Говори

Миновав меня, он прошел вниз по лестнице, остановился, развернулся – взмахнул своим алым плащом словно крылом. – Предлагаю прогуляться, – сказал он, глядя на меня снизу вверх. Его тон уже ничего не выражал – ни злости, ни смущения, ничего. Я – вероятно, по привычке – огляделась по сторонам в поисках стражи. – О, брось, – он закатил глаза. – Всем наплевать. Идём. Мимо меня на улицу юркнул рыжий кот по имени Кот. Он нёс в зубах кусок рисового хлеба. Будь на столе настоящая грудинка, Кот добрался бы до неё первым. Но зверь или не увидел созданную магом иллюзию, или был достаточно умён, чтобы понять её сущность. Однако Кот превзошел все мои ожидания: он деловито спустился по ступеням крыльца, обогнул его и – я увидела это, свесившись – положил хлеб на крайний булыжник мостовой, упиравшийся в стену. После этого он лег на живот, пригнул уши и затаился. Хлеб оказался частью хитрого плана. – Да, – сказал Осидиус. – Именно туда нам и следует сходить. К крысам. Что-что?.. Я махнула рукой в сторону входа в «Фокусник». Меня правильно поняли. – Нет, ты ему сейчас не нужна. Разве что если ты хочешь сидеть и слушать, как этот тупой алкоголик стонет о тех временах, когда было достаточно дешевых продуктов, чтобы соорудить пир на весь мир за три медяка. Интересно, откуда он знал, что Иона любит выпить, и о чём обычно сокрушается в любом разговоре с Лесли и горничной сверху? Неужели знакомы, неужели сегодня не впервые встретились лицом к лицу? Первое, что я сделала после того, как Иона отпустил меня «погулять» – пошла в библиотеку за новой книгой. Однако библиотека была закрыта снаружи на три замка, так что я отправилась проведать Крига и заплатить вперёд за его содержание (чтобы сократить риск того, что Крига съедят), а потом вернулась и застала финал спектакля. Больше дел у меня не оставалось, разве что действительно сидеть с Ионой и с ужасом ждать, что он и меня сочтет достойным слушателем историй о своих горестях – ведь ни Лесли, ни второй девушки сегодня не было. Мне очень хотелось спросить, куда именно мы идём, я даже рассматривала такой вариант: принести мел и тряпку, стереть с неизменной аспидной доски, стоявшей у входа, фразу «ЖРАТВА ОТМЕНЯЕТСЯ, МЫ ВСЕ УМРЕМ», давно сменившую меню дня, и спросить, где же Осидиус Эрона собирается гулять. – Ты идёшь, Лин? Он всё еще терпеливо ждал, что я решусь. Кот, размышления – всё это заняло некоторое время. Я посмотрела на него и вдруг вспомнила, как при первой встрече в мыслях сравнивала его с летом, и как потом думала о нём в ледяной пустыне, представляла, что мы гуляем, медленно идём рука об руку, а кругом всё цветёт и поют птицы, и мы влюблены, и жизнь прекрасна. Как потом сердилась на себя за такие мысли; как он показался мне совсем иным, хладнокровным и расчётливым… Нынешний Осидиус Эрона, что стоял теперь передо мной, не ассоциировался у меня ни с первым, ни со вторым вариантом. Он не был галантным и романтичным кавалером, он не был холодным и корыстным чужаком. Он не убил бы меня в подворотне и не стал бы целовать мне руки. Он был… удивительно земным и обычным, несмотря на его аляповатый наряд, страшно бледное, до абсурда красивое лицо и дурацкую позолоченную коробку в руках. Он – это я. Обычный гражданин, которого не интересует политика, подковёрные интриги, тонкие материи, хитрые планы и широкие жесты; который проживает каждый день до боли заурядно. «Друзья зовут меня Сид». Кот по имени Кот точным, выверенным ударом лапы прижал голову мыши, что вылезла из-под крыльца, заинтересовавшись хлебом, и понёс добычу в зубах куда-то прочь – убивать и есть. Я кивнула. Сид не стал упрекать меня за то, что я долго думала. Мне в этот момент показалось, что он вообще ни за что не стал бы упрекать меня, начни я даже плясать посреди улицы или дергать редких прохожих за волосы. – Мне нужно в торговый квартал, – сказал он на ходу, а я подумала: зачем? Там ведь всё закрыто, даже кузница. Даже этот проклятый ювелирный магазин закрыт; хотя, без сомнения, после обеда Джакиль всё равно придёт туда, запрётся в мастерской и просидит в ней до ужина, нацепив огромные очки с увеличительными линзами. По пути нам снова практически никто не попался. Наверху громко захлопнулись ставни; чуть погодя из другого окна – на первом этаже – донеслась ругань на талассийском. Ругались мужчина и женщина: Сид, услышав их, вздрогнул и как будто весь сжался, на мгновение склонил голову и ускорил шаг. Угасающее эхо ссоры неслось нам вслед до следующего поворота. Город словно вымер: впрочем, это недалеко от правды и вполне могло еще осуществиться… Мы достигли торгового квартала в гробовом молчании: Сид не сделал ни одной «остроумной» ремарки, он просто шёл, опустив голову, и то и дело бросал взгляды на меня, когда думал, что я этого не замечаю. Я замечала, потому что делала то же самое. Но молчание не причиняло мне никакого неудобства. Это не как с Тристаном: не чувствовалось болезненной потребности обязательно вести разговор, пусть даже и односторонний, не приходило в голову мыслей и сожалений о собственной