Просыпаясь от ночных кошмаров

Просыпаясь от ночных кошмаров, Маринетт заглядывает в пустоту комнаты и хватается за голову. Кошмары, преследующие уже который год, становятся всё хуже. Свёрнутые шеи. Разорванные лёгкие. Сломанные кости. Море крови вокруг, в котором она, в своём ярко-алом костюме, слишком незаметная. Красные ленты с издёвкой становятся удавкой, тоже сливаясь с кровью. Маринетт думала о вечности уже миллион раз. Она оставляла Тикки в комнате, выходила на крышу и долго-долго сидела, смотря в небо и включая-выключая фонарик, который был дома на случай отключения света. Щелчки успокаивали, это было намного легче и безболезненнее, чем обдирать заусенцы на руках. Иначе – снова кровь, что будет продолжением её костюма. Щёлк-щёлк. Батарейки пока на полном заряде. Маринетт прикрывает глаза, слушая ночной город. Он дышит иначе, он дышит спокойно, размеренно и опасно. Он затягивает, как темнота под её кроватью. Как руки монстров, что затаились в шкафах её души. Как зрачки Тикки без света. Адриан резко просыпается посреди ночи, не открывая глаза. Он давно научился не кричать, когда ему снились плохие сны. Чаще всего – один и то же ужасный кошмар, когда Леди распадается на пепел под его когтями, безмятежно улыбаясь. Она будто даже во сне не могла принять, что Кот её может предать, или хуже – убить. Адриан любил темноту, там было его спасение. Чёрный костюм скрывал его от излишних взглядов, которые днём сдирали одежду вместе с кожей. Модель. Маленькое солнышко, любимая звезда своего отца. За самым ярким светом скрывается самая опасная тьма его души. Кричи, не кричи – никто не придёт на помощь. Ни одна живая душа не выключит свет и не обнимет в темноте, не направит. Как и все кошки, Нуар видит в темноте, а на свету его ослепляет. Может, именно поэтому он всегда чуть щурится, когда смотрит на Ледибаг. Когда он не может чётко видеть, но влюблён по самые кончики ушей, разомлевая от её прикосновений настолько, что закрывает глаза. В темноте все чувства обостряются, а пальцы кажутся такими мягкими... Он лежит с закрытыми глазами, слушая тихое жужжание процессора и сопение Плагга. Темнота – его спасение, его тихая бухта. Она баюкает, как почти забытые руки родного человека. Как сладкий аромат хвостиков его Леди. Как самый лучший оживший сон, в котором безмолвно и надрывно кричат под звук разрушения плоти: «Беги, спасайся!». Во снах живут воспоминания. Их смерти и возрождения. Их память и то, что лучше не вспоминать. Свет не может выжить в темноте. Тьма предпочитает таиться в тени.