Пепел

      Эрза вскидывает голову наверх и чувствует, как обжигающая кипятком кровь бежит по венам, взбудораживая остывшее тело. Ей слишком холодно стоять босой на мартовском снегу и слишком жарко ощущать свои длинные алые волосы на оголённых плечах.       Весна в Магнолии всегда холодная, а руки некоторых волшебников и то холодней. Как, например его руки... Как давно он стал таким... нет, не безжалостным... страшным? Джерар, которого она знала, погиб так давно, что воспоминание о его смерти теперь хранится в её памяти только сплошными, спутанными друг с другом обрывками. Впрочем, что уж тут судить, Эрза усмехается сама себе, так как прежняя Титания тоже давно погибла, сгорела в том дьявольском магическом огне вместе с ним.       — Замёрзла? — парень наклоняется к уху девушки, обдавая холодную кожу на её шее горячим дыханием, таким, что Скарлет кажется, будто тонкая корочка льда на её продрогшем теле начинает медленно таять.       — Мне жарко, — бросает Титания, и Джерар усмехается, так зловеще, с издёвкой, но чертовски натурально.       Парень опускает свои ледяные руки на её бледные покатые плечи и, как кажется Эрзе, сдавливает их слишком сильно, по крайней мере достаточно для того, чтобы она всем своим естеством ощутила весь зябкий, скользкий холод его прикосновений. Ногти впиваются ей в кожу, а она продолжает дышать, жадно заглатывая морозный воздух. Схлопочет ангину, не иначе — Эрза мысленно смеётся. Как она может думать об этих мирских мелочах в такой момент?       Джерар давно не прикасался к её губам, казалось бы, целую вечность, но даже сейчас — обветрившиеся, холодные и застывшие в безразличной недоулыбке — они становятся для него приторной усладой. Самое то перед смертью.       — Мы ведь больше не увидимся? — с ядовитой грустью выпаливает он, прижимаясь носом к её щеке.       Эрза сглатывает ком, застывший в горле, но отнюдь не потому что нервничает — ей просто жарко. Багряно-вишнёвый вихрь окутывает их обоих, через мгновение уже взрываясь снопами горящих искр. Языки алого пламени яростно стрекочут, всего на долю секунды приближаясь к коже, хищно отдирая от неё кусок, и снова растворяются в огненной стене.       — Фениксы возрождаются из пепла, ты знаешь, — шепчет Эрза, прикрывая тяжёлые веки, и Джерар сжимает её плечи ещё сильнее, так, чтобы она вместо пламени, обгладывающего тело до костей, чувствовала только его жёсткие, как тиски, руки.       Огонь продолжает алчно пожирать алую птицу и поймавшего её охотника, пока вдруг не разгорается всплеском рябиновых петард, разлетаясь во все стороны, после чего резко исчезает, фонтаном осыпаясь на мокрую после растаявшего снега, грязную землю.       Джерар опускается на колени, чувствуя, как горячие слёзы текут по щекам, обжигая намного сильнее дьявольского огня. Руки лихорадочно трясутся, а разум постепенно проясняется. Огонь унёс слишком много, и это должно было случиться с ним рано или поздно. Фернандес хватается за голову и утыкается лицом в тёплый живот Эрзы.       Демон изгнан, а навсегда ли? В лучшем случае на несколько лет. А вернётся, феникс снова поможет своему охотнику освободиться. Ведь такие птицы, как она, никогда не сгорают, ровно, как и чувства, которые она до сих пор хранит в воспоминаниях. В воздухе витает запах гари, небо заволокло густым покрывалом чёрного дыма. Мартовский снег растаял от сокрушительного магического огня и горячих слёз. Лишь кое-где на ещё белых не запачканных в саже кусочках снежной ваты можно разглядеть рассыпанный, словно бисер, серый пепел. Джерар закрывает глаза и истошно вздыхает. Возможно, это пепел искоренившегося из его души зла.       — Замёрзла?       Эрза зарывается пальцами в его густые взлохмаченные волосы и вскидывает голову наверх. В этот раз кровь не такая обжигающая, как лава, но, определённо, согревает тело и душу.       — Нет. Мне тепло.