ущербности. Мне было комфортно в этой тишине. Когда мы достигли угла Ремесленной улицы и какого-то маленького проулка, Сид наконец-то заговорил: – Подожди здесь, пожалуйста, – сказал он. – Я скоро вернусь. Он скрылся в проулке, а я, потоптавшись на месте несколько секунд, пошла за ним. Обогнула дом, воровато выглянула из-за угла. Сид стоял на заднем крыльце дома – явно жилого – и разговаривал с мужчиной, внешность которого одновременно отталкивала и притягивала взгляд. Мужчина состоял из противоречивых, абсурдных пропорций: он был невероятно худым, но при этом высоким и сутулым, с ужасно длинными руками, с буро-зелёной кожей, птичьим носом, маленькими глазами и очень широким ртом, из уголка которого торчал клык. При этом губы его были столь тонкими, что рот казался просто прорезью на лице. Его короткие, стоящие торчком, волосы, обладали неестественным цветом: вроде бы седые, а вроде бы с зелёным отливом, как и кожа. При этом в его внешности присутствовали почти неуловимые черты син’дорай: форма черепа и ушей, например. Моих же ушей достигли обрывки разговора на талассийском; я понимала только отдельные слова, в основном – предлоги… Сид стоял ко мне спиной, однако мужчина на крыльце меня заметил: видимо, пытаясь расслышать побольше и лучше рассмотреть странного незнакомца, я в своём глупом любопытстве слишком далеко высунулась. Однако вместо того, чтобы указать на меня пальцем, мужчина вдруг учтиво поклонился мне, на мгновение прикрыв свои странные, маленькие глаза. Сид обернулся и вздохнул. Кажется, он открыл рот и поднял руку, чтобы представить меня, но я, сгорая от стыда, уже убежала к тому месту, где мне было велено стоять. – Ты мне не доверяешь, – сказал Сид, вернувшись на Ремесленную в поношенной кожаной куртке заместо яркого алого плаща. Это был не вопрос, а констатация факта. Если бы я помотала головой, он бы понял это как «не доверяю», а мне отчего-то совсем не хотелось, чтобы он так думал. Мне просто стало любопытно, куда он пошёл… «Доверяю», – ответила я губами, надеясь, что он поймёт. Кажется, он понял. – Это был мой дворецкий, Клетус. Дворецкий?! Я подняла глаза, чтобы лучше рассмотреть дом напротив. Он, будучи четырехэтажным, возвышался над соседними лавками; фасад был узким (наверное, на каждом этаже не больше одной-двух комнат), нейтральным, без каких-либо отличительных знаков, но на самом верху – из закругленной мансарды – торчал неуместный маленький балкон. За каждым окном висели одинаковые гардины, каждое обрамляли абсолютно одинаковые ставни. Странное лицо дворецкого появилось на секунду в окне второго этажа и тут же пропало. Так значит, Сид живёт здесь? Один со своим слугой в таком большом доме? Быть может, у него есть дети? Наверное, у него есть дети… От этой мысли мне почему-то стало тоскливо. Однако тихий дом даже снаружи казался пустым. Его недавно построили, да, как и весь город. Но в нём не было следов обжитости, ничего индивидуального, ни единой отличительной черты. Ни таблички на двери, ни мозаик, ни лепнины, ни растений. И, разумеется, мне показалось странным, что син’дорай живёт здесь, а не в квартале Орды, где ему гарантирована защита, где денно и нощно ходят пешие патрули. Здесь торговцы нанимали охрану сами, но, поскольку торговля сейчас приостановилась, а все наёмники наверняка уехали на войну, квартал казался склепом. Я мысленно дополнила список вопросов, которые мне хотелось задать. – Насколько тебе дорога эта одежда? В смысле, если она немного запачкается, это не будет проблемой? Какой странный вопрос. Ведь в городе царит чистота. Куда он собирается меня вести? Я вяло помотала головой – нет, не будет. Одежды у меня мало, но разве же это проблема – постирать? Я даже и не стирала сама – не то, что раньше, в столице, где мне приходилось заботиться о своей одежде самостоятельно с того самого дня, как я пришла на службу в храм. Здесь же, в одном из центральных зданий, недалеко от таможни, до сих пор работала маленькая прачечная, которой владел довольно эксцентричный маг. Всё помещение он уставил тазами, призывал водяных элементалей, и они с утра до ночи бурлили в этих тазах, стирая бельё. За услуги маг брал, кстати, очень мало. По-моему, ему нравился сам процесс. Меня предупреждали, что в Даларане много странных индивидов, и я заранее ждала чего-то безумного, но такое применение талантов показалось мне крайне практичным… После короткой паузы мы пошли дальше; миновали злополучный ювелирный магазин, кузницу, банк, заколоченную мясную лавку, рядом с которой к мостовой гигантскими стальными шурупами была прикручена пустующая жаровня; небольшую площадь, на которой раньше был базар, а теперь – остовы заброшенных прилавков. Наконец мы достигли особенно тёмного и узкого проулка между двумя домами. Сид решительно пошёл вперед, держа свободную руку на холодной каменной стене. Я последовала за ним. Я действительно доверяла ему. Интуитивно. Плюс, он не давал мне поводов не доверять… Небольшой круглый тупик за домом упирался в городскую стену, за которой – я знала это – еще один