Подпрыгнуть и взлететь.

Саске, что с Наруто? Он жив? В сознании? Как он себя чувствует? Реабилитация будет долгой? Саске? Саске. Саске! Незнакомые руки теребят за руки, плечи. Отчаянно заглядывают в лицо, ища ответа. Чей-то голос дрожит. Кто-то готов сорваться в крик. Кто-то шепчет еле слышно. Кто-то только пришел, и одни и те же вопросы пошли по кругу. Все это на фоне отчаянья и удушливого запаха медикаментов, которым всегда воняет в больницах. И где-то там, в недосягаемости, среди холодных людей в формах такого же холодного белого цвета лежит Наруто. Без сознания. Без Наруто холодно. Без него он погибнет. Исчезнет в море чужих, не Наруто, голосов. Потеряется, как в детстве среди отчужденных окриков «Саске». И снова подошли знакомые. И снова Саске. Саске. Саске. И только вечером, скорее даже ночью, услышать родным голосом долгожданное и необходимое Саске, не волнуйся. Я с тобой. Наруто щедрый. Добрый. Безрассудный. Только такой человек может ринуться в горящий дом, спасая чужого ребенка. В то время, как все остальные будут кричать, глядя на рушащееся горящее здание. Наруто в это здание вбежит. Ворвется. Стремительно. Опрометчиво. Только Наруто спасет этого ребенка. Рискуя жизнью. Только он эту жизнь отдаст. И спасет плачущую малышку. И будет тушить уже обожженными руками тлеющее платьице в синюю оборку по подолу. Только он. *** Наруто Узумаки известный художник. Известный и талантливый. К тридцати годам его талант оценил не только широкий круг друзей, но и простые обыватели ничего не смыслящие в искусстве – его работы раскупаются и ожидаются. Те же, которые не продаются, исключительно по прихоти художника, остаются висеть в собственной галерее. Собственная галерея. Это была мечте детства и всего отрочества. Каждый мазок, каждый штрих буквально кричал о желании художника найти место для его полотен. Свое собственное место он нашел намного позднее. И это место рядом с Саске. В их общем логове, обустроенной мансарде старого здания в центре города. Рядом с Саске спокойно. А в картинах, в его собственном мире, всегда буйство красок и эмоций. И с друзьями вечно крики и хохот. Но не с Саске. С ним если смех, то тихий. Приглушенный. Если крик, то ненужный. С Саске кричать не нужно – он и так слушает каждое слово. Каждый звук. Даже шорох кисточки по полотну. Учиха Саске писатель. Пишет прозу и публикуется средним тиражом в неплохом издательстве – не таком, чтобы уж огромном, но и не совсем маленьком. В общем среднем. Однажды даже получил какую-то премию. Но ему в принципе и не важно. Строчки летят из-под пальцев. Ровные. Хорошие. Свои. Как и Наруто. Сам Наруто рядом и доволен жизнью – вечно пропахший красками и скипидаром. Непоколебимый как скала. И столь же надежный. А тираж, премии, престижность издательства – все не важно. Для Саске Наруто стал всем. Вполне может быть, что и жизнью. А у Наруто жизнь – это картины. Так и живем. Узумаки пишет картины, оберегает их и Учиху от всего и вся. А Учиха пишет прозу. Мрачную и отчаянную. Но людям нравится. Правда, после появления Наруто в жизни Учихи, мрачность его слога немного разбавилась. Но не исчезла. Учиха Саске сирота. Правда, не с младенчества. Где-то в лет десять – двенадцать, в его жизни произошла ужасная трагедия. Родители и брат погибли в авиакатастрофе. Сам Саске был в этот момент в школе и подробностей не знает. Но они ему и не нужны. Важен сам факт – родных нет. Если до аварии Учиха был замкнутым, то после случившегося он полностью отдалился от окружающих невидимой стеной. Шумных компаний и людей вообще избегал. Скитания по приемным родителям благодушия ребенку не прибавили. Сменив за пять лет две-три приемные семьи и примерно столько же школ, друзьями не обзавелся. Настоящими. Живимы. Вот книги другое дело – этих друзей