Не дай ему уйти

      Через полторы седмицы с просьбой написать ей балладу к ней подкатила Осбурх, пообещав вместо неё помыть полы в коридорах и отдежурить на кухне. Ливия вздохнула, отложила перо и подышала на озябшие руки.       В библиотеке сейчас сидел почти весь их класс, потому что мастер Лаурина задала прочитать том нордских легенд о драконах, выбрать понравившуюся и сочинить по ней стих. На нордском языке. Потом вняла стонам ненордов и разрешила сиродильцам и хаммерфельцам, то есть Ливии, Корисаре и Диваду, писать на сиродилике. Так что теперь остальные имперцы и бретонцы завистливо косились на них и обещали припомнить им всё. Когда-нибудь, в тёмном закоулке…       – Почему ты сама не напишешь? – без надежды спросила Ливия. Она уже знала, что рыжая пыталась приставать к нордам, и что ей все отказывали – кто-то сам был не силён в стихосложении, кто-то понимал, что чужое авторство всё равно выплывет, кто-то из принципа. И вот, видимо, норды закончились, раз она переключилась на имперцев.       – Я не умею, – Осбурх состроила жалостливую мордашку. Корисара, сидевшая рядом с Ливией, поджала губы, Дивад скептически хмыкнул и перелистнул страницу.       – Подожди, – спохватилась Корисара, – верни, я не дочитала.       – Ты – скайримская нордка, – заметила Ливия, – а я нормальную балладу смогу написать только на сиродилике.       – Да кого интересует язык? – фыркнула Осбурх.       – На песенном экзамене преподавателей язык заинтересовал, а мастер Спинола определил, что твою песню писал сиродилец. А я вряд ли смогу замаскировать сиродильский говор так, чтобы его не заметили. Попроси лучше кого-нибудь из нордов.       – Из наших никто не хочет, а из других классов все, с кем я дружу, тоже сочинять не умеют!       – Почему ты не попытаешься написать сама? – Ливия попробовала достучаться до её разума. – Я могу написать, мне не жалко, но мастера сразу услышат мою руку.       Рыжая вздохнула.       – Мне эта музыка, – призналась она, – сто лет не нужна. Ты же знаешь, меня в Виндхельме ждёт жених, я хочу выйти замуж, смотреть за порядком в доме, готовить, ткать, шить, может, приторговывать в домашней лавке. А батя требует, чтобы у меня была какая-нибудь профессия. А зачем мне профессия, если у меня будет муж? А батя пригрозил приданого не дать, если у меня не будет этого даэдрова медальона, а без приданого семья жениха не хочет меня брать!       Дивад и Корисара оторвались от книги, поражённо переглянулись и уставились на Осбурх. Ливия тоже смотрела на неё во все глаза и не знала, что сказать. Как можно не понимать, что жизнь однажды может повернуться к ней отнюдь не лицом? Что война может докатиться и до Скайрима, что мужа могут призвать в легион и убить. Или он может просто умереть. И останется она вдовой с детьми на руках, и как она собирается кормить детей? Ладно бы она была из деревни, там прокормилась бы со своей земли, пусть в Скайриме она и скудная. Но она горожанка.       Или это она, Ливия, хлебнула войны и всё это понимает? И знает, чем вынуждены иной раз зарабатывать женщины, чтобы прокормить детей. А Осбурх, выросшая в мирное время, в богатом доме отца, выходящая замуж за обеспеченного человека, не видела неприглядной изнанки жизни?       – А свидетельство об окончании Коллегии, – уточнила она, – твоего отца не устроит?       – А даэдра его знает, – пожала плечами рыжая. – Может, и устроит. Но ты думаешь, мне хочется писать какое-то там исследование, которое мне тоже сто лет не надо?.. Вот представь, что тебя твоя маманя отправила учиться алхимии, которую ты ненавидишь. Каково тебе бы было?       Стало тоскливо…       – Вот, – Осбурх уловила выражение её лица, – понимаешь.       – Но тебе осталось три месяца отмучиться. Может, лучше пересилить себя, придумать балладу, получить медальон и со своим приданым бежать замуж? Чем идти на пересдачу, а там, может, остаться вообще без медальона?       – Да даст мастер Виармо медальон, – отмахнулась рыжая, – он просто так запугивает.       – Случалось, – напомнила Корисара, – что ученики покидали Коллегию и без медальона, и без свидетельства.       – Ты лично хоть одного такого человека знаешь? – снисходительно поинтересовалась Осбурх.       – Нет, – вынуждена была признать Корисара.       – Вот! Так что твой мастер Виармо просто пугает.       Корисара и Дивад снова переглянулись, удержались от того, чтобы покрутить пальцем у виска, и опустили головы в книгу.       – Какая у тебя тема? – вздохнула Ливия.       И как поступить? Отшить в надежде, что ей больше никто помогать не станет и она вынуждена будет писать сама? Или написать – и оказать ей медвежью услугу?       – Я знала, что ты согласишься! – обрадовалась Осбурх, едва не захлопав в ладоши.       – Я не согласилась…       – Если ты спрашиваешь тему, – торжествующе просветила её рыжая, – значит, согласна. Марш Жажды у меня. Вон, Дивад всё про него знает, он расскажет, а ты напишешь.       – Меня на Марше Жажды не было, – сообщил ей Дивад. – Я даже не общался с участниками того Марша. Всё, что я слышал – это из вторых и третьих рук.       – Какая разница, можно подумать, кто-то будет проверять.       – Неси факты о Марше Жажды, – процедила сквозь зубы Ливия. – Я не умею писать как попало.       – Хочешь, – в ответ предложила Осбурх, – я подарю тебе тот плетёный браслет, который тебе так нравится, а ты сама найдёшь нужные факты?       – Осбурх! – вскричала Ливия. – Да пойми же ты, если я напишу тебе балладу, я сделаю тебе только хуже! Мастера узнают мою руку, и тебя отправят на пересдачу! И тебе всё равно придётся сочинять самой, только времени у тебя будет не два месяца, а седмица!       – А я тебе говорю, что всё будет нормально.       Ливия прикрыла глаза.       Опять идти в архив, опять сидеть там часами, выискивая нужную информацию, а времени между танцевальными репетициями, занятиями с учениками и домашним заданием не так много. Стоит ли красивый, но дешёвый браслет таких усилий? Может, не напрягаться и попросить Дивада рассказать об этом Марше? Это же такой убедительный повод побыть с ним…       – У меня нет времени сидеть в архиве.       – Ну так Дивад есть, – не расстроилась рыжая. – Напиши как-нибудь – мне сойдёт.       – Ты расскажешь? – Ливия посмотрела на Дивада.       – Расскажу, – пожал он плечами. – Только в достоверности не ручаюсь, а некоторые факты мне излагали по-разному.       – Хорошо, – сухо согласилась она, глянув на Осбурх. – Ты за меня моешь полы и дежуришь на кухне. А с меня текст баллады, написанный со слов Дивада.       Она прямым текстом предупредила, какие будут последствия. Если Осбурх не хочет слышать никакие доводы и предпочитает видеть мир в розовом свете – что ж, это её личное дело. Остаётся только пожелать, чтобы избавление от этого розового флёра прошло не слишком болезненно.       Ливия проводила взглядом, как она, едва не приплясывая, выскакивает из библиотеки, потом обняла себя за плечи. Чувствовала она себя паршиво – и не из-за того, что заведомо подставила Осбурх на экзамене, а потому что не смогла отказать.       – Дура, – прокомментировала Корисара, тоже глядя ей вслед       – Что бы ты сделала на моём месте?       – То же самое, что и ты, – она поджала губы. – Согласилась бы. Потому что не напишешь ты – напишет кто-то другой. Она сама писать не будет. И чужое авторство всё равно выплывет, и она всё равно пойдёт на пересдачу.       – Я чувствую себя последней сволочью.       – Ты её предупредила. Она не захотела слушать. Так, может, провал на экзамене научит её слушать других, если сама думать не умеет.       – Мне рассказывали про Марш Жажды, – Дивад воспользовался тем, что Корисара отвлеклась от книги, и пролистал несколько страниц вперёд. – Я расскажу, что помню.       – А что там рассказывать, – отмахнулась Корисара. – Всюду талморцы, прижали к пустыне, вот-вот разгромят, и Десятый легион пошёл от них через пустыню, по дороге погиб каждый десятый, воды не было, все умирали от жажды… По крайней мере, у нас в Скинграде так говорят.       – У вас неправильно говорят, – возразил Дивад. – Десятый легион пошёл через пустыню не потому, что над ними нависла угроза разгрома, а потому что стало нечего есть. Плодородные земли юга были захвачены талморцами, и все каналы снабжения к лету семьдесят второго были перерезаны. И кормить солдат стало нечем.       – А у них действительно не было другого выхода, кроме как идти через пустыню? – спросила Ливия.       – Да, – подтвердил он. – Прокормить легион в полупустыне, не имея выхода ни к морю, ни к плодородным районам, невозможно. Если бы вопрос стоял только в том, чтобы спрятаться от талморцев и дождаться дождей… Для этого пришлось бы дробить легион на когорты и центурии и разбредаться по всему югу, но это было бы возможно. Но не было еды. Они пытались пробиться на восток, в степи, но там пересечённая местность, и не очень большие отряды талморцев могли сдерживать войска, намного превосходящие их по численности. А на западе талморцы стояли почти до самого Сентинеля.       – Сколько их погибло?       Её отец был тогда в Десятом легионе. Может, он тоже шёл тем страшным Маршем Жажды и тоже остался там, в песках Алик’ра…       – Мне называли разные цифры, где-то между тридцатью и сорока.       И Ливия, и Корисара изумлённо уставились на него:       – Я слышала, – нахмурилась Корисара, – что погиб каждый десятый, то есть человек шестьсот, потому что воды совсем не было.       – Вода была. Десятый легион взял с собой запас воды достаточный, чтобы дойти до Скавена, но пить приходилось понемногу и по разрешению командиров. Но были такие, кто не выдерживал, выпивал суточный запас за раз, а потом пить было нечего, и они умирали. И другие не могли поделиться, потому что отдашь свои несколько глотков – и сам потом будешь умирать от жажды. И в колодцах воды можно нацедить только глоток-два на каждого. Но были и такие, кто умер от перегрева, или сердце не выдержало. Ну, и из животных не дошёл почти никто.       – А раненые? – не поверила Ливия.       – Раненых почти всех оставили на юге, по семьям, по храмам… Они потом ещё год подтягивались кто с караванами, кто с центуриями Седьмого легиона, кто сам по себе. Из-за того, что оставили раненых, и считалось сначала, что потери от Марша Жажды составили несколько сотен. Там, как мне рассказывали, получилась путаница: легат Дециан, когда они пришли к Скавену, потребовал предоставить ему отчёт, сколько человек дошло. Центурионы пересчитали всех по головам и назвали ему количество. Легат Дециан и сообщил в Имперский город, что на начало войны с талморцами легион насчитывал девять тысяч, в боях на юге погибло две с половиной тысячи, к Скавену пришли шесть тысяч. И эти цифры пошли в Имперский город…       – И там посчитали, – поняла Ливия, – что шесть тысяч плюс две с половиной тысячи – это восемь с половиной тысяч, а легион изначально насчитывал девять…       – Да, – подтвердил Дивад. – Оставшиеся пятьсот записали в умершие от жажды во время перехода через Алик’р.       Так может быть, из-за этого и пришла на отца похоронка без сопроводительных документов и половинки медальона? Может, он был ранен, его оставили на юге, а у Скавена, не разобравшись, причислили к погибшим? А ему год понадобился, чтобы выйти оттуда, поэтому не писал… Но почему он не написал потом, от Скавена?..       – А на тех, – тихо спросила Ливия, – кто… ну, вот на этих пятисот человек высылали похоронки?       – Нет, – покачал он головой. – Неразбериха в цифрах была в штабе, но штаб похоронки не высылает. Похоронку и документы на легионера высылает центурион, а центурионы знали, кто был ранен и остался на юге, а кто действительно умер во время перехода. И с умерших в пустыне снимали медальоны и отсылали с похоронкой. Здесь, скорее, наоборот – не пошли похоронки на тех раненых, которых оставили на юге и которые умерли после того, как ушёл Десятый легион.       Ливия невидяще посмотрела на книгу с легендами. Из-за других столов доносились приглушённые голоса, шуршание страниц, скрип перьев по бумаге. На улице постепенно начинали сгущаться сумерки. Жиро, Ромилий, Сарнир и Бьорн, сидевшие за дальним столом, уже зажгли свечу.       Значит, скорее всего, дело не в путанице с количеством погибших. И то, что похоронка была без медальона, внушает надежду, что её отец не умер в пустыне. Может, он дошёл до Скавена, может, остался с ранеными на юге, но среди умерших от жажды его не было. По крайней мере, на это хотелось надеяться.       Где-то далеко часы пробили четыре, Корисара спохватилась, что у неё занятие с мастером Виармо, быстро собрала свои вещи и ушла. Дивад пересел к Ливии и следующие полчаса они изучали легенды, время от времени переговариваясь и комментируя отдельные моменты. В библиотеке темнело, Дивад зажег свечу, погрел над огоньком руки и посмотрел на количество страниц, которые осталось дочитать. Ливия пододвинула к себе лист бумаги и чернильницу и ещё раз пробежалась глазами по тексту легенды, которую она присмотрела. Про Мартина Септима и Акатоша сюжет затасканный, да и не нордская это, собственно, легенда, но мастер Лаурина однозначно сказала – выбрать любую. И про Акатоша – это тоже любая.       