маленький клочок земли, а дальше – пустота. Сид остановился перед чем-то, что напоминало деревянную крышку колодца – только в несколько раз больше. Он повёл рукой и крышка легко – хотя явно весила много пудов – сдвинулась с дальней стороны: достаточно, чтобы проскользнуть вниз, в непроглядно-тёмный зев под ней. – Нам туда, – сказал он и сделал шаг вниз, в проход. Я дёрнулась и в немом крике протянула руку. Но Сид никуда не исчез, он просто ступил на винтовую лестницу. – Не бойся, – сказал он. – Это не какой-то одинокий подвал. Это проход в город под городом. Там полно народа. Город под городом?! Как такое может быть, если под городом – только воздух?! Сид щелкнул пальцами свободной руки и над его ладонью загорелся почти идеально круглый, красноватый огонёк, который я сразу узнала, хотя прошло уже столько времени. – Идём, – повторил Сид и сделал еще несколько аккуратных шагов вниз. Я решилась, но только когда он просунул голову под крышку и скрылся под землёй целиком. Ступеньки были узкими и скользкими; сначала я цеплялась руками за крышку, затем – за мокрую земляную стену; снизу с каждым шагом всё острее несло нечистотами. Света почти не было: красный огонёк горел так тускло, что я едва могла различить свои собственные пальцы. На последней ступеньке, не увидев дна и слишком сконцентрировавшись на следующем малюсеньком шаге, я поскользнулась. К счастью, Сид успел поймать меня, но из-за этого «светляк» тут же потух. Наверное, ситуация получилась бы весьма двусмысленной, если бы не обстановка: мы стояли в ужасной вони и кромешной темноте, вцепившись друг в друга руками, – только сверху полумесяцем лился скудный искусственный свет Даларана. Сид не отпускал меня. Мне тоже не хотелось отпускать – запах, исходивший от него, приятно контрастировал с ароматами экскрементов и тухлой рыбы. Но всё-таки я разжала руки первой и отстранилась, и лишь тогда он снова зажёг свой огонёк. Мы действительно оказались на дне гигантского колодца, только в одной из стен имелась небольшая дверь с грязным стальным кольцом. – Открой, пожалуйста, – извиняющимся тоном сказал Сид. – У меня обе руки заняты. Я послушно потянула за кольцо и не без труда отворила скрипучую дверь: за ней тянулась кишка обложенного камнем коридора, в котором коптили факелы. Коридор изнутри напоминал гигантскую трубу. – Добро пожаловать в Клоаку. Не беспокойся, вонь очень скоро прекращаешь замечать. Где-то недалеко журчала вода. «Канализация», – подумала я. Это место, чем бы оно ни было, являло собой полную противоположность сверкающему чистотой Даларану. Оно являло полную противоположность Осидиусу Эроне. Теперь я поняла, зачем он переоделся в поношенную одежду и завязал волосы лентой. И почему спрашивал меня, не боюсь ли я запачкаться. Мокрый, зябкий коридор тянулся и петлял, оправдывая своё название. По бокам то и дело открывались проходы в слабо освещенные помещения. Проходя мимо, я глазела в них, на обитателей подвалов. Здесь были представители всех рас. Они не имели ничего против такого соседства. У многих лица закрывали шарфы или капюшоны. Кто-то шумно торговался, кто-то сидел на деревянном настиле и пил что-то из мутных бутылей; мне пришлось перешагнуть через оглушительно храпящего человека, в выцветших лохмотьях которого угадывалась роба мага Цитадели. Сид оглянулся и посмотрел на меня, на ходу сказав: – Уже недалеко. Судя по всему, здесь он чувствовал себя как рыба в воде, и это сильно удивило меня; но я уже почти не боялась и не испытывала желания повернуть назад. Чутьё подсказывало, что, если опасность и есть, исходит она вовсе не от Сида. Мы всё шли и шли. По моим судорожным расчётам, над нами уже был соседний квартал, когда перед очередным боковым проходом, широким, ведущим вниз, Сид замер и протянул мне руку. Я вложила пальцы в его ладонь, даже не пытаясь дознаться, что дальше. Доверяешь – так доверяй полностью. Мы спустились в широкий зал, в дальнем углу которого с десяток наблюдателей окружили двух дерущихся врукопашную краснолюдов – голых по пояс, босых, покрытых грязью, со слипшимися от пота бородами. Кто-то из зрителей вопил оскорбления, кто-то подбадривал, кто-то молча смотрел, сжав в кулаке исписанную бумажку и держась за кошель на поясе. Сид вёл меня мимо этого действа, крепко держа за руку, как маленькую девочку. – Анар’эла, идём же, – раздражённо сказал он, когда я вытянула шею и отстала на шаг, чтобы рассмотреть драку между спин орущих зрителей. Я испытывала причудливое ощущение дереализации: как будто всё это происходит в моём воображении, а я на самом деле не здесь и не двигаюсь с места. Слишком я уже привыкла к чистому, почти стерильному Даларану, с его круглосуточно подметаемыми улицами, водопроводом, разодетыми студентками и деревьями, цветущими круглый год. Затем мы поднялись по шаткой лестнице и, наискосок пройдя по еще одному сегменту уходившего вдаль коридора, оказались в самом причудливом помещении из всех, ранее увиденных мною здесь. Это напоминало затопленный подвал огромного замка: неожиданно высокий потолок, деревянные