Паучий снег

      «Наверное, это похоже на что-то мягкое и тёплое», — улыбается Рукия, и собственные мысли эхом отдаются в пустой голове.       А в её районе — снег. Пушистый и белый, словно кроличий мех, и она удивлённо смеётся, когда трогает его и понимает, что — холодно. В коротком и потрёпанном кимоно вообще холодно, но ниток, чтобы зашить, нет, а купить новое не на что. Поэтому Рукия каждое утро старательно разглаживает его, надеваю вниз ещё и юкату, такую же рваную и протёртую, и прямо в гэта выходит на улицу. Выходит, идёт по одной и той же абсолютно пустой улице, водит кончиками пальцев по старой древесине полуразрушенных домов.       Снег искристый и колючий, и она снова смеётся, когда впервые замерзает насквозь.       «Наверное, это похоже на мороз, что колет щёки», — думает девушка.       Она тянет руки к туманным облакам и хочет пройтись по ним пальцами, но небо — высоко, оно скользит между фалангами и окутывает мнимой прохладой.       Рукия любит небо. И не любит. Любит, что то дарит снег, не любит — за отстранённость и безразличие к судьбам живущих, которые, как она считает, где-то есть.       Зато Рукия любит снег, потому что, когда она просыпается по ночам от кошмаров, он приятно охлаждает ноги и лицо. Морозный воздух после душной комнаты и слишком тесного футона — самое то.       Рукия любит снег, потому что он — не лжёт. Исчезает на пальцах, растворяясь, как ночные кошмары, но не пытается утешать и что-то внушить.       А ещё снег похож на паучьи сети — в него можно зайти и не выбраться. Ляг в сугроб и закрой глаза — и тебя нет. Зима больше не выпустит тебя из своих ласково-ледяных объятий, словно большая паучиха, что опутывает серебристой сетью.       Рукия считает, что её разум — тоже паучья сеть, потому что точно знает, что там, в голове, что-то осталось от прежней жизни, которая — она надеется — была, но это «что-то» — далёкое и покрытое липкой субстанцией.       А пауки — это люди. Люди, небо, деревья, всё. Кроме снега, потому что снег — вот он, протяни руку, он простодушно укусит тебя, растает от твоего тепла, но не обманет. Обманывает всё, — даже природа, — а он — нет.       Снег белый и бесконечный, яркий и сверкающий, а ещё — бездонный, и, кажется даже, вечный.       Снег родной и близкий, но он уходит с наступлением весны, и квартал, в котором Рукия живёт, покрывается лживыми почками.       Снег — ушёл. Забрал с собой что-то важное, что-то необходимое и — ушёл.       А Рукия всё так же выходи в протёртом кимоно поверх такой же юкаты на улицу, стучит по татами старенькими гэта и замирает возле поворота, поднимая голову к небу.       Небо наливается лазурным румянцем.       «Наверное, помнить — это как снег», — думает Рукия и закрывает рукой глаза — весенние солнце светит слишком ярко и неправильно, а ещё напоминает о чём-то далёком, и от мысли об этом «чём-то» становится невыносимо больно.       Поэтому Рукия — забывает и не думает. Потому что всё вокруг — лживое. Слишком тёмное и многоцветное.       Без снега всё кажется неправильным.       Без воспоминаний, — отчасти, — тоже.