Хранители библиотеки Древних

      Я ушел на кухню, поставил греться чайник. Когда вернулся, увидел юношу, стоявшего посреди комнаты и прижимавшего к груди фотографию Стефи.       — Мы должны поехать к Захии, — настойчиво попросил Сахемхет. — Он откроет для меня гробницу Птаххетепа. На один день — но откроет!       — Боюсь, что вместо понимания, он натравит на тебя полицию. А это не лучший вариант в нынешней обстановке.       — Отнеси свои записи надежному человеку. Завтра утром. Если со мной или с нами что-то случится, пусть опубликует в газетах. Моя жизнь ничего не стоит, особенно сейчас, — с невыносимой грустью в голосе прошептал принц. — Если у Захии осталась честь, то он не тронет нас, если нет — никто и ничто уже не спасет... Ни в Каире, ни в Лондоне. Я знаю…       — Как скажешь.       Отчаяние и рассудительность — две абсолютно несовместимые вещи, особенно, если речь идет о человеке, потерявшем близких. Я решил всеми правдами и неправдами оттянуть визит к доктору Хавассу и наш отъезд из страны. Впереди были выходные, поэтому Сахемхет не должен остаться со своей болью один на один — разделю ее с ним, чтобы было легче, или отвлеку бытовыми мелочами. Такое помогало моей матери, когда у нее возникали проблемы.       Однако, все пошло не так, как я хотел. В субботу утром мои планы нарушил звонок доктора Винтера, куратора египетских залов лондонского музея, где я работал, пока в восемьдесят третьем не перебрался в Каир. Коллекционер древностей после смерти завещал собранное за многие годы выставить на всеобщее обозрение. Были необходимы и экспертная оценка новых экспонатов, и организация выставки, в чем имел колоссальный опыт благодаря неутомимому главе Службы древностей Египта. Я сразу же поставил Сахемхета перед фактом, что в понедельник мы оба должны улететь в Англию.       — Едем к Хавассу! — он произнес это с такой решительностью, что вступать с ним в полемику не было никакого смысла.       Только я успел затянуть на шее галстук и взять со стула пиджак, как предо мной во всем великолепии предстал египетский принц. Его волосы были распущены в знак траура, глаза подведены густой черной краской, белая набедренная повязка касалась пола и была закреплена на талии широким расшитым поясом, на обнаженных плечах сверкал разбитыми бусинами воротник из лазурита и бирюзы, довершали облик золотые серьги и два браслета из четырех.              Вызвал машину из ближайшего таксопарка. В ответ на расспросы разговорчивого водителя о внешнем виде одного из пассажиров Сахемхет нахмурился, одарил назойливого человека холодным властным взглядом. Сейчас рядом со мной сидел не простой египетский парень, а потомок древних царей: решительно настроенный, обладающий силой воли, готовый к самой кровопролитной битве до победного конца.              Я не ожидал в выходной застать Захию в своем кабинете, но Бог порой слышит молитвы взывающих к нему. И только мы переступили порог, как в мой адрес полетела полная гнева фраза:       — Джон! Ты обещал увезти его! Как…       — Джон держит свое слово, — бесцеремонно перебил Сахемхет. — Я улетаю с ним в Лондон в понедельник.       — Зачем ты пришел? Да еще так вырядился? — Хавасс переключил свое недовольство на юношу. — Здесь не театральная сцена или клуб исторической реконструкции!       — Ключ от гробницы Птаххетепа! — египтянин протянул руку.       — Нет! Она закрыта для всех, в том числе, и для тебя!       — Я не смогу доказать, что ты причастен к смерти Стефании Аджари… — тихо, очень медленно, четко произнося каждое слово, юноша начал свою речь. — Но трупы из того селения слишком много расскажут независимым экспертам.       Доктор побледнел, сжал кулаки.       — Я умею прощать, — продолжил Сахемхет, — как простил брата, как простил убийц учителя, так прощаю и тебя. Но я могу пустить твою карьеру как ведущего историка Древнего Египта под откос, разрушить идеально подогнанное прошлое этой страны, как землетрясение разваливает жалкую пирамидку современных хвастунов-строителей.       — Ты серьезно? — усмехнувшись, глава Службы древностей парировал удар.       — Мне достаточно выступить в качестве живого свидетеля истории Четвертой династии, и всем твоим экскурсоводам придется переписывать лекции о трех фараонах — строителях огромных пирамид на плато Гиза. А еще расскажу о языке Древних, и почему многие тексты не получается перевести. И еще могу…       — Не докажешь! — Захия сорвался на крик.       — Если бы не мог — не говорил бы об этом! Ключ!       — Хорошо, — было видно, как всегда спокойный доктор Хавасс впадает в панику. — Предлагаю сделку: я даю доступ в гробницу на сутки, а ты молчишь обо всем, что знаешь, пока я жив. По рукам?       — По рукам, — холодно ответил юноша. — Но мы поедем туда вдвоем с Джоном. Если что-то с нами случится, мой записанный рассказ окажется у журналистов. И скандал будет очень громкий.       Глава Службы древностей, скрипнув зубами, положил на стол ключ и произнес:       — Завтра в обед он должен лежать на этом месте.       — Я верну его. Слово Сахемхета. Пойдем, Джон, у нас и так мало времени…       Египтянин с победной улыбкой гордо покинул кабинет бывшего начальника. Я вышел вслед за ним, не забыв громко хлопнуть дверью.       — Никогда бы не подумал, что ты так открыто прижмешь к стене доктора Хавасса. Сказать, что я поражен — ничего не сказать.       — Ты плохо меня знаешь, Джон, — вздохнул юноша. — Даже… совсем не знаешь. И это к лучшему.       В ответ я лишь пожал плечами. Уже в машине спросил, какой инвентарь нам понадобится.       — Длинная плетеная лестница, несколько крепких веревок, десяток корзин, маски, фонари и большой молот, — ответил Аджари.       — А последнее зачем? — удивился я.       — Будем стены ломать. Еще фотоаппарат не забудь и очень крепкий кофе в термосе для себя.              Солнце неумолимо уходило за горизонт, когда мы, сменившие парадную одежду на рабочую, подъехали к гробнице. Старые связи вновь помогли удачно арендовать внедорожник без водителя, ибо и в самом Каире, и в его предместьях за рулем всегда сидел местный — шофер, телохранитель, гид и переводчик в одном лице. Саккарская охрана была предупреждена о нашем визите, поэтому не прибежала на свет фар и грохот железа. Сахемхет первым спустился по веревочной лестнице, по очереди принял корзины со снаряжением. Я надел маску и полез вниз. Оказавшись перед входом, сразу стало понятно, почему Захия так легко сдался: пролом был наглухо закрыт решеткой с толстыми прутьями, прибитой стальными штырями к стене.       — Ты знал об этом? — указал на преграду.       — Нет, — ответил он и в шутку добавил: — Уступаю старшему. Можешь ломать, только не разбей молот, он мне еще будет нужен.       За пару часов активной работы мы расшатали штыри и избавились от решетки. Вошли внутрь. Я снова почувствовал этот знакомый запах свежести. Сахемхет вдохнул полной грудью, улыбнулся, я же сладко зевнул.       — Взбодрись, — он протянул мне термос, — я ведь не вытащу тебя отсюда — ты слишком тяжелый.       — Почему на тебя это не действует? — отхлебнул большой глоток, за ним второй.       — Привыкание организма. На Птаххетепа оно уже не действовало, хотя он касался руками того вещества, когда готовил меня к погребению. Поэтому он умирал долго и мучительно, а так… умер бы во сне в том гробу.       — Что сейчас делаем?       — Фотографируй все стены, а я поищу замурованный проход в хранилище. Джон, покажи ту фреску с Ра и Осирисом.       Мы вошли в комнату с саркофагом, я осветил фонарем две фигуры.       — Это рисовал сам учитель, — гордо произнес египтянин, указывая по очереди на рисунки. — Боги хранили знания в камне, людей же научили делать бумагу и писать на ней, потому что не хотели делиться всеми знаниями с примитивной цивилизацией. Это план гробницы, и вход прямо перед нами. Внизу же путь до библиотеки. Снимай скорее, Джон, сейчас здесь будет огромная дыра.       Сахемхет сел на край саркофага в ожидании, когда я сфотографирую все стены в обеих камерах.       — Я закончил, — крикнул ему.       — Вылезай отсюда! — донеслось в ответ. — Будешь наверху принимать корзины с папирусами.       Я поднимался по лестнице, когда услышал глухие удары молота. Несмотря на истощение, сил у этого юноши вполне хватало для тяжелой физической работы. Неужели неизвестное вещество, которое пропитало каждую клетку его организма, действовало при чрезмерных физических нагрузках подобно адреналиновым энергетикам? Оказавшись наверху, я снял маску и стал ждать сигнала вытаскивать находки. В свете фонаря увидел, как пыль поднимается из шахты. В нос ударил резкий запах свежести, сразу же захотелось спать.       — Сахемхет! — беспокоясь за юношу, крикнул я в шахту.       — Поднимай! — услышал снизу в ответ.       — Кофе положи в корзину! Я уже отключаюсь!       — Готово! Тяни!       