мостки, открытое с трёх сторон деревянное же кособокое здание; а подо всем этим – озерцо мутной воды. Сид отпустил мою руку, ступил на мостик, ведущий к хижине на сваях; я остановилась и посмотрела вниз. Прямо передо мной проплыла размокшая и побуревшая люфа. Здесь пахло уже не экскрементами – просто стоячей водой. Хотя этот запах не намного приятнее. Хижина оказалась чем-то вроде таверны: здесь имелись столы и стойка, за которой курил трубку бармен-человек, однако за его спиной не было рассортированных по годам и местам выращивания винограда бутылок с аккуратными этикетками – нет, только безымянные и непрозрачные. И всякий неуместный хлам, вроде фарфоровых кукол в выцветших платьях, деревянных игрушек и холодного оружия, большей частью ржавого. – Присядь, я сейчас, – попросил меня Сид. Я выбрала дальний столик, подальше от стойки и двух посетителей, которым, похоже, правило не пить до ужина было не указ. Очень странная парочка: син’дорай и одноглазый дреней. Они громко обменивались оскорблениями. Пока Сид беседовал с барменом, я успела расслышать достаточно, чтобы понять: это не просто ругань, а игра. – Козоёб. – Лизоблюд. – Муд… – Стоп! Неужели ты так банален, Джадаар? Опять?! Придумай что-нибудь более изощренное. Или пей штрафной. – Я настаиваю на мудаке, – решительно сказал дреней. – Пью. – Недоносок. – Я – доносок. Это ты недоносок. Пей. – Это же не по правилам. – К демонам правила. Пей, пока нормальное наливают. На меня они не обращали абсолютно никакого внимания. Оба уже успели порядочно надраться. Сид вернулся. Он водрузил на стол свою таинственную коробку и последовательно вытащил из неё: восковые свечи, гигантские спички, набор перьев, чернила, банку с белым песком и стопку пергамента. Я тут же выдернула пергамент из его рук и принялась писать первый вопрос. Сид в это время еще раз сходил к стойке и принёс бутылку и два стакана. Оба протёр порождённым из недр своей куртки белоснежным платком; затем критически осмотрел платок и бросил его на пол. Очевидно, не пить здесь – в любое время суток – считалось дурным тоном. Я повернула пергамент. – Зачем я тебя сюда привёл? – повторил Сид прочитанное. – Поговорить без свидетелей, например. Я махнула рукой в сторону диковинной парочки. – Они не в счёт. Им плевать на нас и в принципе на всё, – он налил в каждый стакан мутной жидкости примерно по два пальца. Один пододвинул ко мне. Я мотнула головой – нет, не пью. – Хотя бы пригуби. У меня есть вопрос, связанный с этим пойлом. Сам он опрокинул стакан и выпил всё единым духом, а после – зажмурился и тряхнул белокурой головой. Я аккуратно отпила. Вернее, попыталась. Один-единственный маленький глоток обжёг мне горло, я закашлялась. Это было отнюдь не пиво, а брага, причём очень крепкая. Однако, в отличие от того пойла, что мне однажды довелось попробовать и что оставило у меня во рту вкус грязных носков, у этой браги было приятное послевкусие – когда горло отпустило. Фруктовое и почти сладкое. – Это кунгалуш. Креплёный. Его гонят из тропических фруктов. Знаешь, откуда их берут? Я помотала головой. – К западу отсюда есть местность. Низина. Довольно обширное пространство. Там имеются мангровые болота и непроходимые джунгли. И там стоит жара, которая в принципе не зависит от наличия или отсутствия солнца наверху. И там растут фрукты. С точки зрения науки это климатическая несуразица, такого существовать не должно. «Лава? – предположила я. – Локальные горячие источники?» – Нет. Никаких логических оправданий происходящему там нет. Горячие источники имеются много южнее, да, однако они не прогревают всю местность, да и не могли бы. Один из здешних обитателей, что возил кунгалуш до блокады, клялся и божился мне, что это место обустроили Титаны, и что он собственной персоной беседовал с их «хранительницей». Я склонила голову на бок. К чему он ведёт?.. Но на всякий случай приготовилась мягко отводить его в сторону от философских споров. Он налил себе ещё. – А теперь скажи мне. Титаны – это боги? Мне стало почти смешно. Каждый раз одно и то же… Правда, он еще не назвал меня «полоумной» и не сказал что-нибудь вроде «мало родители пороли» или же «это просто твой страх смерти заставляет тебя держаться за всякий бред». А дальше – лекция о червях, «живём один раз», и тому подобное. «Я так не думаю. У тебя в детстве был деревянный конструктор? Знаешь, маленькие блоки, с выемками, они крепятся друг на друга. Можно построить целый замок, если у тебя их достаточно». Я снова обратила внимание на его пальцы. Длинные, с ухоженными ногтями, без каких-либо следов физического труда. Даже странно знать, как крепко он умеет сжимать их, когда ему больно. – При чём тут конструктор? Ну, допустим, он у меня был. Правда, не деревянный. «И ты, конечно, строил из него что-то. Я считаю, что наш мир – он как конструктор для Титанов. А мы – как насекомые, которые ползают между блоками… Титаны просто очень развиты. Но я сильно сомневаюсь, что они захотят вернуться. У них много наборов конструктора». – И где тут справедливость? «Не знаю. Может