C'est La Vie

♫ Hidden Citizens — Silent Running Жизнь состоит из моментов, многочисленных столкновений, встреч и событий, меняющих её навсегда, глубоко заседающих не только в нашем сознании, но и внутри нас самих. Жизнь — вообще один сплошной момент, собранный пазл, красивая картинка с великим смыслом, причудливо разукрашенная и вставленная в рамочку. Персиваль — завсегдатай, кажется, так говорят о людях, посещающих одно и то же место регулярно. Он не любитель посидеть в баре после смены, пропустить баночку хорошего пива с сослуживцами, нет. Он предпочитает одиночество, покой и тишину, принимает за компанию только одного человека, равного себе — Тину, — но её уже нет в живых. Она осыпалась вместе с кленовыми листьями, растворилась в чёрном дыму костров, высохла вместе с росой на пожелтевшей траве. Каждую пятницу он выходит из участка раньше, чем заканчивается смена, и проходит мимо оставленной на парковке машины, словно забывая о ней, предпочитает проехать пару станций на метро — ведь это одно из немногих мест, где они порой пересекались. Тина ездила на нем, потому что это дешево и быстро, а он, потому что иногда его машина ломалась, будто специально сталкивая Персиваля с девушкой в вагоне. Словно это был ненавязчивый замысел судьбы и вселенной в целом. Мужчина смотрит на надгробье, совсем новое по сравнению с другими, и цветы на нём совсем свежие, не жухлые, что еще сильнее возвращает его в недавнее прошлое, в болезненное прошлое, где они еще были вместе. В сознании Грейвса всплывают моменты их жизни, что ненадолго, но замещает пустоту внутри и поглощает горечь, разъедающую душу. Жаль, что их было мало. Жаль, что она уже не вернётся. Жаль, что он навсегда останется один с этой болью в груди и кровавой раной на сердце. Мужчина молча стоит у могилы, а его нутро заполняют частицы, образующие воспоминания: их первая встреча на службе в участке, где мышка Тинни, как её стали называть позже, купилась на старый розыгрыш перед капитаном, не зная его в лицо. Он никогда не забудет щеки, залитые румянцем, срывающийся голос и слова извинений. Первая встреча определяет всё; столкновение взглядами, телами связывает души или же навсегда отталкивает, присваивая ощущение страха, неприязни, злобы или же любви. Их встреча определила судьбу, прочно связав невидимой красной нитью. Мечта стать детективом была для неё заоблачной, как размышляла девушка за чашкой кофе на дежурстве, но она совсем скоро переросла офицера, не всерьез высказав теорию о сложном, запутанном деле, тем самым раскрыв его и честно заслужив статус помощника детектива. Свой первый серьёзный статус. Персиваль не пренебрегал давать девушке советы и проверял её отчеты, раз за разом в шутку журя за мелкие недочёты, а потом провожал до дома, передавая в руки младшей сестры, которая лишь лукаво улыбалась, хлопая густыми ресницами, и благодарила за заботу о Тине. — Сэр, не стоит делать это каждую смену, я могу постоять за себя. — Не сомневаюсь, но мне это приносит удовольствие, вы же не хотите разочаровать своего начальника, мышка Тинни? Он смотрел на Тину и вместо хрупкого птенца, только что выпавшего из гнезда академии в большой и жестокий мир, видел лебедя, прекрасного, чарующего своей красотой и безгрешностью. Моментами ему казалось, что смотрит девушка на него не так, как раньше. По-особенному, по-другому, уже не по-детски. Его девочка выросла, и он стал воспринимать её как женщину: неуверенная походка стала тверже, зажатые, сутулые плечи стали как крылья — расправленными, — а голос обрёл небывалую уверенность. Но всё это было лишь ажуром, украшающим статистику Тины, которая с каждым разом становилась всё лучше. Однажды Грейвс понял, что Тина готова. Готова к собственному значку и отдельному столу с именной табличкой «детектив». Персиваль лично вручил жетон на церемонии и после лёгкого корпоратива довез ее до дома — за год это уже стало традицией. Был ливень, и мужчина накинул на голые плечи девушки пиджак, чтобы Тина не замерзла, а когда вывел ее из машины, заправил выбившуюся прядку волос за ухо, отмечая даже в темноте, что щеки ее слегка заалели. Он помнит эти моменты, как будто всё было вчера, помнит, как поцеловал ее: нежно и поверхностно; помнит, как она ответила ему, поддавшись вперёд в объятия. Мужчина хорошо помнит ту ночь, раскаты летнего грома и яркие вспышки молний, разделяющие небо яркими, кривыми узорами всего на мгновение, холодные капли, падавшие им на лица и нежный шелест листьев под ногами. Помнит стоны слетавшие с ее губ, долгие поцелуи, томный голос, срывавшийся на шёпот, под его руками словно скульптором точеную фигуру и взгляд полный желания, неизвестности. Помнит странную улыбку ее сестры, когда они сели на маленькой кухне пить кофе, помнит некую растерянность Тины в его рубашке после ночи, помнит. Такое позабыть невозможно, и если какие-то фрагменты и уходят из памяти, то только не эти. Эти Грейвс запомнил на всю жизнь. На новом посту она обжилась быстро, и, хотя момент, когда ученик превзошел своего учителя, не был таким значимым в жизни, но он стал важным для них обоих. Для неё потому, что она смогла доказать всем, а самое главное, самой себе, что способна на большее, чем от неё ожидают, для него, потому что это была её большая победа над собой, её громкое заявление на весь мир о том, что она, Порпентина Голдштейн, способна на многое. Он гордился ею, вдохновлялся её силой, победившей былую робость и находил успокоение в её объятиях и поцелуях. Начиная карьеру с блокнота и ручки, Тина закончила службу делом, которое