бессчетное количество. Что заставляло людей отказываться от молчаливого ребенка непонятно. Может его отчужденный взгляд или тихая манера речи? Отсутствие отдачи в общении? А может собственная слабость? Вполне возможно. Только факт остается фактом. К двадцати трем годам Саске, уже будучи публикуемым автором, оставался один одинешенек – ни друзей, ни родных, ни любимых. Только холодные книги, тусклый свет монитора и редкие приятели – бывшие одногрупники. Вот и все. Потом в его жизни появился Наруто. И все прошлое ушло в небытие. И одиночество и отчужденность. И беззащитность. Как именно складывались их отношения, никто не вспомнит. Просто однажды вдруг всем стало ясно – Наруто и Саске вместе. Теперь рядом с Наруто постоянно присутствует молчаливый Саске. А с Саске постоянно взрывной и темпераментный Наруто. А как было до этого никто и не вспомнит. А уж эти двое и подавно. И как все начиналось тоже не ясно. Может с случайной встречи на богемной вечеринке? Может слегка хмельной Узумаки случайно пролил на безумно скучавшего, но обязавшегося присутствовать на этом сборище Саске свое недопитое вино? А может и не с тусовки все это началось. Может в кафе? Может в темном, прокуренном зале больше не было места, и Узумаки вынужден был присесть за столик Учихи? А может Саске в какой-нибудь дождливый вторник гулял по городу, и привлеченный яркой вывеской зашел в галерею. А там потерялся в эмоциях, льющихся на него с полотен, и шокировано пятясь назад к выходу, совершенно случайно наткнулся на Узумаки. Может быть так? А может и нет. Ребята и сами не помнят. И вспоминать не желают. Им не важно, что было до. Им не важно, как они получили друг друга. Просто у Наруто есть Саске, тот, кто всегда верен себе и ему. А у Саске всегда есть Наруто, тот, кто всегда рядом. * Когда Наруто очнулся, все кто толпился в приемном покое, и кто нервозно замер возле телефона дома. Все смогли спокойно выдохнуть – Узумаки жив. Тот, кто сидел рядом с Саске, начали облегченно хлопать его по напряженной спине. Девушки мягко сжимали в своих маленьких ладошках его ледяные пальцы. Саске не реагировал. Саске сидел неестественно белый, со сгорбленной спиной и судорожно сжатыми ладонями. Саске вздрагивал каждый раз, когда его окликали или бесцеремонно прикасались к нему. Саске двадцать восемь, а он снова ощущает себя двенадцати летним мальчишкой, привезенным в очередную семью, где полно чужих людей. Где нет его. Саске смог расслабится только поздним вечером, скорее даже ночью. Когда в белоснежной палате, на кровати с металлическими бортами, застеленной столь же белоснежными простынями пошевелился Наруто. Открыл глаза, долго моргал, и, сумев сфокусировать взгляд на неестественно бледном лице, произнес «Саске, не волнуйся. Я с тобой» *** Обычно, когда Узумаки занят в галерее, Учиха с ноутбуком располагается там же — пишет свои тексты. А Наруто наблюдает за ним – Саске потрясающе красив. И обладает слишком яркой внешностью. Наруто считает, что ни одна его картина не сравнится по красоте с Учихой. Ни одна. А еще Наруто мечтает нарисовать его портрет – но Саске против. Говорит, что это глупо и попахивает вульгарщиной – портрет любовника маэстро. Сегодня Саске остался дома – на днях у него сдача работы, и сейчас необходимо внести последние поправки. Потому сегодня Наруто возвращается в одиночестве. Их квартира расположена в старом районе, полном частных небольших домиков. Они предпочли живописные виды этих улиц застекленным высоткам. Здесь каждый дворик живет своей собственной жизнью – в одном дикий боярышник соревнуется в красоте с независимым рододендроном. А в другом — цветы на запущенной клумбе отвоевывают свое право на жизнь у сорняков. Тут каждый двор дышит историей. Их дом расположен в самом конце улицы. Он как бы прикрывает