Вечность

На занятиях он всегда строгий и неразговорчивый. А ещё до одури привлекательный. Наташа тайком рассматривает своего тренера, пока тот вытирает пот с лица полотенцем. Длинные черные, как смоль волосы, падают ему на лицо, а мужчина глядит пронзительным холодным взглядом серых глаз, будто пытается заглянуть в душу. От этого у Наташи бегут мурашки, щеки заливаются румянцем, она даже не может скрыть своего смущения. Тренер усмехается и неспешно идет прочь из зала, оставляя её наедине со своими мыслями, что так и роятся стаями в голове. Наташа больше не может спокойно спать, чтобы не думать о Барнсе. Прошло уже целых три месяца с начала из занятий, а Джеймс даже не пытается проявить к своей ученице хоть малейший интерес, раззадоривая Ташу ещё больше. Конечно, тренер всё прекрасно видит, о чём свидетельствуют его насмешливые взгляды. Он просто играет, пытаясь доказать Романовой насколько недостижимой является её цель. На тренировки это естественно не влияет, и Барнс остается таким же строгим и требовательным наставником, но стоит только закончить занятия… Джеймс превращается в прекрасного демона с горящими глазами. Наташе даже самой себе стыдно признаться, что она втюрилась в Барнса, при чём втюрилась конкретно и бесповоротно. Да, девушка в очередной раз мысленно дает себе установку перестать думать о тренере, выкинуть из головы всю дурь и отправляться в душ. — Таша! — голос окликает Романову, когда та идет по коридору в свою комнату. Девушка оборачивается и расплывается в улыбке, увидев до боли знакомое лицо. Елена Мельникова. Работает в Академии секретарем директора, и к учебной части не имеет никакого отношения. Наташа общается с ней уже довольно длительное время. И на данный момент Лена единственная, с кем Романовой удается поддерживать хорошие отношения. Здесь каждый сам за себя, поэтому ученики стараются не заводить между собой дружбы. А Елена, она же здесь не учится… И Наташа постепенно начинает ей доверять. — Как у тебя дела, Таша? — Лена быстрыми шагами догоняет Романову, и обнимает в знак приветствия. Романова бросает мимолетный взгляд в сторону и замечает стоящего неподалеку Барнса. Вновь эти глаза, эта нахальная улыбка. Настроение вмиг пропадает, и девушка начинает чувствовать себя очень неуютно. Елена замечает длительную паузу после заданного вопроса, и внимательно следит за выражением лица Наташи, а затем смотрит туда же, куда по её мнению смотрит подруга. — Пошли, поговорим где-то в другом месте, — Таша тащит недоумевающую Елену за руку до самой комнаты. — Он вообще в курсе, что у нас запрещены отношения между преподавателями и учениками? — Лена прислоняется спиной к стене и складывает руки на груди, всем своим видом выражая недовольство. — А ты?.. Наташа молчит, стоит рядом, опустив голову, словно её отчитываю за какую-то оплошность. Да, влюбиться в своего тренера было огромно ошибкой. Но Романова всё ещё надеялась, что Джеймсу надоест играть с ней, и всё вернется в прежнее русло. — Этот американец уже совсем обнаглел! — возмущенно вела монолог Лена. — Мало того, что ведет себя неподобающе для тренера, нарушает режим, а недавно, — она перешла на шепот, — говорят, у него в комнате нашли алкоголь… Наташа едва не пырскнула со смеху, видимо, в глазах Мельниковой Джеймс Барнс был самым настоящим воплощением зла и порока. А ведь, никто в Академии не общался с ним близко. Ходили разные слухи, только вот директора ещё не было поводов усомниться в непрофессиональности Барнса. Некоторые говорили, что это вообще чудо, если этот человек согласился занять место преподавателя Академии, ведь условия здесь были жесткими, как для учащихся, так и для самих преподавателей. — Не преувеличивай. К тому же, Барнс тоже человек, — Наташа вздыхает и мечтательно улыбается, вновь представляя перед собой лицо наставника. — Ау! — Лена щелкает пальцами перед глазами Романовой, тут же разрушая всю иллюзию и возвращая девушку с мечтаний в реальность. — И я бы вообще не рискнула назвать его человеком. Чего только стоит эта рука… Аналогов такого протеза нет во всем мире! Таша тут же вспоминает холодный металлический блеск пластин и сильную хватку искусственной руки Джеймса. Да, порой он и правда казался каким-то ненастоящим, словно вышедший со страниц фантастических романов, которые Наталья украдкой читала по ночам. И именно это казалось в тренере таким притягательным. И девушка сама не замечает, как вновь окунается в мечтания. — Вообще не вижу смысла тебе что-то втолковывать. — подруга вздыхает и тут же заботливо обнимает Романову, прижимая к себе. — Только будь умницей и не наделай глупостей. Ладно? Наташа улыбается и кивает, пытаясь убедить Лену, что всё будет прекрасно. Хотя, на самом деле уже сама знает, что при малейшей возможности и с превеликой радостью побежит совершать эти глупости.