быть, в том, что ты сможешь стать Титаном, если захочешь?» – Когда, в следующей жизни? – с нажимом и горькой иронией. Я убрала со стола бутылку и поставила у своих ног. Сид проводил её жалобным взглядом. – Как говорить «да» на языке жестов? – внезапно спросил он. Уже в тот момент, когда я была почти готова к одному из ненавистных теологических споров. Свет, какую же благодарность и симпатию я испытала к нему в этот момент – не описать словами. Я показала. – А «нет»? Я помахала ладонью перед его лицом. – Это ты сейчас проверяла, не ослеп ли я от кунгалуша, или так говорят «нет»? Я растопырила два пальца – второе. – А ты могла бы научить меня языку жестов? Я опять помахала рукой у него перед носом – нет. Он перехватил мою ладонь и отвёл в сторону. – Я быстро учусь. «Сколько языков ты знаешь хорошо?» – Подвинься, – сказал он. – Я замучаюсь так ждать каждую фразу. Он переставил стул и сел рядом со мной. Впритык. И положил правую руку на спинку моего щербатого стула. И это, честно признаться, выбило меня из колеи. Я не привыкла к тому, чтобы в моё личное пространство вторгался кто-либо, кроме родителей и Раиды. Даже мои братья и сёстры в Услужении не обнимали меня, а то, что сделал Тристан всего лишь два дня назад, по ощущениям походило на мощный удар под дых. Я до сих пор не отошла от него. И вдруг кто-то бесцеремонно садится рядом и прижимается ко мне? Да, вероятно в обществе, которое его воспитало, личное пространство меньше или же его нет вообще. Считается же у орков, например, что спать одному в комнате – постыдно... Первым порывом было – демонстративно отодвинуться, но отчего-то этот порыв я моментально отмела. Отчего-то обрела уверенность: Сид не флиртует со мной, не пытается смутить меня, он просто хочет, чтобы разговор двигался быстрее. Так я подумала. – Два, – сказал он. – Два языка знаю хорошо. «И ты вырос, говоря сразу на обоих?» – Ага. «То есть, ты никогда не учил чужой язык. Тебе понадобятся месяцы, если не годы, а у нас…» – я остановилась. Я действительно хотела написать именно это?! Значит, я уже начинаю готовиться к смерти?.. – Нет такого количества времени? Я кивнула. Он медленно наклонился ко мне – так, что наши лица оказались близко-близко, а моё сердце заколотилось… Но Сид тут же разогнулся и встал. В руке у него была победно зажата бутылка кунгалуша. После этого он сразу же переставил стул и снова сел напротив меня. Он улыбался. Я не знала, смеяться мне или плакать. Наверное, следовало смеяться над тем, какой он изворотливый, и плакать от того, что я такая дурочка, что ищу столько скрытого смысла там, где его нет, и что меня так легко обмануть. «Ты испытываешь моё доверие». Он усмехнулся и налил себе треть стакана. – Я рискну. «Алкоголик», – написала я – впрочем, беззлобно. Обиды не было. На себя за легкомыслие я тоже почти не сердилась. – Есть немного. На самом деле я худо-бедно могу читать вверх ногами. Но насчет учить – это я серьёзно. «Ты просишь ради меня? Ради того, чтобы легче было общаться со мной?» Он кивнул. Притворства в его лице я не заметила. Тогда я снова помотала головой. Это не имело смысла. Потому что дальнейшие события могут развиваться по двум сценариям: либо мы в ближайшее время бесславно умрём, либо война закончится, и я уеду с Тристаном. Наша странная «дружба», или как еще можно назвать это – всё это – закончится в любом случае, и мы больше никогда не увидимся. За то время, что у нас есть, я могла бы научить его разве что алфавиту и самым элементарным жестам. Может быть, они пригодятся ему в жизни, если сбудется сценарий номер два. Вот Тристан же использовал со своими солдатами какие-то базовые слова. Но, в самом деле, лучше уж я научу его печь хлеб – это полезнее. «Давай сменим тему». – Давай, – он уже был немного пьян, и, похоже, собирался в одиночку прикончить всю бутылку. Я пошарила в своей сумке и достала из неё кусок хлеба: последнее, что осталось после оплаты содержания Крига (я платила и деньгами, и едой – так практичнее, потому что нельзя предсказать, когда деньги обесценятся совсем, а хлеб станет на вес золота). Наши соседи закончили переругиваться, снялись с места и, пошатываясь, ушли. Мы остались вдвоём, если не считать бармена. – Например, у меня есть вот какая тема, – продолжал Сид. – Я несколько недель следил за тобой. Трубочист, который приходил к вам не по расписанию – мой. Конопатый дебил, который мыл твои окна снаружи – тоже мой. Школьный ключник – и тот мой. Я даже подкупил повара, чтобы он докладывал мне о том, что ты делаешь и что говоришь. Говоришь… – Сид хмыкнул и пробормотал какую-то фразу на талассийском; я не поняла ни слова. Я бы солгала, если бы сказала, что невероятно удивлена. Или что испытываю злость. Полагаю, в церкви я привыкла к тому, что за каждым моим шагом следят. – Я поэтому тебя сюда и привёл, чтобы тебе было сложнее убежать, когда ты рассердишься. «Зачем?» – Зачем следил? – переспросил он; я кивнула. – Моя жена. Хотела что-то от тебя. Я должен был узнать, что. «И что бы ты сделал с этим знанием?» Он задумчиво посмотрел в опустевший