старинное очарование этого места от новых многоэтажек, расположенных за ним. А галерея Наруто располагается в самом конце с другой стороны. В итоге, чтобы дойти до дома, необходимо пройти всю улицу. От начала до конца. Этот день был странный. Хорошее слово – странный. Можно начать с того, что эта работа у Саске довольно большая – почти семисот страниц. И работал над ней Саске уже очень долго. Получается, что Наруто отвык от отсутствия Саске. Скорее всего, это и было причиной странности этого дня. Ну и мелких хлопот было больше, чем обычно. И работа сегодня вообще не клеилась – все никак не удавалось начать новую картину. В голове слишком много образов, вариаций. А выхватить нужный не получается. Вот и вышло так, что картина не начата. И Саске дома остался. Безумно странный день. А потом еще и это. В относительно новый дом, расположенный недалеко от их квартиры недавно въехала молодая семья – мама, папа и дочка. И именно в этом доме сейчас, именно в этот странный день бушевал пожар. Вокруг столпились люди и с криками наблюдали за тем, как ненасытные языки пламени поглощают старое здание. Из криков, Наруто с ужасом осознал, что где-то в этом доме совершенно одна, потерянно пятилетняя девочка – дочь недавно переехавших сюда. Где сами родители непонятно. Следующее, что Наруто осознал, это были леденящие языки пламени бушующие вокруг него. Сам того не осознавая – он ворвался в горящий дом. Необходимо спасти ребенка. От одежды поднимался пар, а значит пусть неосознанно, но он вылил на себя воду. За ревом пламени услышать что-либо невозможно, приходилось рассчитывать на зрение. Но и оно подводило – угарный газ слепил глаза и заставлял надсадно кашлять. Девочка нашлась лежащей без сознания у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Срочно подхватить малышку на руки и рвануть к выходу. Пробежать по коридору, и влететь в гостиную, чтобы натолкнуться на горящую мебель. Выход перекрыт – посреди комнаты, единственного выхода наружу обвалилась балка, обогнуть которую нет возможности. Немного подумав, Наруто опускает девочку на пол, прикрыв своей собственной легкой курткой, и, обмотав руки какой-то тканью, пытается подвинуть кресло – если его сдвинуть, то они спасены. Кресло тяжелое, один его бок уже объят пламенем и оттого обивка нестерпимо горячая. Почти получилось. Почти. Неизвестно откуда взявшийся порыв воздуха всколыхнул пламя, и оно мазнуло Узумаки по лицу и рукам. Лицо пылает, а руки… когда Наруто попытался прикрыть лицо, то ткань от резкого взмаха размоталась, и вся сила пламени пришлась на неприкрытые кисти рук. Сейчас главное выбраться. Подхватив на руки ребенка, Наруто протискивается мимо отодвинутого кресла, пробегает мимо пылающих штор и вырывается на свободу. Оказавшись во дворе, замечает, что неумело намотанная ткань все еще на руках и тлеет. А самое ужасное – тлеет платьице, точнее ночнушка ребенка. Размотав ткань с рук и отбросив как можно дальше, Наруто пытается потушить одежду ребенка. Когда он с этим справляется, как раз поспевает вызванная пожарная помощь, которая оттаскивает его с лужайки. Но он этого уже не осознает – от угарного газа он теряет сознание. А продержаться последние минуты ему помог адреналин. Другого объяснения нет. Наруто ошибся. Этот день не странный. Он неудачный. Любой день без Саске будет неудачным. А тут еще и этот пожар. *** Узумаки выжил. Если можно так сказать. После небольшой реабилитации полностью придет в норму. Это если спросить постороннего человека. Да, Наруто Узумаки не травмирован — руки, ноги на месте. Содранная углекислым газом гортань пришла в норму – он больше не сипит натужно, а говорит обычным своим голосом, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Вот только. Вот только руки обожжены. Сильно. И шрам на