Stay dead

      Лора даже особенно не подшучивала над ним, когда Суини, вооружившись лопатой из подсобки мотеля, куда они приткнулись, чтобы переждать поднявшуюся бурю, попытался размозжить ей остатки черепа. Технически, Суини стремился к другому: он-то думал девчонку благополучно припугнуть и заставить блевануть монеткой, пока вся эта дребедень с развороченными деревьями, вырванными с корнями из земли, и обезумевшими воронами Одноглазого не свалила его с ног до начала настоящей битвы. В монете был весь смысл, вся догма-оправдание существования одного отбившегося от стаи лепрекона, и если Лора ─ чтоб она еще раз сдохла ─ Мун не заключит с ним условный магический договор по передаче или не откинет копыта с концами, забыв о посмертном долге своему проклятому Бобику, век Суини не видать ни удачи, ни мира.       И на войну, получается, Суини точно подыхать идет, а ему страшно, честное слово, идти туда пушечным мясом без шанса.       ─ Я без монетки как евнух, дохлая жена, ─ он взвешивает лопату в мозолистой руке, но почти сожалеет о том, что должен сделать, ибо видит Один, мистер Мир и другие богические засранцы, но эта окольцованная зомбячка ему почти по душе. ─ Нельзя так больше. Ты думаешь, мне жалко что ли золота? Да, бля, как ты не поймешь…       Разлепив будто подернутые пленкой веки, Лора приподнимается на локтях и отгоняет насевших мух ладонью; в спальне с закрытыми окнами стоит сладковатый запах распада, разбавленный острой нотой формалинового амбре. Суини, конечно, привык, но реакция все одна: «Ну и запашок, пиздули просто». Теперь Лора только закатывает глаза так, что зрачки западают, и остаются одни мутноватые склеры глазных яблок.       ─ Да ладно? Серьезно что ли? ─ от усердных попыток согнать тварей швы на оголенном плече приходят в движение, и Суини перекашивает, потому что у него в кровати дохлая телка, которую он планировал отработать ржавой лопатой и у которой он продолжает клянчить обратно свою, черт возьми, вещь. ─ Еще раз разбудишь, и я тебе черенок загоню по самые гланды.       ─ Да ты и спать-то не можешь, не пизди, Лора Мун, ─ сквозь зубы Суини выдает лепреконский аналог душевного «бля», пялится на свою лопату и бросает ее к чертям на пол, пока плесневелая деревяшка не пробила макушку. Блядская Лора Мун потягивается как старая ревматическая кошка, и влажноватые рубцы на ее груди, проступающие над футболкой, первым делом бросаются в глаза. ─ Ходишь тут, воняешь как протухший суповой набор, куришь, моргаешь, принимаешь душ. Спишь вон даже. А на хера спрашивается? Живее не станешь.       Она почти с детской беззаботностью жмет плечами, до неприличного низко оттягивает край футболки и воодушевленно простукивает грудину пальцами, следуя прямым линиям надрезов. Ухмыляется довольно, сверкая перед ним, расколотым бессильной отчаянной злобой надвое, тем, что в теории должно быть женской грудью, и бросает напоследок:       ─ Твой Иисус спасет мою задницу. Даже если для этого придется подвесить его еще на три дня.       Суини думает, Лора – маленькая необразованная дрянь, путающая всех божеств и богов этого мира, но Суини не говорит ничего ей в ответ. Ему самому страшно думать об этом слишком много: буря теперь разыгралась такая, что, возможно, на этой неделе они не доберутся до Кентукки, вообще не покинут сраный мотель и пропишутся здесь разудалой семейной парочкой с худой легендой.       Когда Лора заявила, что сбилась с пути, потеряв на размытом ветром и пылью горизонте огненный шар аналогового Солнца в миниатюре, Суини обложил ее дерьмом со всех сторон, за что получил щедрый и прямой в нос до хруста хрящей. И только потом он спросил, держась за развороченную в кровь переносицу с видом смертельно оскорбленного:       ─ А ты по старинке не пробовала, Магеллан? Карту там бумажную развернуть, поднести ее поближе к роже, посмотреть. Может, че умное нарисовали для тебя.       