько минут все, наконец, было готово, и хозяева с гостями расселись за столом. После недолгого момента оживления, когда все наполняли тарелки, бокалы и рюмки, над столом повисла немного неловкая тишина. Никто не приступал к еде. Все думали об одном и том же, но никто не мог начать разговор. Наконец, молчание прервала Мария Тимофеевна. - Яков Платонович, если вы не можете обсуждать произошедшее при всех, мы можем выйти, и вы поговорите с Виктором, - совершенно спокойно предложила она. Штольман с уважением и симпатией взглянул на нее – теща неожиданно открылась ему с совершенно новой стороны. Она обычно была настолько напористой и даже несколько бесцеремонной, что ему казалось, что она просто не умеет чувствовать существующие рамки и границы. Однако, судя по всему, за более четверти века замужества за адвокатом она вполне усвоила понятие профессиональной конфиденциальности. - Мария Тимофеевна, я действительно не могу во всех деталях обсуждать произошедшее, поскольку это связано с расследованием, которое я веду. Однако общую канву произошедшего я вполне могу рассказать. Мария Тимофеевна и Петр Иванович издали негромкие радостные возгласы, поскольку их явно разбирало любопытство. Виктор Иванович с сосредоточенным видом откинулся на стуле и приготовился внимательно слушать, а Анна, на которую Яков бросил короткий взгляд, смотрела на него просто ждущим взглядом. Вид у нее был довольно измученный, последние сутки дались ей нелегко. - В рамках своего нынешнего дела я сейчас занимаюсь активным сбором информации. Вчера я обратился к одному своему давнему знакомому… - Этот Геннадий Савельев? – тихо уточнила Анна. Яков кивнул. - Да. Мы с Савельевым были знакомы уже довольно много лет. Он был мелким бизнесменом-посредником, который крутился в самых разных московских кругах. Бизнес у его всегда шел так себе, тем более его подводила слабость к алкоголю, но он действительно знал всех и все, так что я достаточно регулярно обращался к нему как к неплохому источнику информации. Вчера мы встретились у него в офисе. Он был уже слегка навеселе. Мы поговорили минут десять, а потом я ушел. А через несколько минут после того, как я вышел из его офиса, Савельев вывалился из окна своего офиса на седьмом этаже и разбился насмерть. - И полиция решила, что это была неслучайность? - Да, тем более, что записи видеокамер в вестибюле бизнес-центра были не в мою пользу. После того, как я вышел из его кабинета, я зашел – прошу прощения за неуместную тему за столом – в туалет, а затем еще на несколько минут задержался в коридоре, посматривая свои записи. В результате система безопасности бизнес-центра зафиксировала, что я вышел из здания буквально через три минуты после выпадения Савельева из окна. - И вы в тот момент так и не узнали, что тот погиб? - Не узнал. Савельев упал с другой стороны здания. Плюс я вышел и уехал до того, как в самом бизнес-центре поднялся шум из-за происшествия. В общем, крайне неудачное стечение обстоятельств. Но у меня действительно не было доказательств, что последние минуты жизни Савельева я провел не с ним в его кабинете, а в другом месте. Так что у следствия были все основания заподозрить меня в убийстве. - И как же все решилось? – азартно спросил Петр Миронов. - По совокупности обстоятельств, - улыбнулся Штольман. – Во-первых, я постарался по максимуму вспомнить, мог ли меня кто-то видеть в туалете и коридоре бизнес-центра, и сообщил эту информацию следствию. Полиция проверяла мои слова весь день – и нашла свидетелей, которые подтвердили мои слова. Во-вторых, у меня отличный адвокат, который не первый раз вытягивает меня из передряг. Ну, а в-третьих, сегодня к вечеру следствие обнаружило, что на крыше соседнего здания расположена видеокамера, и окно офиса Савельева попадает в ее обзор. В общем, подняли видеозапись за вчерашний день, и выяснилось, что имел место чистый несчастный случай. Савельев решил покурить на свежем воздухе. Распахнул окно, сел на подоконник, но, видимо, под действием алкоголя