Вытянув ее наверх, первым делом я схватил термос и глоток за глотком выпил весь крепкий напиток. Спать хотелось меньше. Отвязал корзину с папирусами, поставил в багажник, конец веревки снова сбросил в шахту. Всего я поднял девять корзин с записями, десятую — с оборудованием. Пока все бережно раскладывал в машине, из шахты вылез Сахемхет. Он протянул мне связанную рукавами рубашку, в которой оказались не поместившиеся в тару свитки. Мы вытащили лестницу и, закрыв решеткой вход, защелкнули замок.       — Домой? — я завел двигатель.       — Конечно, домой, только к тебе. Ночевать в квартире Стефании сейчас не безопасно — ее адрес знают все, а твой новый еще поискать в бумагах надо.       — Никогда бы не подумал, что стану расхитителем гробниц, — произнес с гордостью и добавил уже шепотом, — надеюсь, Захия не узнает про нашу наглость?       — Даже если узнает, он промолчит. У нас договор, — юноша звонко рассмеялся и прищурил левый глаз.              Взбодрившись холодным душем и горячим кофе, всю оставшуюся ночь и утро мы разбирали папирусы, герметично упаковывали в пакеты и раскладывали по моим чемоданам. Для своих вещей я собирался воспользоваться дорожными сумками Стефании. Аджари по каким-то своим суевериям ничего не хотел брать из одежды, лежавшей в шкафу, и мне пришлось выставить ультиматум, чтобы он взял необходимое на первое время.       Как и обещал Сахемхет, ключ от гробницы к обеду лежал на столе у Захии. На вопрос «Что же вы там делали?» юноша по-царски гордо ответил: «Фотографировали. Меня интересовали только рисунки и надписи на стенах. Сокровищ там мы не нашли. Может, Вам повезет?»       Хавасс, пораженный такой мальчишеской наглостью, позаботился о том, чтобы как можно быстрее вышвырнуть нас из страны без проволочек в виде таможенного досмотра, за что я мысленно поблагодарил его и пожелал долгих лет жизни. В лондонском аэропорту мы тоже только формально прошли досмотр, ибо всех торопил разнервничавшийся до истерики доктор Винтер и поставивший на уши известные только ему ведомства.       Оставив в квартире багаж и Сахемхета, я направился в музей на оценку экспонатов. Только увидев размер коллекции, занимавшей в ящиках целых три помещения на цокольном этаже, понял, почему меня так срочно вызвали в Лондон. Работы было на несколько месяцев, а выставка планировалась через пять недель. Из своей практики знал, что первые дни — подготовительные — самые тяжелые. Выяснилась одна пренеприятная деталь: коллекционер очень небрежно относился к документации на артефакты (что было не редкостью для людей, внезапно разбогатевших в молодости и увлекшихся собиранием старинных вещей) и большая часть бумаг находилась в плачевном состоянии. Пришлось дополнительно просить помощи у отдела реставрации по восстановлению документов, поднапрячь технический отдел с проверкой актов покупки через аукционы и у частных лиц. К вечеру только экскурсоводы не были загружены мной. Распланировав деятельность каждого работника в музее на ближайший месяц, уставший, наконец-то покинул стены музея.       Я шел домой по пустеющим улицам Лондона, вдыхал влажный, пропитанный бензином и табачным дымом воздух и по-детски радовался возвращению на родину. Когда затемно переступил порог квартиры, меня ждали разложенные по шкафам пакеты с папирусами, разобранные вещи, вымытый пол, накрытый стол с бутербродами и остывшим, но вкусным чаем.       — Прости, Джон, — со смущением произнес юноша, — я тут немного похозяйничал в твоем доме. Ты не обидишься?       — Конечно, нет! Ты ходил по магазинам? Как? Это же Лондон, а не Каир… — моему изумлению не было предела.       — Ты, наверное, забыл, что я свободно говорю не только на древнеегипетском, арабском, но и на английском. Пишу и читаю неважно, но с разговором проблем нет. Вы со Стефанией научили. Последние три сотни египетских фунтов, которые забрал с собой из дома, обменял на английские. На скромный ужин хватило.       — Молодец! — похвалил его. — Уверен, тебе здесь понравится. Завтра пойдем в музей. Мне без твоей помощи там не справиться. Захочешь, попрошу доктора Винтера взять на работу.       — Спасибо. А теперь ужинать и спать.       — А изучение трудов Птаххетепа? Представляешь, утром проснемся знаменитыми на весь ученый свет! — решил немного подшутить над Сахемхетом, чтобы создать более домашнюю обстановку.       — Успеем… — зевнул юноша, не оценив моего юмора. — Днем больше, днем меньше… Они ведь у нас. В свободное время начнем их консервацию, а потом и изучение. А слава с научным миром подождут…