***
После смерти Дианы прошел месяц, и за это время Лиза видела Генри лишь дважды. Теперь он ходит к психологу, ругается с родителями из-за выпивки и редко появляется в школе. Но больше пугает то, что Генри не злится — даже когда отец от бессилия повышает голос, даже когда выкидывает все припрятанные бутылки и обещает отправить в больницу. Генри устало оправдывается, а взгляд его настолько неживой, что хочется положить парня в гроб к его несостоявшейся невесте. Лиза бросает попытки его расшевелить, как только понимает: Генри не нужна ничья поддержка, как не нужны и теплые слова, совместные прогулки или разговоры по душам. Генри просто нужна Диана. Но все же он не гонит Лизу прочь, поэтому она старается приходить как можно чаще, не смотря на то, что ее парень тоже нуждается в ней и каждый раз все неохотней отпускает к погрязшему в депрессии другу. — Привет, погодка сегодня та еще, правда? — передергивает плечами Генри, когда она садится рядом с ним. Он, правда, старается: жить дальше, потому что не может причинить родителям боль суицидом, разговаривать с Лизой, потому что она подруга Дианы, выходить из комнаты на улицы, полные воспоминаний о счастливых днях. — Да, это точно! Но знаешь, сегодня я видела прогноз погоды: скоро обещали потепление. Даже не верится… хотя я никогда не обращаю на подобные предсказания внимание. Разве можно знать о таком наверняка? Лиза тоже старается: улыбаться, смотря в его потускневшие глаза, обращать внимание только на то, что делает ее счастливой, думать, что хотя бы сейчас Генри не вспоминает ее. Завтра в Нью-Джерси начнется череда солнечных дней.***
— Слушай, ты считаешь это нормальным?! Когда мы в последний раз ходили куда-то?.. Да даже просто… были вдвоем! Думаю, с Генри ничего не случилось бы за один вечер, проведи он его в одиночестве! Лиза молчит, хотя с каждым днем Сэм раздражает ее все больше и больше: девушка чувствует необъяснимую злость, когда он просто произносит имя их общего друга. Парень обнимает ее сзади, и Лиза вздрагивает, едва не опалив лоб щипцами для волос. — Сэм, щипцы в моих руках горячие. — Не такие горячие как ты, малышка. — Боже, она, наверное, рассмеялась бы, если бы ей не было так противно. Поэтому Лиза просто молчит, недовольно дергаясь в сторону. — … да что с тобой, черт возьми! Избегаешь меня, зато наводишься к Фишеру как последняя сука, решившая трахнуть парня своей мертвой подруги! Он ничего не знает. — Обычно люди говорят такие вещи, когда у них разыграется воображение после просмотра мыльных опер по телевизору или когда им нечем заняться. — Тогда задержись и докажи мне, что я ошибаюсь. Девушка хмурится, всматриваясь в отражение Сэма в зеркале напротив. Неужели он не чувствует, что стал для нее совсем чужим? Зачем цепляется за нее, зачем задает очевидные вопросы? Лиза молчит, и Сэм наконец-то все понимает.***
— Что с твоим лицом? Генри впервые на ее памяти выглядит встревоженным из-за нее, и Лиза улыбается через силу, привычно садясь рядом. Парень неловким жестом ерошит и так взлохмаченные ярко-голубые волосы, устало облокачиваясь о стену. Он смотрит на разбитую губу девушки, на синяк на ее руке и спрашивает снова: — Если что-то случилось… — Нет, все в порядке, просто поскользнулась на мокром полу. Ты же знаешь, моя мама любит уборку. Генри кивает и, кажется, верит ей или просто делает вид, что очередная ее улыбка не кажется безнадежно фальшивой. О том, что Сэм повесился в своей комнате, станет известно только через полчаса, а пока они встречают первые робкие звезды на потемневшем небе и слушают, как ветер тихо перебирает листья в кроне деревьев. — Я… Лизе хочется сказать ему многое. Например, то, что она любит его четыре года или что часто чувствует себя виноватой перед Дианой и Сэмом. Ей хочется рассказать ему все и спросить, есть ли у нее хотя бы один шанс, не зря ли она приходит к нему каждый вечер? Все так безнадежно запуталось, что, кажется, выхода из сложившейся ситуации не найти. Но Лиза не озвучивает ни одну тревожащую мысль, а непривычно неуклюже для нее заканчивает: — …останусь? Генри сидит совсем рядом, так близко, что протяни вслепую руку — обязательно наткнешься на его неизменный мягкий свитер. Он долго молчит, прежде согласиться, покачав головой; голос его безжизненный и тихий, словно горное эхо. — Как и в прошлый раз.