стакан, потом – на хлеб, который остался лежать на краешке пергамента. – Я не знаю, – тихо сказал он. – Я уже ничего не понимаю. «Ты со мной всё ещё общаешься потому, что тебе надо узнать, чего хочет твоя жена?» – Нет. Не поэтому. Хотя было бы любопытно узнать. «Я сама не знаю, чего она хочет, если хочет вообще. У меня нет никаких ценностей, я не обладаю тайными знаниями. Если хочешь знать моё мнение, ей просто не понравилось, что я спасла тебе жизнь, ты же сам мне так сказал, и…» – тут я запнулась. С пера капнули чернила и расплылись кляксой прямо следом за крайней буквой. Нет ценностей?! Чётки! У меня же есть жемчужные чётки, которые я нашла в лесу! Они, наверное, стоят целое состояние! И, конечно же, принадлежали ей! Он даже не заметил моего замешательства. – Значит, ты не сердишься на меня? Мне было всё равно. Ничего интересного я не делала. И, по крайней мере, его шпионы не следили за мной в ванной и в уборной – и то хорошо. В Церкви даже этой роскоши у меня не было. Там всегда кто-то наблюдал. Остаться в одиночестве можно было очень редко, например, в яблоневом саду, на кладбище. И то не всегда. «Нет. Я читала книгу об интригах при дворе в Луносвете. Послушай, у меня же есть чётки, я нашла их неподалеку от того места, где нашла тебя, это её вещь?» – Демоны, а я уж и забыл про них. Нет, это мои. Я их часто перебирал, когда надо было успокоиться. Мариса их терпеть не могла. Говорила, что я с ними похож на больную истеричку, готовую сорваться. И – нет, твой вариант не подходит. Сто процентов не то. Просто поверь. Не то. «Тогда я правда не знаю, клянусь тебе. И я отдам тебе чётки, как только поднимемся наверх». – Оставь себе, – отмахнулся он. – Мне они без надобности. Я нашел другое средство успокоения. Без сомнения, он имел в виду зелёного змия. – Лин, ты и правда не сердишься на меня? Он пытливо смотрел мне в глаза, слегка навалившись на стол и крепко держась за стакан. Кунгалуш явно действовал быстрее, точнее и сильнее вина. И – да, почему для него это так важно?! «Почему ты переспрашиваешь, неужели так трудно поверить, что не сержусь?» – Трудно, – сказал он, прочитав, и откинулся на спинку стула. Стул жалобно скрипнул. «В общем, у меня не осталось вариантов, кроме моего собственного, что она просто злится на меня. У тебя…» – я начала и запнулась. А я, имею ли я право совать голову в чужое личное пространство, задавать личные вопросы? – У меня – что? «Это личный вопрос, я не знаю, имею ли право задавать его». – Прекрасно. – Он картинно всплеснул руками. – Я только что признался, что следил за тобой, а ты стесняешься задать личный вопрос. «Никакие твои действия не могут дать мне право на бесцеремонность». – Не ломайся и задавай, – сказал он, наливая себе ещё. Хлеб он так и не съел, да и не помог бы ему уже этот жалкий кусок. «У тебя действительно всё было так плохо с женой?» – Да, – просто ответил Сид. – Всё было очень плохо. «Ты её до сих пор любишь, поэтому тебе так больно?» Что удивительно, этот вопрос дался мне тяжелее, чем предыдущий. Но Сид среагировал неожиданно: он рассмеялся. В смехе чувствовалась горечь. – Я никогда не любил её, а она никогда не любила меня. Это был брак по расчету. Мы жили в этом браке почти три десятилетия. И всегда всё было плохо в разной степени. «Тогда что же держало вас вместе?» – на мгновение я действительно искренне удивилась, а потом осознала, что именно спрашиваю. Я же стояла на пороге почти такого же брака. Разумеется, мне казалось, что я со временем смогу полюбить Тристана, что он никогда не поднимет на меня руку, и так далее. Но кто может знать, с чего начались у Сида отношения с этой его Марисой? Мне вдруг стало жутко. Нет, нет, это глупый страх, сказала я себе. Тристан очень хороший человек, мне вполне комфортно с ним, мы поладим. – М, – Сид качнул головой. – Хороший вопрос. Привычка?.. А еще личные вопросы есть? Задавай, не стесняйся. При условии, что я потом задам столько же… «Ты не мог бы прекратить пить? Я тебя отсюда не смогу на плечах утащить». – Тебе не обязательно меня тащить. «Но тебе обязательно меня отсюда вывести. И трезвым ты мне больше нравишься». Я приготовилась спорить дальше, но он, как ни странно, убрал заветную бутылку (впрочем, опустевшую уже почти на две трети) и крикнул бармену: – Кофе есть? – Утрись, – громогласно отозвался бармен. – Кофе, блядь. А утиной печёнки с трюфелями тебе не принести? Однако после этого он встал, материализовал откуда-то кофейник, налил полную чашку и даже принёс её нам. – Кругом одни противоречия, – пробормотал Сид и обратился к бармену: – Тьфу, он же холодный. А разогреть? – А хлебало завалить? Бармен ушел к своим куклам и ржавым ножам. – Резонно. Так, о чём я. А. Нас представили друг другу на светском рауте. Мы немного поговорили о своих семьях, поприценивались друг к другу. Уже через час после этого, гладко миновав все прочие разговоры, вино и закуски, Мариса затащила меня в какой-то закуток за портьерой. И исполнила такой искрометный минет, что, если к тому моменту сомнения еще оставались, то они