Она обмакнула перо в чернильницу.             Мартин Септим – ты нашей надеждой             Был в то время тревог и беды.             Больше Нирн уж не будет как прежде –             Мир Забвения жаждет крови…       – Какая есть рифма к слову «славный»? – спросил Дивад.       – Главный, плавный, равный… – машинально отозвалась она. А перед глазами стоял разрушенный и сожжённый Кватч.       – А «высокий»?       Она посмотрела на него, выныривая из собственных то ли мыслей, то ли видений, и прочитала, что он написал.             Ой ты Олаф, воин славный,             И тебе принёс я весть:             На горе Атор высокой             Поселился Нуминекс…       – Ты легенду про Олафа и Нуминекса выбрал? – улыбнулась она.       – Она наиболее внятная, – признался Дивад. – Вообще мне понравился «Сказ о Языках»…       – Но по нему наверняка возьмётся писать Тальсгар, – поняла она, погрызла кончик пера и ещё раз перечитала его строфу. В принципе, можно было и не рифмовать первую и третью строки, но и во второй и четвёртой «весть» и «Нуминекс» рифмовались весьма условно. Подумала, прикрыла глаза.       – Ой ты, Олаф, воин славный, – пробормотала она, – И тебе принёс я весть… Ты в Вайтране самый главный… Нет… А если… Подожди… Ой ты, Олаф, воин славный, ты в Вайтране самый главный, и тебе принёс я весть… И тогда – на горе Атор высокой, в тундре… А где гора Атор находится?       – Без понятия, – честно признался Дивад.       – Тогда на горе Атор далёкой, на скале там на высокой поселился Нуминекс… Так тебе подойдёт?       Дивад записал и перечитал получившуюся строфу:             Ой ты, Олаф, воин славный,             Ты в Вайтране самый главный,             И тебе принёс я весть:             На горе Атор далёкой,             На скале там на высокой             Поселился Нуминекс.       – Жрёт баранов и капусту, – буркнул Ураг, подошедший к ним с толщенным «Атласом драконов».       – В огородах уже пусто, – Дивад другой рифмы к слову «капуста» кроме как «пусто» не знал.       – Хоть шаром там покати, – хихикнула Ливия.       Дивад подумал:       – Из хлевов овец таскает, их коровами заедает…       – Тогда быками заедает, – поправила Ливия, чтобы не потерялся ритм.       – И пастухам некого пасти, – проворчал Ураг.       – Пастухам кого пасти? – переиначила Ливия. – Но тогда в первой строфе лучше не баранов, а какой-нибудь овощ.       Дивад хмыкнул и записал:             Жрёт редиску и капусту,             В огородах уже пусто,             Хоть шаром там покати,             Из хлевов овец таскает,             Их быками заедает,             Пастухам кого пасти?       – Ну и дальше, – заметил он, – этих баранов с капустой остаётся только запить.       – Вином, – согласился Ураг, – потом бренди, а наутро рассолом полечиться.       Они подумали, похихикали и сообразили строфу:             А ещё боятся люди,             Что вино он пить их будет –             Из подвалов бочки красть.             А потом рассол и пиво             Оприходует он живо             В ненасытную ту пасть.       Ливия отодвинула свой лист с одинокой строфой в сторону. Мартин Септим и Обливион напрочь из головы выветрились.             Разъярился Олаф славный,             Закричал он: «Я тут главный             По рассолам и вину!             Дайте меч мой и доспехи,             Мелкой ящерице этой             Объявляю я войну!»       – Вам не кажется, – спросил Дивад, – что нас понесло немного не туда?       – Между прочим, – Ураг подёргал клык, – есть такая версия легенды, что Олаф не победил и не перекричал Нуминекса, а перепил его.       Дивад посмотрел на Ливию. Ливия посмотрела на Дивада. Они оба представили разницу в размерах…             Захватил вина он бочку             И кувшинчик кипяточку –             Чтобы было чем запить.             На гору Атор забрался,             Там он долго похмелялся             И пошёл дракона бить.       Ураг отодвинул «Атлас драконов» на край стола.             