Если бы Лора Мун шарила в бумажных картах, они бы не застряли во «Втором шансе», местечке, названном как раз для удовольствия дальнобойщиков и разбитных героев федеральных трасс с их безымянными женами. Если бы Лора Мун хотя бы ради эксперимента напрягла свое желе в черепушке, они бы добрались до Кентукки уже к вечеру. Если бы Лора Мун осталась досыпать в гробу, а ее славный муженек не подхватил божественную опухоль, то он, Суини, радостно вилял бы задницей, петляя на бегу в попытке скрыться от пуль контрабандистов где-нибудь на границе с готовой уверовать Мексикой. Потому что Мексика – клоака по меркам охерительно богатой, одурелой, продвинутой и процветающей Америки, всех богов променявшей на крошечную пластиковую херовину с яблоком на корпусе. Создано при поддержке Технобоя, аутсорсинг в страны Третьего мира произведен самим мистером Миром.       В конце концов, когда разыгралась буря, им пришлось прибиться к обочине и съехать в мотель. Пока Суини, пытавшийся очаровать администраторшу-разведенку далеко за сорок, натужно улыбался в тридцать два, чтобы как-то замять подозрительную историю об утерянных документах, Лора-дохлая-жена-Мун таращилась на поднявшийся ветродуй и ливень своими стеклянными глазами и с подчеркнутым наслаждением недобитой Греты Гарбо курила в сторону.       ─ Больше стой под дождем и солнцем, ─ Суини огрызается, так и не осмелившись перехватить ее за руку и оттянуть от веранды внутрь мотеля; ну не может она знать, что ни гарантий, ни веры в парня по имени Иисус пока нет, сколько лет-то прошло. ─ Хотя, знаешь, невъебенно. Никуда не уходи. Люблю лежалый хамон.       Лора выкуривает с половину пачки, и от нее, пропитавшейся дождем и дымом, пахнет так, что даже ему, видавшему просто горы дерьма в своей лепреконской жизни верхом на радуге, хочется хорошенько выпить. Потому что сидеть с ней в одном помещении, пока за окном завывает и рвет из земли деревья в каком-то сжатом пересказе американского апокалипсиса, очень и очень хреново. И заняться нечем, и не уснуть.       ─ Эй, ─ Лора, усевшаяся на пол с ним к противоположной стенке номера, пяткой пихает его ботинок, прикладывая при этом как можно меньше усилий. ─ Не хочу задристать ковролин, но мне срочно надо выпить. Знаешь, как устроить?       От литровой бутылки паленого «Джека» Суини отрывается с влажным хлюпающим звуком, утирает рот рукавом и протяжно хмыкает, демонстрируя натужную работу мысли. Потом кивает со знанием дела, предложив остатки на четверть полного объема, и инструктирует:       ─ Пей. Только быстро, дохлая жена.       Крошечная Лора Мун, достающая ему по плечо, пьет жадно и недетскими темпами, срыгнув смачно с болезненно скривленными губами; возможно, ей больно, но Суини вскидывает большой палец вверх. Не стесняйся, подруга. Потому что потом – следующий этап его плана грандиозной мертвецкой попойки: Лора, чье тело не может отработать ни грамма из того, что она в себя забрасывает, обращается к остаткам естественных рефлексов, запихав в глотку чуть ли не весь кулак, чтобы скрючиться над унитазом и отдать все белому фаянсу. Суини беззлобно оправдывается, почти по-джентльменски намотав тусклые пакли ее волос на кулак:       ─ Это чтоб ты вся не заблевалась, запашок и так пиздули просто.       И когда ее лицо, ставшее землистым, серым в ровном холодном свете ванной, трескается изломом сухой матовой кожи у уголка рта в улыбке, Бешеный Суини улыбается ей в ответ.