правой щеке – почти симметричные полоски. Три штуки. Вроде все хорошо. Да вот только руки. По предварительным расчетам врачей – руки восстановятся не полностью. Наруто не сможет рисовать. Шрамы, покрывающие внутреннюю поверхность ладони, сократили гибкость пальцев. Выжил ли Наруто? Фактически – да. А вот в действительности. *** Наруто восстанавливался довольно быстро – буквально за неделю исчезла сиплость голоса, зарубцевался шрам на щеке. Дольше всего восстанавливались ладони. А еще Наруто изменился. Очень сильно. И Саске казалось, что вслед за его изменениями меняется и он. А вместе с тем, теряется в пространстве и времени. Саске привык быть один. Зависеть сам от себя и о себе же заботится. Так было до Наруто. С ним он впервые после смерти родителей чувствовал себя защищенным. А сейчас… сейчас все хуже чем было тогда – на его плечи легла забота об Узумаки. Необходимо было проследить подготовку к выставке картин, выпуску его собственной книги и следить за тем, чтобы Наруто следовал советам врача. Узумаки стал молчаливым. Точнее при друзьях он по-прежнему смеялся, но оставаясь наедине с Саске, предпочитал молчать. И не потому, что пытался наказать его или себя – просто с ним можно было не притворятся, а показывать свои настоящие чувства. Теперь Наруто подолгу застывал возле окна, а потом безмолвно кричал в сжатые кулаки. Просто он, как и Саске, знал истину – художником ему больше не быть – пальцы утратили былую гибкость, столь необходимую его стилю письма. Все мелкие штрихи, мазки, то чем были столь насыщены его картины – все это теперь ему недоступно. И от этого казалось, что прежний Наруто погиб в том доме. Прежний. Настоящий. А сейчас от него осталась безмолвная скорбная тень. Как-то незаметно двое людей, которые все время были рядом, стали отдаляться друг от друга. К Саске вернулась его молчаливость и замкнутость, которые лишь усугубляли отстраненность Наруто. Нет-нет Учиха по-прежнему тщательно следил за всем – и посещение врача и контроль над мелкими нюансами оформления зала. Но вот, если хотите – исчезла взаимная теплота. И теперь вместо нее, постепенно строилась стена из минут, часов, дней молчания. В одном доме скоро поселятся двое чужих людей. Шумные возгласы друзей, которые раньше были здесь частыми гостями, звучали все тише и реже. Им никто не запрещал приходить, никто не выгонял их. Наоборот, Саске радовался, когда в эту нынешнюю трясину совместного отчаянья вливались отголоски старых дней. Радовался и оставлял Наруто наедине с его друзьями, уходя в другую комнату. Или оставался здесь же, следя лишь за тем, чтобы Наруто не забылся и не повредил медленно заживающие руки. И эта видимая отдаленность пугала друзей больше чем свежие бинты на руках художника. Поэтому постепенно приток друзей гас, пока не сошел на нет. Теперь тишину дома нарушали лишь телефонные звонки – так проще. Не видишь, как рушится чья-то семья. Так проще пережить тот факт, что ты абсолютно бессилен. Саске стал ненавидеть время перед сном. Время, когда он менял повязки, когда перед его глазами защитные слои ткани расступались и явственно виделось то, что хотелось бы забыть – это смерть его Наруто. Девственно розовые шрамы, змеящиеся по ладоням. Время, когда плотно сжатые губы нынешнего Узумаки были непозволительно близко. И ты сам не знаешь – радует это или быстрее отбирает твои силы. Твое видимое спокойствие и невозмутимость. Саске переехал в другую комнату, чтобы Наруто не мучила его бессонница. Саске неожиданно для себя стал курить. И еще более неожиданными стали слезы, которые сопровождали его пробуждение. Саске перестал любить жизнь. И текст его нового романа стал еще мрачнее, чем был до Наруто. *** Проснуться. Пройти на кухню, по пути тихонько заглянуть в бывшую общей спальню. Убедиться, что