***

Сегодня Таша очень сильно ушибла ногу. И случилось это именно по вине любимого тренера, когда тот не рассчитал силу, и обездвижив её, со всей силы приложил об пол. Проявлять любые слабости, как ученица Академии, Романова не имела никакого права, поэтому слегка шипя от боли и прихрамывая, всё же намеревалась продолжать тренировку. Но сам Барнс тут же дал отбой, разогнав остальных с занятия, и усадил Романову на скамью. — Здесь болит? — Джеймс довольно ощутимо сжал ушибленную лодыжку, глядя на Наташу снизу вверх, и получив утвердительный кивок, устало потер виски. Обычное дело. Сама она каждый раз уходила из зала с кучей синяков и ссадин, а внимания на это никто не обращал. Даже сейчас под спортивной формой красовалось с десяток отметин, оставленных самим Барнсом. — Перелома быть не должно, но… — Я схожу в медицинский блок и всё будет в порядке. — быстро затараторила девушка, не дав мужчине договорить. Сейчас рядом с тренером казалось жутко неуютно, хотелось поскорее куда-нибудь сбежать, только бы не находиться с ним наедине. От одного только касания через одежду кожа начинала гореть, словно от клейма. И если во время занятий Таша этого не замечала, будучи полностью сосредоточенной, то сейчас просто не знала, куда деваться от подобных ощущений. —…Нужно приложить лед. Ты свободна. — заканчивает свою фразу Джеймс и отворачивается, отходя на пару шагов назад. В голосе его звучит полное равнодушие, и от этого в сердце начинает что-то больно покалывать. Наташа стает встает со скамьи, тихо ойкает и двигается к выходу, украдкой бросая на наставника обиженные взгляды. Ну, а чего же она ещё хотела?! Барнс не станет носиться с ней, словно с хрустальной вазой, и упрашивать принять его помощь, а если и будет беспокоиться, то только за свой отчет перед начальством. К врачам Таша так и не пошла, просидела на подоконнике в одном из коридоров Академии. В этой части находились исключительно кладовые помещения, и увидеть здесь кого-нибудь было редкостью. И девушка в тишине, притянув колени к подбородку, наблюдала, как за окном шел первый в этом году снег. Настроение полностью упало к нулю, а мысли опять вертелись исключительно вокруг персоны тренера. Наташа пообещала себе, что не будет плакать из-за таких мелочей, но глаза постоянно предательски щипало. Даже самовнушение о том, что всё это только к лучшему, совсем не помогало. И хотя Романова сама знала последствия всех своих мечтаний, продолжала наивно питать надежды. В комнату пришлось возвращаться уже после комендантского часа. Девушка старалась идти как можно быстрее и тише, чтобы ненароком не наткнуться на кого-то из преподавателей, решивших проверить дисциплину в это время. Удивительно, но за весь длительный путь, состоящий из вереницы длинных коридоров и нескольких этажей, её никто так и не встретился. Соседки по комнате уже спали, оставив гореть только настольную лампу на Наташиной тумбочке. Романова быстренько переоделась, и расстелив постель, хотела тоже ложиться. Но внимание её вдруг привлек некий предмет, выглядывающий из-под подушки. Таша присела на краешек кровати и едва не ахнула от удивления, когда перед глазами возникла плитка шоколада и сложенный вчетверо лист бумаги. Сладости в Академии были достаточно редким удовольствием и сперва она подумала, что это предназначалось вовсе не ей, а кто-то просто ошибся кроватью, положив лакомство не туда. Никого из девушек в комнате будить не хотелось, поэтому Наташа подумала, что не будет считаться преступлением, если она хоть одним глазком взглянет на записку. От догадки, озарившей её, тут же бросило в жар. На листе аккуратным каллиграфическим почерком было выведено: «Надеюсь, что скоро тебе станет лучше. Прими это в качестве моих извинений за произошедшее». Подписи не было, но Романова и так уже знала, от кого был сюрприз. Нет, ошибки быть не должно. В душе, не смотря на середину декабря, вдруг начали распускаться цветы. Разорвав упаковку, отломив кусочек шоколада и закинув его в рот, Таша упала поперек кровати с глупой и совершенно счастливой улыбкой на лице. Этой ночью она так и не смогла уснуть, слишком уж взбудораженная от переизбытка эмоций. Оставалось только любоваться на мерцающие в лунном свете снежинки и думать, что дальше всё будет так же хорошо, как и сейчас.