задохнулись. Как и я. «Что такое минет? Это какой-то танец?» – спросила я прежде, чем сумела остановить себя, смутно подозревая, что сейчас над моим невежеством будут смеяться. И, кстати, я не спрашивала об истории их знакомства. Видимо, он и сам очень хотел рассказать, а алкоголь развязал ему язык. Мне это не понравилось. Неправильно, когда доверительные разговоры происходят под воздействием алкоголя. Сид не рассмеялся. У него расширились глаза. – Ты… Ты просто… Ты единорог, честное слово. Перламутровый единорог. Я не знала, как реагировать. – А как же твой… Вот этот… Твой… Анар’эла, я понятия не имею, как его зовут. Ну, разумеется, он знал и про Тристана. Иона рассказал; вот почему он так пялился на нас с кухни. «Мой жених. Его зовут Тристан. Он служит в Седьмом Легионе». – Седьмой Легион. С ума сойти. Ты не могла найти себе кого-нибудь, кто воюет не на передовой, а хотя бы во втором ряду? Я промолчала. – Извини, – сказал он. – Всё, извини. Твой… жених. Я понял. У людей не принято вступать в интимные отношения до свадьбы. «Почему же, – возразила я. – Напротив, официальная помолвка подразумевает», – дописывать я не стала. – А ты с ним помолвлена официально? Что ж, я сама зашла в болото личных вопросов. «Нет. Пока нет. А на мой вопрос ты не ответишь?» Впрочем, я уже и без того поняла, что имелся в виду вовсе не танец. Он поджал губы. Кажется, теперь он действительно пытался не смеяться. – Лин, слушай… Знаешь… Нет. Я теперь себя чувствую каким-то грязным стариканом. «Но мне правда интересно!» И тут он рассмеялся. На этот раз не горько, а искренне и с задором. Бармен коротко посмотрел на него и покачал головой. – Я… Ты… Слушай, всё. Честное слово, всё, давай больше не будем говорить об этом. Я никогда не… Да ты настоящая вообще? Такие ещё остались?! Я незамедлительно поняла, к чему он клонит. Хотя поверить в то, что он раньше никогда не общался с девственницей, мне было трудно. Ну не настолько же у его народа свободные нравы! Он же и сам когда-то… Наверное, очень давно… Ох, Свет. Мои щёки залились румянцем по собственной воле, мне так хотелось срочно прикрыть чем-то лицо. Отчего-то даже попытка представить его голым и в постели с женщиной заставила мою голову пойти кругом. «Я настоящая и нет нужды обращаться со мной, как с ребёнком, честно». – Да у меня и в мыслях не было… Просто… Это… Свет, да ты покраснела даже… О, Боги! – Извини, хорошо? Ну… ты же прощаешь меня? Я заткнусь. Всё, видишь, я затыкаюсь. Вопросы, давай вернёмся к вопросам. К твоим вопросам. Я стёрла со лба нежданно выступивший пот. Тут настолько душно или дело в другом? «Послушай, мы перескакиваем с темы на тему. Давай придерживаться чего-то одного, иначе разговор получается каким-то рваным». – Реинкарнация? – предложил он. Сарказм в его тоне от меня не скрылся. «Нет, давай попытаемся разобраться с твоей женой раз и навсегда. Потому что ты явно одержим этим. Расскажи, пожалуйста, по порядку, что и как случилось». – Нет, не одержим. Уже нет. Честное слово. Я поджала губы и склонила голову набок. – Я уже знаю это твоё выражение! – закричал Сид почти с восторгом. – Оно означает «не держи меня за дуру!» Я угадал? Скажи, я угадал? Кивнула, выражения лица не сменила. – Ладно, ладно, – он отхлебнул кофе, поморщился, задумался, взял со стола кусок хлеба, повертел его в пальцах. – Мы приплыли. Сошли на берег. У нас были крылобеги, Мариса изначально настаивала на том, чтобы взять их с собой. Некоторое время мы комфортно ехали с довольно большим караваном через Фьорды. То есть как – комфортно. Ни тебе помыться, ни поспать на мягком, ни… Я растопырила пальцы и нетерпеливо потрясла ладонями у него перед лицом. – Хорошо, не отвлекаюсь! Ты только не кричи на меня! Потом мы ехали вдвоем. Мы должны были встретиться… С Шанкой… – он запнулся, как будто только что снова вспомнил; я не мешала ему и не подгоняла в этот раз. – Так, у нас были координаты. Мариса сказала, что хорошо знает дорогу. Я остановила его жестом. «Откуда она её знала? Она была здесь раньше?» – Вряд ли. Нет, точно не была… Ну, допустим, она хорошо ориентировалась по карте? Потом, по дороге, она вдруг на ровном месте начала на меня орать. Я заорал в ответ. Мы остановились, слезли с крылобегов. Начали выяснять отношения. Место было совершенно безлюдное. Она побежала в лес. Я побежал за ней – главным образом даже не потому, что она вдруг замолкла, а потому что… О, Свет, понятия не имею, зачем я побежал за ней. Тут она вылезла из-за сосны, набросилась на меня, принялась колотить и царапать. Оторвала кусок рубашки, когда я отшатнулся. Потом начала душить. Я от удивления не успел среагировать вообще никак, только слабо отбивался, без магии. Потом, откуда ни возьмись, появился этот нож, ну и… Я упал, она что-то сказала – не помню, что, – и убежала. Потом пришла ты. «И она резко начала кричать на тебя? До этого вы молчали? Постарайся вспомнить, кто остановил птицу первым?» – Я. Она. Не знаю. Она. Она закричала на меня и остановилась. Точно. Меня медленно, но верно, захлёстывало полное осмысление того, что