What is a wonder?

      Он стоит подле нее, раскачивается в такт музыке, держит одной рукой ее ладонь, а другой мягко касается ее талии. Из трактира доносится радостный, пусть и пропитый за столько лет голос Чарли, которому подпевают несколько разномастных голосов ребят из этой деревеньки. А она улыбается, слушая весь этот неказистый хор и чуть сжимая его руку.       Снег начинается почти неожиданно — крошечные пушинки летят с неба, танцуя, словно стараясь смешаться со счастливой толпой на улице, тоже порадоваться этому дню, хотя бы — этому дню. Когда каждый день война, каждый день раздаются крики и плач, каждый день умирают тысячи людей, из которых есть и те, кто только появился, кто еще не увидел ни чистого неба, ни зеленой травы, ни того же снега, надо уметь жить здесь и сейчас. Уметь радоваться тому клочку счастья, что приносит тебе ветром. Не хватать его, сжимая и обращая в пепел, а подставлять ладони, позволяя ему самому плавно и легко опуститься к тебе.       И он умеет, на самом деле умеет. Будь то очередная пирушка в таверне по случаю хоть и крохотной, но все же выигранной битвы, или же просто солнечный час, когда ты почти не слышишь звука разрывающихся снарядов и воодушевляющих криков, зовущих в бой. Он умеет быть счастливым в эти моменты.       И когда она рядом смеется, подставляя лицо под белесые кристаллики, пытаясь поймать их ладонями, возводя сильные, но прекрасно-женские руки к небу, он понимает, что вот он — еще один миг счастья. Быть рядом с ней, видеть ее улыбку, слышать ее смех.       Смех… Боже, какой у нее смех. Он такой теплый и мягкий, что, кажется, в него можно укутаться, как в домашний плед. Укутаться и больше не выбираться никуда. Остаться в этом моменте, в этом тепле.       Она прекрасна — это простая истина. Настолько простая, что, кажется, каждый, кто ее видел хоть раз, сразу принял это на веру. Потому что это не требует пояснений, доказательств или чего-то еще. Это просто так. И дело даже не в природной, настоящей, невообразимой красоте, а в том, что эта красота облачает. Искренность, доброту, невинность и самую настоящую веру. То, как она верит, не похоже ни на что на свете. Кажется, что одна лишь она может затмить всю ту горечь, боль и тьму, что заполонила этот мир, затмила глаза всех людей. Она может спасти все.       Он улыбается, глядя на нее, и касается ее темных локонов. Снежинки на них тают от тепла его рук. Она выглядит такой счастливой, такой настоящей, что он не может думать ни о чем другом. Ни о войне, охватившей весь мир, ни о страхе и ненависти, что поджидают их за этой деревней, ни о трудностях, что им еще предстоит преодолеть. Ни о чем. Кроме нее.       И он понимает — она и есть чудо.       Нескольким позже он расскажет друзьям о том, откуда она и какие мотивы ею движут, и Чарли, усмехаясь, спросит, не верит ли он сам в эту чушь с богом войны. Он пожмет плечами, но не ответит. Может, он и не верит в то, что Арес существует. Но он верит в нее. Верит в Диану. И он будет там, где надо. Пока есть время. Пока у них есть время.