А дракону было худо:             – Нет, завязывать я буду             С бренди. Лучше эль, как встарь.             Слушай, нордская ты морда,             Вижу, ты тут в стельку гордый –             Дай рассолу хоть стопарь.       – Кто же это стопарями рассол пьёт, – засомневалась Ливия.       – Это были специальные драконьи стопари, – объяснил Дивад.             Олаф молвил: – Слышь, дракоша,             У меня рассол хороший,             Да остался дома он.             А пойдём со мной к Вайтрану,             Будешь там служить в охране –             «Осторожно, злой дракон».       Ураг почесал затылок:       – Я теперь понимаю, почему Олаф стал королём и в Скайриме наступил мир.       Дивад кивнул:       – Я бы тоже поостерёгся воевать с человеком, у которого дома живёт злой дракон.             Нуминекс стал жить в Пределе,             И всегда он был при деле –             Где-то рявкнуть, запугать…             Олаф же короновался,             С беспорядком разобрался –             И в Скайриме тишь да гладь.       – Совместное творчество? – поинтересовалась Корисара, подходя. Прочитала стих, посмеялась и одобрила:       – Самое главное – логично. Потому что в этой легенде самое слабое место – это как Олаф доставил Нуминекса в Вайтран.       – С тяжёлого похмелья, – проворчал Ураг, пододвигая к себе свой «Атлас драконов», – ради рассола не то что в страже Вайтрана служить согласишься, но и сидеть на цепи и гавкать.       – Ты как-то быстро, – заметил Дивад.       – К мастеру Виармо, – Корисара села на свободное место рядом с Урагом, – пришёл гонец из Синего Дворца и сказал, что его там хотят безотлагательно видеть и что без него там какую-то проблему ну никак не решат. Так что он просил передать, что ты и Ливия сегодня, скорее всего, свободны.       Ливия испытала разочарование. Оно-то понятно, что ситар от неё никуда не денется, мастер Виармо просто перенесёт занятие на завтра или послезавтра, но она уже настроилась на сегодня…       – Ну что? – хмыкнул Ураг. – Сейчас все вместе тебе про Мартина Септима пишем?       Ливия представила, как Мартин Септим уверяет Мерунеса Дагона, что всегда был его самым преданным сторонником, предлагает выпить стопарик-другой сиродильского бренди (даэдрический, естественно, стопарик) за дружбу, а потом Мерунес Дагон с тяжёлого похмелья просит рюмочку гильотинки, что Мартин с удовольствием исполняет. Кризис Обливиона преодолён, Мартин коронуется императорской короной и зажигает Огни Дракона. И в империи тишь да гладь.       Что бы было сейчас, если бы тогда он смог выжить в битве с Мерунесом Дагоном? Может, не было бы этой страшной войны…       – Нет, – покачала она головой. – Настроение после Олафа и Нуминекса… не подходящее. Давай мы лучше тебе напишем. Или Корисаре.       – Я своё уже написал, – оскалился Ураг.       – Нет, спасибо, – отказалась Корисара от такого щедрого предложения. – А то с вами сейчас Тайбер Септим с Нафалиларгусом будут пить на брудершафт. Хотя скажи мне кто, что вот этот пьяный угар писали Дивад и Ливия при помощи Урага – в жизни бы не поверила. На тебя, Ливия, Дивад и Ураг хорошо влияют. Продолжайте в том же духе.       Она подвинула к себе книгу с легендами, радуясь, что ни с кем больше ею делиться не придётся.       А когда Ливия и Дивад вышли из библиотеки в полутёмный холодный коридор, Дивад помялся и предложил:       – Хочешь… Пойдём в таверне посидим…       Ливия почувствовала, что её словно обдаёт волной жара. Дивад приглашает её куда-то…       – У нас… В Хаммерфелле, в смысле, – несколько не то поспешно, не то смущённо объяснил он, – сегодня празднуют Адурос Нау[25]. Это был единственный день в году, когда нам в школе официально разрешали гулять по тавернам и пить.       – А потом собирали по тавернам ваши пьяные тушки, – не удержавшись, хихикнула она.       Дивад засмеялся, но глаза его оставались напряжёнными. Ливия кивнула и улыбнулась:       – Пошли. Только не туда, где наши обычно кормятся.       – Туда не пойдём, – согласился Дивад; заметно было, что он расслабился и успокоился. – Я знаю несколько других мест… поинтереснее. _______________________________________ [25] Адурос Нау – редгардский праздник, отмечается 28 числа месяца Восхода Солнца, прославляет весну и земные желания.