произошло. Нет, так сразу нельзя, надо убедиться… «Когда вы остановились, рядом были какие-нибудь предметы, выделявшиеся на общем фоне?» – Не помню… Деревья, камни, деревья… Снег… Послушай, не было там ничего, лес как лес, дорога насыпная… «ТЁРН! – написала я большими, размашистыми буквами. – Ни перед этим, ни дальше, я не видела тёрна. Его там либо высадили вручную, либо… В общем, это вполне тянет на ориентир». – К чему ты клонишь? – Сид прищурился. Я и сама еще не до конца была уверена, к чему клоню. Я судорожно пыталась припомнить все детали нашей первой встречи. «Сколько прошло времени между тем, как она ушла и появилась я?» – Не знаю. Пять минут? Десять? Час? «За час ты бы гарантированно истек кровью. Судя по состоянию твоей раны, прошло несколько минут. Это очень мало. Ты понимаешь, что всё это значит?» – Что мне чертовски повезло? – Сид развёл руками. «Нет! Это значит, что она всё тщательно спланировала. Потому что таких совпадений просто не бывает. То есть, я и раньше могла это понять, но просто не придавала значения ситуации». – Ты хочешь сказать, что она специально уложила меня там, где ты бы меня гарантированно нашла? «Когда ты выронил чётки?» – Я… – Сид опустил голову, задумался, и через пару секунд его глаза расширились: – Я их не ронял! Она их вытащила из моего кармана, когда уходила! «И повесила на ветку, в аккурат между дорогой и тобой. И кусок твоей рубашки – на тёрн. Хотя первым делом я заметила мёртвую птицу». – Я никак не мог понять, зачем она её убила. Получается, за тем, что пропустить такой ориентир просто невозможно? Я кивнула. – Итак, если допустить, что твоя теория верна, она хотела, чтобы ты меня нашла. Сид как будто даже протрезвел, и дело было вовсе не в кофе. – Чтобы что? Чтобы ты меня вылечила и я поехал дальше? «Получается, так». – Но всё это не имеет никакого смысла… Она ненавидит людей… Она и меня тогда уже, по-моему, ненавидела… – тут он снова задумался. – Мы встречались с ней потом. В «Фокуснике». Она хотела, чтобы я подписал бумаги на развод. И сказала, что «хотела меня задержать». Я окончательно и бесповоротно запуталась. Моя теория про то, что его жена просто рассердилась и решила мне отомстить, была гораздо проще и не вызывала лишних вопросов. Но это уже не укладывалось ни в какие рамки и разумного объяснения не имело. Что еще я могла спросить, дабы пролить свет на ситуацию? «Вот что еще меня смущает. Если ей что-то было от меня нужно, почему она не притаилась поблизости, не дождалась, пока я появлюсь, и не взяла необходимое?» – Твою жизнь, – тихо сказал Сид. «Что?» – Ей нужна была твоя жизнь. Она собиралась… собирается убить тебя. И да, я тоже не понимаю, почему она сразу не... Вот уж поистине – детективная история, напластование таинственных фактов… – Я ей этого не позволю. Не волнуйся. Я даже варды вокруг твоего дома расставил. Стражу известил… «Мои друзья – маги, ты думаешь, они не заметили эти варды?» – Наверняка заметили. Подумали, что это городские. Или что-нибудь в этом роде, злокозненной магии ведь там нет. «И ты не имеешь понятия, зачем она хочет меня убить?» – Я предполагал, что у тебя есть какой-то артефакт… «Да нет у меня ничего. Вот, разве что мамин кулон, смотри», – я положила перо, вытащила подвеску из-под платья и показала ему. Сид протянул руку, быстро ощупал кулон и покачал головой. – Обычный. Никакой магии. Я развела руками. – Точно ничего нет? Покачала головой. – Клянешься? Закатила глаза. Ну сколько ж можно. – Скажи, а ты когда-нибудь становилась жертвой тёмной магии? Сталкивалась с колдунами? Присутствовала при каком-то сомнительном ритуале? Что угодно в таком роде. По моей спине пробежал холодок. Сид заметил моё смятение. – Ты что-то вспомнила? Ну, говори, говори же. Я инстинктивно сжала горло ладонью. Потом медленно написала: «Да. Возможно. Я нашла какой-то кристалл… Я тогда потеряла голос». – Так ты не родилась с этим?! У меня появилось чувство дежа-вю. «Нет. Это было два года назад. Когда приземлились дренеи». – Постой, так ты и твой друг… «Да, мы оба были там». Сид закрыл рот рукой; а глаза у него расширились так, что, казалось, вот-вот должны были вывалиться из глазниц. – Ала’эндал, – наконец сказал он хрипло и прижал ладони к вискам. – Красный Инцидент. Внезапно он встал, нервно зашагал туда-сюда, слегка шатаясь; прошелся до барной стойки, выглянул за стену, оглядел комнату за ней, осмотрел каждый угол того помещения, где мы сидели. Его пальцы нервно сжимались и разжимались. Мои должны были бы строчить вопрос за вопросом, но реакция Сида настолько выбила меня из колеи, что от удивления я не могла пошевелиться. – Всё это время… – сказал он, наконец-то опускаясь обратно. – Всё это время я думал, я практически чувствовал, что у тебя есть какая-то ценная вещь. И я не мог догадаться, хотя было столько намёков… Ну я и дурак. Свет, какой же я дурак. «ДОГАДАТЬСЯ О ЧЁМ? – теперь я так нервничала, что просто не могла писать аккуратно и мелко. – ЧТО ТАКОЕ ЭТОТ КРАСНЫЙ ИНЦИДЕНТ, В КОНЦЕ КОНЦОВ?!» – Ты, Лин, – сказал он. – Ты – Красный Инцидент.