lie

Только Кристофер Шистад может случиться атомным взрывом, разнести всё в радиусе нескольких километров на мелкие ошметки, не оставить камня на камне только одним своим появлением. Ведь Эва почти забывает (это её "почти" всё ещё колотится где-то под остиями ребер, но уже отболело и совсем не так, как раньше). Крис Шистад почти что отболел у Эвы Квиг Мун. Но сейчас он снова врывается смерчем в её размеренную, "безкрисовскую" жизнь ровно настолько, что это несоизмеримо ни с чем, разрушительная сила его присутствия крошит ребра Мун в молочную пыль, и не дает дышать. Эвы хватает только на изумленное: "Крис?", от которого руки немеют, а кончики пальцев начинают ныть. Их ‚вместе‘ всё ещё так ярко вспыхивают в голове феерверком, что Эва почти что оглушена взрывами, что хлопают в голове. А Шистад так бесстыже-открыто улыбается, так обезоруживающе, что у Мун остаточно вышибает воздух из легких, она глупо, по-рыбьи хватает его ртом, пытаясь справиться с истерикой, что вот-вот рванет наружу. На языке крутится только "Какого черта ты приперся?". У него в глазах открыто читается ‚ты ждала меня, ты хотела меня, ты без меня пропадала‘. Да он даже не подозревает, как она умирала каждый день на простынях, с которых, кажется, никогда невозможно будет вывести его запах, будто кожу содрали и расстелили под Эвой. Он въелся не только в подкорку её головы, но и остался везде, к чему прикасался. В первые "послекрисовские" дни Мун драла кожу мочалкой до крови, так много его самого было в ней. Кому расскажи — стыдно: так зациклится на Шистаде, пустить его в саму себя отравой, ядом, что не выведется никогда. И всё Эвины "забудь, забудь, забудь его" остаются лишь пустым звуком, выкриком в кафельные стенки душа, водой не смывается практически ничего — Крис крепко зацепился. Она думает, что сходит с ума, потому что в ушах звучит его смех и типичнокрисовское "драма" и "как же неловко". Да ему всегда было плевать на рамки, на устои, на границы. Он сам их так умело размывал, что самой Эве становилось плевать на всё, когда была с ним. Шистад раскладывал Мун поперек кровати, оглаживал ребра, живот, целовал, полностью обезболивал, а потом крушил всё в её сознании, делал что-то невообразимое, разбивая и снова собирая заново. Новую Эву, полностью крисовскую. Если хорошенько поискать, то Мун была уверена, что можно найти шрих-код, как клеймо изготовителя. В его взгляде жар, который сейчас расползается по телу Эвы, начиная с самого позвоночника, жадно лижет каждый позвонок и стучит в висках, так невыносимо печет, что голова уже, кажется, разлетается снова на кусочки. Он мягко ступает по тротуарной дорожке, а Эве кажется, что по её оголенным нервам вышагивает. Да она и сама, как провод искрит и дайте только один всполох спички и всё здесь взлетит на воздух. "Только не приближайся" пытается сигнализировать Эва Шистаду, но тот специально игнорирует все мысленные посылы — каждого приветствует, подмигивает девчонкам и приближается к ней. Эве плохо, её душит, не хватает воздуха — Шистада слишком много, он скалой возле неё, заполняет всё свободное пространство. И хорошо, что никто не замечает её драмы, все взгляды обращены на Нуру, что огроменными глазищами смотрит на Вильяма. Эва смотрит и не видит ничего вокруг, кроме улыбающегося Криса, который обнимает за талию, притягивает к себе, и она чувствует, как он изменился — стал рельефней под тонкой футболкой, потому что не может удержаться — она привычно оглаживает плечи, и злится, потому что слишком много одежды скрывает Криса от неё. Ей просто до одури нужен контакт с горячей кожей парня. И становится всё это неважным — день рождения, и все собравшиеся, хочется закрыться в комнате вместе с Шистадом и не выходить оттуда как минимум выходные, чтобы собрать кончиками пальцев всё его тепло, россыпи родинок на теле, запомнить, запечатать их снова в своей голове, ведь она так прилежно и старательно вытравливала его из себя, что сейчас испуганно думает о том, что не вспомнит снова. Но руки помнят — опускаются на талию парня, заключают его в замок Эвиных рук, носом она зарывается в его курточку, на выдохе смеется и слушает его шепот, поздравление днем рождения. И легкий поцелуй-укус в шею только усугубляет ситуацию. Мун с испугом думает, что это, наверное, самый лучший подарок в её жизни — только обнимающий Шистад может так осчастливить. И выдержать до вечера становится просто невыносимо — усидеть на стуле, когда Шистад так смотрит: кожа зудит, ноет и невыносимо жжет. Ей бы прильнут к Крису, как кошке, оказаться так близко, как только можно. И Крис видит, он знает, как Мун его хочет, практически не сводит с неё глаз, ласкает и раздевает взглядом, мысленно срывает к чертям вишневое платье, рычит, когда белье летит в сторону, успокаивается только тогда, когда она полностью обнажена, раскрыта и готова для него. Она практически занимаются сексом при всей этой толпе, не замечая ничего вокруг — есть только контакт глазами и дрожащий от возбуждения воздух вокруг них. Мун практически не верит в своё счастье, когда они наконец-то оказываются одни в её комнате, не верит в то, как жадно он целует, будто и правда соскучился, тоже так же, как и она мучился, пытался справиться отравой, которая рвала, пополамила и просто не давала нормально жить. — Зачем ты приехал? — спрашивает Эва, когда Шистад последний раз толкается в неё и вдавливает в кровать своим весом. Она не против, ей нравится чувствовать его в себе, на себе, ощущать контраст. Нравится, когда он собой заполняет всё пространство и нет ничего кроме него. Это так облегчает жизнь, что Мун глупо улыбается. Такого, как Крис Шистад, больше никогда не будет в её жизни. Может, будут лучше (на что Эва искренне надеется), но он не повторится. — Соскучился, — Крис оставляет на плече влажный поцелуй и ложится рядом, на что Эве хочется протестовать — нет, накрой меня снова собой, только так я смогу дышать дальше. И ей не верится, но она думает, что сегодня можно забыться в этих слова, захлебнуться его ложью и просто завернуться в неё, как в одеяло. Ведь с ним так хорошо. расслабленный мозг и тело не хочет реагировать на Шистада никак иначе. Это плачевно для Эвы на будущее, но она отгоняет все мысли до утра, она подумает над этим потом. А сейчас нужен был только Крис и больше ничего, и никого. Крис не облегчает её жизнь на утро, когда Эва просыпается — она чувствует тяжесть его руки на себе, горячее дыхание на шее. Мун осторожно поворачивается к нему лицом, чтобы снова запомнить все мелочи: контуры губ, сосчитать мелкие веснушки на носу и щеках, пересчитать в который раз ресницы и удивится тому, как они заворачиваются вверх. Пускай ещё сегодня его будет так много в ней самой. Она знает, что будет жалеть об этом, но всё это оставляет на потом. Когда-то, в какой-то другой параллельной вселенной, какая-то другая Эва Квиг Мун сможет вычеркнуть Кристофера Шистада из своей жизни, выбелить из памяти и забыть.