Наруто спит. Увидеть на его лице тень былой улыбки. На кухне, пока варится кофе, вдохнуть в себя едкий дым сигарет. Залезть в интернет – бессмысленно просмотреть новости за чашкой кофе. Закрыть окно браузера и открыть вордовский документ. И там, на целых два часа, а может быть и дольше – все зависит от того как проснется Наруто, погрузится в свой собственный придуманный мир. Мир, где холодные буквы кружат мрачный хоровод. И тебе становится немного легче – ведь где-то там, на задворках сознания бьется мысль – что это вымысел. Что жизнь прекрасна. Кивнуть в ответ на приветствие Наруто и сесть за бессмысленный совместный завтрак. Время, когда оба притворяются, что они все еще близки. Напомнить Наруто о таблетках и позвонить в галерею, после позвонить в редакцию. Оговорить мнимо значимые нюансы. И снова унестись в мир текста. Скорее всего, он впервые в жизни напишет роман. За обедом растерять все силы, беседуя с Наруто. И не потому, что тема какая-нибудь ужасно напряженная или нелюбимая. Просто теперь любая беседа с этим Наруто отравляет похлеще яда. Вырваться из душного дома на прогулку. Снова в одиночестве – Наруто не хочет гулять. И вернуться когда небо начинает темнеть. Потом ужин. Который по сути никому из них не нужен. Узнать, кто звонил и что у них нового. Совместный вечер в гостиной. Наруто смотрит телевизор, Саске сидит в кресле. На расстоянии – ни один из них не хочет сближаться. А потом перед сном смена повязок. Оба молчат. Каждый переживает свою боль. Позднее Саске отправится к ноутбуку – в борьбе с бессонницей ему не победить. И просидит за ним до глубокой ночи, пока усталость не возьмет свое. А засыпая, в который раз придет пугающая мысль: ему не одержать победы ни одном из его личных сражений. Он слишком слаб духовно для любого из противостояний. Когда Саске уходит на прогулку, Наруто бездумно бродит по дому, невесомо дотрагиваясь перебинтованными руками до любимых вещей. Занятно, насколько улучшилось мастерство Саске в наложении повязок. Теперь его работа ничем не уступает профессионалам. Пожалуй, это единственный занятный момент в нынешних обстоятельствах. Наруто чувствует себя мертвым. Те руки, которые он видит каждый вечер при смене повязок, не способны рисовать. А если нет картин... Если Наруто никогда не почувствует скольжения кисточки по мольберту – то он мертв. Сгнил изнутри, и все образы и вспышки цветов, что продолжают клубиться в его сознании — лишь усиливают запах гниения. Единственный приток свежего воздуха – Саске. Его присутствие рядом. Его шаги по дому. Его дыхание в одной с ним комнате. Наруто ждет, когда снимут бинты. Наруто копит решимость. Подготавливает себя к тому моменту, когда преодолев себя, прикоснется изуродованными пальцами к светлой коже. Когда проведет дрожащую линию его губ. Когда разрушит идеальную картину его тела, своими жуткими прикосновениями. Когда Саске возвращается, Наруто сидит в темноте гостиной, пряча руки в карманы домашней ветровки. Наруто обязательно накопит в себе достаточно смелости. Обязательно. Где-то раз в три дня, Наруто необходимо вымыть голову. И говоря откровенно, Саске этим наслаждается — Наруто снова в его руках. Пока Узумаки стаскивает футболку, Саске регулирует температуру воды, отвинчивает колпачок у флакона с шампунем и ставит его рядом. Терпеливо ждет, когда Наруто опустится на колени, склонив голову над ванной, и начинает наслаждаться. Сейчас можно прикасаться к любимому телу. Пропускать сквозь пальцы мыльные локоны и проводить ладонью вдоль шеи. Только счастье недолго и минутное забытье в дозволенных прикосновениях тают в желании прикоснуться губами к мокрым плечам. Слизнуть влажную дорожку, торопливо сбегающую между лопатками. Прикоснуться так, как раньше. Так как уже не будет никогда. Каждое