забрало её жизнь. Раз и навсегда, разрушив секундное счастье. Персиваль просил её подождать, совсем немного, чтобы он мог лично прикрыть ей спину, но мышка Тинни отмахнулась, выехав на задержание в одиночку, без него. На своё последнее задержание. Ее тело нашли в сточной канаве с записью ее убийства на флешке: «Предостережение для остальных» — гласило оно. Момент, сломавший Грейвса. Жизнь Тины закончилась, не успев начаться, их планы рухнули, как карточный домик, перевернулось его сознание, а мир потерял все краски. Остались только неразличимые оттенки: самые серые оттенки боли. Он не чувствовал пальцев на опознании, голова отдавала сильной болью, а во рту стоял не выветрившийся привкус алкоголя. Каждый шаг по белому кафелю давался с необычайным трудом. Морг, то место, где все заканчивают свой путь, то место, где люди понимают, что в конечном итоге потеряли всё. Его храбрости мог позавидовать любой, но сейчас, стоя перед ней, он едва мог собраться с духом, чтобы опознать девушку. Будучи реалистом, он знал, что это она — чудес не бывает, — но глубоко в душе засела частица надежды, внушающая крохотное чувство, что все это не взаправду, ничего этого нет, и он проснется, вот, сейчас, и всё останется в прошлом. Что Тина будет обнимать его в постели, положив голову на грудь, и мирно сопеть, а это все окажется не больше, чем ужасом от перенапряжения на работе, страшной картинкой, прорисованной подсознанием и скомканной нежными руками любимой. Но нет, он не просыпается, секунды превращаются в минуты, которые позже переползут в часы, и он кивает, наблюдая, как санитар откидывает ткань с тела для опознания. Это не сон. Она лежит перед ним: кожа бледная с фиолетовыми синяками от ударов и вся в порезах. Вспоминается запись с ее пытками, где она плачет, кричит, когда лезвие разрезает плечо, и багровая, рваная рубашка становится еще краснее. Они убивали ее медленно, пуля за пулей, да так, чтобы ее смерть растянулась не на один час. Запись длится недолго, нарезка фрагментов с ожесточенными сценами, которые Грейвс смог досмотреть не с первого раза. Еще тогда мужчина понял, что за преступным синдикатом скрывалось нечто большее, нечто могущественное, нечто, на которое вышла Тина, и им это не понравилось. Душа вновь обволакивается блеклым туманом беспомощности, и Персиваль чувствует, как готов кричать в пустоту, сломать себе пальцы о стену, лишь бы это оказалось неправдой. Невыплаканные слезы застилают глаза, и он скрипит зубами, сдерживаясь из сил, которых уже нет. Мужчина берет холодную, неподвижную руку в свою трясущуюся ладонь, и не чувствует ответа, больше его никогда не будет. От неё он больше никогда не почувствует тепла и не услышит о том, как сильно она любит его. Прекрасный мертвый лебедь сложил свои крылья, отдав жизнь службе. Для него она всегда будет той хрупкой девочкой, появившейся в стенах его участка чуть больше года назад, мышкой Тинни, которая была взрослым профессионалом и самой значимой частицей для его судьбы. Персиваль окидывает ее тело взглядом и пытается запомнить все, дополнить тот образ девушки в голове новыми, несчастливыми деталями, чтобы доказать самому себе, что можно больше не ждать её после работы и не просыпаться с надеждой на горячий поцелуй. Он выходит из морга, а перед глазами ее мертвый образ — иногда частицы навязывают то, с чем нам предстоит жить. Вечером того же дня он едва в состоянии ответить на телефонный звонок, алкоголь не позволяет ему подняться. Картинка окружения предательски расплывается, а голос на другом конце автоответчика добивает. Он не помнит, что было разбито первым, не помнит, что было разбито вторым, он не может поверить. Ведь так не бывает. Персиваль прокручивает в голове последние дни их жизни и вспоминает. Частица, приземлившись там, где ей суждено, дождалась следующего столкновения, выдавая мужчине картинку, размытое изображение, являющее собой лишь промежуток жизни, не несущий в себе, на первый взгляд, никакого смысла. Персиваль вспоминает, что Тина порывалась ему что-то сказать, но их прерывали: телефонный звонок, вытягивающий мужчину на работу, не вовремя зашедшая проверка или подгоревший ужин. Все это не давало начать разговор, дойти до его сути, останавливая и разделяя их так не вовремя. Теперь он знал, о чем она хотела поговорить и так волновалась: от детектива ничего не скроешь. Беременна. В тот день он потерял не только солнечную Тинни, но и их ребенка. Момент, который мог изменить их жизнь, остался лишь частицей, судьба не позволила стать этому столкновением и повернуть события в иную сторону. Если бы Грейвс знал, если бы судьба позволила Тине сказать, все могло бы быть иначе. Если бы судьба позволила, Тина была бы жива. Она бы сейчас лежала рядом с ним в постели, а он держал свою руку на её животе, представляя, как вскоре они будут наблюдать первую улыбку младенца, стремиться вместе с ним к покорению новых высот и смеяться над выпачканными в шоколаде щекам сына или дочери. Персиваль отчетливо видит её образ с ребёнком на руках и старается как можно быстрее прогнать его из головы; он сходит с ума, так пусть это будет постепенно. Он помнит ее тонкие намёки на замужество, на то, что пора бы им уже двигаться дальше и свою фразу, что она слишком торопится жить, и с их образом жизни планов лучше не строить. Ощущая тяжелый груз за смерть обоих, он понимает, что в тот момент, когда сделал неправильный выбор, он потерял все. Красная нить, связывающая их, оборвалась. В тот день он потерял больше, чем смысл жизни. В тот день он потерял саму жизнь.