не удержал равновесие и выпал. - Ужас какой, - с придыханием произнесла Мария Тимофеевна, но в ее тоне совершенно явственно слышалось облегчение по поводу того, что для Штольмана все закончилось благополучно. - А что с информацией, что вам сообщил Савельев? – как бы между прочим поинтересовался Миронов-старший. – Есть что-нибудь интересное? Штольман пожал плечами: - Посмотрим. С ней поработать надо. - Между прочим, Яков Платонович, вся эта действительно ужасная история, - раздался довольно ехидный голос Анны, - является наглядной иллюстрацией для нашего вчерашнего разговора. - Ты о чем, Аня? – не понял Яков. - О том, что в жизни бывают и просто совпадения, - с улыбкой намекнула ему жена на их давешний спор. Штольман рассмеялся, почувствовав невероятную легкость на сердце, затем привлек жену к себе и ласково поцеловал в переносицу. - Поговорим об этом попозже, родная. В ответ Анна тоже тихо рассмеялась и легко коснулась его еще чуть влажных после душа волос, а потом смутилась, обнаружив, что ее родственники смотрят на них с Яковом почти умиленными взглядами. Некоторая неловкость, висевшая над компанией, окончательно развеялась, и оставшийся вечер удался. Правда, длился он недолго, поскольку Мироновы были измотаны дальней дорогой, а Штольманы – бессонными сутками сплошной нервотрепки. В какой-то момент Анна выскользнула из гостиной, где они сидели. Как позже выяснилось, она постелила дядюшке в кабинете Якова. Правда, только она и Штольман знали, что руководствовалась она при этом не столько долгом хозяйки, сколько нежеланием посвящать в детали их отношений своих родных. А у тех бы точно возникли вопросы, если бы они обнаружили следы ночевок Якова в кабинете. Почти сразу после этого начали клевать носом и родители Анны, так что все дружно решили отправиться спать. Не было еще одиннадцати вечера, когда в квартире воцарилась тишина и темнота. Анна, стараясь не шуметь, вышла из ванной и направилась в спальню. В комнате горело бра в изголовье, а Яков ждал ее, сидя в постели. - Привет, - тихо сказал он ей. – Как там твои? - Привет, - также тихо ответила она. – Спят. Очень устали за сегодня. - На тебе тоже лица нет. Ты вообще этой ночью не спала? – встревоженно поинтересовался Штольман. - Не могла уснуть, - призналась Анна, снимая халат и оставаясь в ночной сорочке привычного фасона, как будто целиком взятого из девятнадцатого века. - Ничего, что я занял эту сторону кровати? Я не знал, какую ты предпочитаешь. - Все хорошо, - улыбнулась Анна, забравшись на постель и сев рядом с Яковом. В спальне наступила тишина. Анна ждала. Тут она обратила внимание, что на Якове надета футболка. В памяти всплыл тот случай несколько месяцев назад, когда она его разбудила рано утром. Он тогда ей открыл дверь одетый в одни брюки. Было очевидно, что он спал без майки. У Анны возникло нехорошее смутное предчувствие по поводу его футболки и предстоящей ночи. - Яша… - настороженно начала она. - Аня, я думаю, что нам не стоит сегодня этого делать, - не дал ей договорить Штольман. - Почему?! – возмущенно выдохнула Анна. - Ну, во-первых, ты совершенно измотана, полутора суток не спала. - И что? – продолжила негодовать та. - А во-вторых, в гостиной за стеной спят твои родители. - Ну и что?! - Ты почему шепотом говоришь? – также негромко поинтересовался Штольман. - Родители рядом спят. Не хочу их разбудить… - Анна резко осеклась. - Вот и я о том же, - мягко сказал Яков. – Я не хочу, чтобы ты думала о них, о том, что надо вести себя тихо, чтобы не разбудить их, чтобы они нас не услышали. Я сам не хочу думать ни о чем, кроме тебя, кроме нас, в наш самый первый раз. Завтра утром они уезжают, и у нас будет столько времени и возможностей, сколько мы захотим. По мере того, как Яков говорил, Анна сначала розовела, потом краснела, в глазах ее засверкали молнии. Когда он закончил, ее хватило только на то, чтобы тихо зашипеть: - Бред какой-то! После чего она демонстративно улеглась, повернувшись спиной к мужу, и затихла. Она услышала, как