утро, просыпаясь и лежа в кровати Саске позволяет себе мечтать, что когда снимут бинты с ладоней Наруто, он сможет повторить все то, что было до. Наруто позволит к себе прикоснуться и ответит взаимностью. Саске неожиданно быстро вернулся с прогулки – домой его загнал жуткий ливень, который буквально за минуту промочил его насквозь. Дождь помешал успокоиться, собраться с мыслями. Книга неожиданно зашла в тупик. За все сегодняшнее утро он не написал ни строчки. Ни единого словечка. Тишина. Абсолютное мысленное безмолвие. А теперь и этот дождь. Наруто встретил его удивленным взглядом. А заметив плачевное состояние Учихи, рванул было на помощь, но замер в шаге, так и не дотронувшись. Саске терпеливо ждал прикосновения, но так и не дождавшись направился в душ. Наруто не было бы больно. О, это он точно знает – все мелкие бытовые детали Узумаки уже давно делает самостоятельно. Избегая лишь полностью промочить бинты. Он даже мыться наловчился. Но вот прикоснуться к Саске он так и не смог. Не захотел. Остаток вечера тишину дома нарушала лишь барабанная дробь капель, бьющихся в оконные стекла. Ни Наруто, ни Саске не произнесли не слова. В этот вечер молчал даже телевизор. Лишь щелканье клавиатуры в комнате Саске разбавляло тишину. Слова снова шли стройным рядом. Впрочем, радости это не прибавляло. Спустя неделю после того дождливого вечера в их доме появились неожиданные гости. Молодая пара с маленьким ребенком – девочкой лет пяти. На ее предплечье виднелась повязка, а в руках она держала букет синих цветов. Была бы на то воля Саске, то дальше порога они бы не прошли. Но Наруто пригласил их пройти и даже предложи им чаю. В гостиной повисла напряженная тишина. Молодая чета расположилась на диване, возле них, прижившись к матери, стояла девочка, неотрывно глядя на Наруто. В руках она по-прежнему сжимала цветы. Наруто сидел в кресле. А Саске предпочел стоять, прислонившись спиной к дверному проему. Молчание нарушила малышка: глубоко вздохнув, она сделала нерешительный шаг к Наруто и, замерев в шаге от него, протянула цветы, листьями касаясь бинтов на его руках. — Это тебе… возьми, пожалуйста. Некоторое время Наруто бездействовал, вглядываясь в напряженное детское личико. Затем неуклюже обхватив букет, притянул его к себе. — Я рад, что ты цела. В его голосе сквозило давно забытое тепло. Так его голос звучал до пожара. Саске не хотел слушать, что именно говорили родители девочки. Все эти слова благодарности. Не хотел видеть, как маленькие пальчики осторожно прикасаются к бинтам. Не хотел. Но что-то удерживало его в комнате. Может дикий взгляд Наруто, который метался от ребенка к родителям. Саске просто не мог оставить его одного. Пусть даже Наруто и не замечает его присутствия. Через двадцать минут семья ушла. На столе остались стоять нетронутые чашки с остывшим чаем. Наруто все так же сидел в кресле, прижимая к груди букет цветов. А Саске все еще слышал вопрос ребенка, прозвучавший перед уходом: «Можно ли прийти завтра?» и положительный ответ Наруто. — Цветы надо в воду поставить… — голос Наруто звучит тихо. – Саске, ты не помнишь, моя любимая ваза здесь или в студии? — Сейчас принесу. Наруто впервые заговорил о студии. И виной тому ребенок, который чуть его не погубил. Саске, наконец, смог покинуть комнату. Больше его ничего в ней не держало. С тех пор девочка, а ее звали Наруко, появлялась в их доме каждый день. Вначале на десять-двадцать минут. Но постепенно все больше и больше. С ней Наруто говорил. Мало и неохотно. Но все же больше, чем с Саске. А через две недели с Наруто сняли бинты. И буквально через три дня после этого радостного события была назначена дата выставки. Все готово. Все в предвкушении. Осталось лишь привести на нее самого главного человека всего торжества – Наруто Узумаки. И