Яков тоже лег рядом с ней. В спальне царила полная тишина, но Анна чувствовала, что муж не спит и смотрит на нее. Наконец, она не выдержала и повернулась к нему лицом. Яков действительно не спал и смотрел на нее. Он глядел на нее спокойным и глубоким взглядом. - Яша, что с тобой? – слегка встревоженная спросила она мужа. - Все в порядке. Просто я очень счастлив, - таким же мягким и спокойным тоном ответил он ей. Его слова и его голос окончательно потушили тот игрушечный гнев, который Анна сама в себе распалила. Она придвинулась к мужу поближе, и они просто стали смотреть друг на друга. Потом Анна легонько, едва касаясь, дотронулась до лица мужа, провела кончиком пальца по бровям, скуле, спинке носа, твердой линии подбородка, обрисовала изгиб губ. Только здесь Яков позволил задержать пальчик Анны поцелуем. А так он лежал, не шевелясь, давая ей возможность исследовать себя. Анна спустилась пальчиком ниже – проведя незримую линию по шее вниз, остановилась на ямке в основании шеи и скользнула уже всей ладонью по плечу поверх футболки. Все ее движения странным образом были и невероятно чувственными, но в то же время не служили целью для соблазнения, не были сексуальной игрой. Анне просто было любопытно. Она вся была наполнена чувственным и одновременно невинным любопытством. Якову очень хотелось последовать ее примеру, но он точно знал, что уж его изучение тела Анны никак не останется невинным. Он и так с трудом сохранял самоконтроль, собрав все свои силы. Анна же, не зная переполнявших его мыслей, продолжала свое исследование. Она вернулась к шее мужа, положив на нее свою ладонь и почувствовала, как перекатился кадык Якова под ее рукой, когда он судорожно сглотнул. Потом она скользнула в ворот его футболки и прошлась плавным движением по ключице мужа. Тут Яков не выдержал и привлек Анну к себе, заключив ее в объятия. Он был намерен выполнить свое решение, но ему уже просто невыносимо хотелось, ему было нужно почувствовать ее, ее тело в своих руках. Анна же воспользовалась их сближением, чтобы продолжить свои изыскания. Она медленно провела рукой по его груди, животу, ощущая под тканью плотное мускулистое тело, а потом осторожно скользнула снизу под футболку. Якову казалось, что он не выдержит. Тут он взглянул в лицо Анны и понял, что она находится в состоянии чувственной полудремы. Огромная усталость последних двух суток навалилась на нее, и она погрузилась в состояние полузабытья. Она была как девочка, засыпающая в компании своего любимого плюшевого мишки. «Я - очень особенный плюшевый мишка для очень особенной взрослой девочки», - промелькнула в голове Штольмана мысль, которая заставила его фыркнуть от смеха и слегка уменьшила то дикое напряжение, в котором он находился. Тут он почувствовал, как ладонь Анны начала скользить по его спине под футболкой. Яков сделал единственное, что мог, чтобы открыть ей доступ к своей спине. Он слегка навалился на Анну, уткнувшись ей лицом в ямку между шеей и плечом, позволяя своим губам не целовать, а просто касаться нежной кожи. Прошло еще несколько минут сладкой муки, когда Анна касалась, исследовала, ласкала каждый сантиметр его спины. Ничто не укрылось от ее нежных рук – ни плечи, ни крылья лопаток, ни позвоночный столб. Когда Анна плавно провела кистью вверх и вниз Якову по позвоночнику, он понял, что всему есть предел и его предел именно тут. - Плевать на родителей за стенкой, - свистящим шепотом пробормотал он. Но тут он почувствовал, как рука Анны на его спине безвольно упала. Яков поднял голову и в неярком свете лампы увидел, как Анна из своей полудремы погружается в сон. Это заняло какую-то пару секунд прямо у него на глазах. Только что она балансировала между сном и явью, а вот – уже глубоко спит. Штольман осторожно перекатился, не разжимая объятий, и какое-то время просто смотрел на спящую Анну, прислушиваясь к ее дыханию и чувствуя, как сам успокаивается. Потом так же осторожно, чтобы не разбудить девушку, протянул руку и выключил бра над головой.