это должен сделать Саске. Саске, у которого сил на что-либо совсем не осталось. Саске, чья бессонница грызет его до утра. Саске, чей роман почти написан. Саске, который ненавидит Нару-тян – девочку, которая ни в чем не виновата. — Наруто, в эту среду в семь вечера приди в галерею. Наруто и Саске обедают. Точнее Саске делает вид что ест. На самом деле у него совсем нет аппетита. — Ты придешь? Дождавшись молчаливого кивка, Саске поднимается из-за стола и, сметя всю еду в урну, ставит тарелку в посудомойку. Все это время над его головой вьется сигаретный дым – курение убивает голод. Впрочем, как кажется Саске, не только голод, но и волю к жизни. А может и не курение вовсе. После того пожара Наруто ни разу не был в галерее. Он запрещал себе даже думать о картинах и обо всем, что с ними связано. И вот, пожалуйста. Субботний вечер и он снова здесь. Дышит этим запахом и судорожно выискивает в толпе фигуру Саске – единственное, что способно его успокоить в данный момент. Тот стоит у окна – выдыхая в темноту вечера сигаретный дым. Саске изменился. Стал совершенно чужим и каким-то болезненно близким. Ближе и больнее, чем было раньше. Теперь скупые фразы и взгляды из-за сигаретного дыма кажутся неизмеримо далекими и патологически близкими. Так близки не были даже языки пламени, пожирающие его плоть. За это время, что он провел в добровольном заточении дома, он и сам изменился. Теперь нет нужды в многочисленных приятелях. Важны лишь единицы друзей, которые вновь появляются в его доме. И самое главное. Важен Саске. Сильнее и больше чем когда-либо раньше. Сильно похудевший, отчужденный и далекий. Наруто почти что набрался решимости прикоснуться к нему. Узнать, как он изменился. Как изменился и он сам. Саске злится сам на себя и неожиданно чувствует голод. Отворачивается от окна, в которое только что смотрел, тушит окурок и, оглядываясь в поисках съестного, натыкается на взгляд Наруто. Тот самый. Дикий. Нечеловеческий. Взгляд, который держит Саске и не дает ему уйти. Из комнаты. Из жизни. От Наруто. Сам Наруто стоит в центре помещения, неестественно громко смеется старым друзьям и кажется вполне счастливым. Если бы не взгляд. Саске снова закуривает и продвигается в центр комнаты. Поближе к Наруто. Есть снова не хочется. Саске останавливается рядом с Наруто. Надо тому это или нет, он не знает. Единственное, что ему абсолютно точно известно – это то, что пока Узумаки глядит таким взглядом, он никогда не сможет уйти. Рядом с ними останавливаются люди, задают вопросы. Поздравляют. Саске в беседе не участвует. Будь его воля, он бы давно ушел домой. Снял бы этот ненужный костюм и облачился бы в домашние брюки. Заварил бы себе крепкого чаю, может быть, даже приготовил бы что-нибудь поесть. А потом засел бы за свою книгу. Она почти написана. Осталось немного. Саске отворачивается от людей, делает шаг в сторону, взглядом ища ближайшую пепельницу, и чувствует, как за рукав ухватились чужие руки. Опускает взгляд вниз и видит тонкие пальца, облаченные в белые перчатки, цель которых скрыть увечья. Эти самые пальцы надежно ухватили его за рукав. Саске шокирован. Потрясен. Растерян. И безумно счастлив – сейчас его удерживает что-то реальное. Не его собственные фантазии насчет чужих взглядов. Теперь есть веский довод остаться рядом. Остаться с Наруто. Остаться жить. На выставке они пробудут недолго – сейчас приоритетом стоит желание выяснить отношения. Правда в тот вечер разговора как такового не состоялось – они слишком привыкли к взаимному и своему собственному молчанию. Сидели в слабо освещенной кухне, пристально глядели друг другу в глаза и грели холодные от волнения руки о давно остывший чай. Ближе сесть не решились. А на ночь разошлись каждый в свою спальню. Саске не спал и даже не дописывал роман – всю ночь он пролежал в кровати, пристально разглядывая потолок и пытаясь понять, не приснились ли ему пальцы в белых перчатках. Утром вышел на кухню и понял – не приснились. Там сидел Наруто, взлохмаченный, слегка помятый. Видно, что не выспавшийся и от того невообразимо растерянный. В то утро они смогли разговориться, к концу дня непрерывного общения смогли расположиться на одном диване и уже ночью, перед тем как отправится спать, кто-то — не важно кто именно, сжал чужую ладонь. Глубокой ночью они наберутся смелости и позволят себе нечто большее, чем невинные прикосновения. Этот путь был так долог. Так безумно долог и труден. Но сейчас… Сейчас им так трудно заново учится общаться. Но они учатся. Учатся заново выражать мысли и чувства. Приучают друг друга к взаимным прикосновениям. Учатся заново делить личное пространство на двоих. Делится идеями и желаниями. Заново учатся Жить. В их доме снова звучат голоса друзей. Их стало меньше, но от того взаимный смех кажется счастливее. Познав собственное горе, узнав цену настоящей дружбы и уверовав в нерушимость взаимных чувств теперь так просто оказать помощь нуждающимся — дать ночлег другу, помочь советом, словом, действием. Дать маленькой девочке с глубокой душевной травмой возможность не винить себя. Наруко теперь частый гость в их доме. Частый и желанный. С Наруто она может взахлеб обсуждать живопись, и тем самым вернуть его в мир картин. А с Саске можно и поговорить. Учиха когда захочет потрясающий рассказчик – мастерски владеет словом и безумно начитан. Купаясь во внимании и симпатии этих двоих людей, она забывает тот далекий ужас. А вместе с тем отпускает свою вину перед их душевными шрамами. Она ведь так за них боялась. Все течет, все меняется. Жизнь никогда не стоит на месте. Учиха Саске выпустил новую книгу, потрясся всех своих верных читателей мрачностью слога и новой обложкой. Изменилось многое – и неожиданно счастливый для главного героя финал и яркая иллюстрация на титульном листе. Раньше такого не было. Раньше герой страдал даже в финале, а обложка всегда была однотонная, матовая. Как нельзя лучше отображающая меланхолию всей книги. А теперь… На темно синем фоне в прыжке замерла фигура шута в синем кафтане и колпаке. Его лицо закрыто серебристой маской. Тем же серебристым цветом внизу выведено название «Подпрыгнуть и взлететь» и сбоку черным цветом тонким шрифтом имя автора. Ярко. Живо. Необычно. А Наруто Узумаки снова рисует. Долго мучась и не решаясь сделать первый шаг к мольберту, все же преодолел себя. Опорой ему служили Саске и Наруко. Он снова рисует, но уже в новом для себя стиле – нет былых мельчайших деталей. Нет маленьких мазков, из которых эти детали состояли. На смену всему пришли широкие мазки, насыщенные краски. И странное дело эта манера исполнения еще больше передает все эмоции. Все свободу, как в случае с Шутом. Самая первая новая картина Узумаки увидела свет с обложки книги Учихи. И принесла им двоим колоссальную славу. Сама книга рассказывает о молодом человеке, сломавшемся под гнетом невзгод и погрязшего в депрессии. И его отчаянном рывке из этой собственноручно сотворенной трясине тоски и боли. Наруто Узумаки рисует в новом для себя стиле. Своем собственном — неповторимом и завораживающем. А Учиха Саске наконец-то завершает свои книги счастливым финалом. Они оба изменились и по-прежнему, невзирая ни на что, остаются неизменными и верными самим себе. Друзья говорят, что пара Наруто и Саске стала еще крепче и непоколебимее. Родители Наруко-тян благодарят Бога, что в тот вечер мимо проходил именно Узумаки Наруто. А Наруто и Саске уверены, что чтобы ни случилось с вами. Как бы низко вы не упали. Пусть даже дышать нечем. Необходимо собрать последние силы. Вложит их в рывок. Прыгнуть. И взлететь....