Еще более секретный эпилог

Утром библиотека встречает нас тишиной. Тей и Юри никогда особо не ладили. Честность и Истинная любовь. Смешно даже. Но ушли они вместе. Я так это и вижу: открывается дверь, они выходят, смотрят друг на друга (Тей наверняка вздыхает, Юри наверняка улыбается) и расходятся в разные стороны, не оглядываясь. Как бы там ни было, их больше с нами нет. Я даже не слышал в этот раз, как открывалась дверь. Она подбирает два дневника: один у окна, другой с дивана, разложенного, но не застеленного. Я выключаю свет. На завтрак у нас рамен: больше она сейчас не в состоянии ничего приготовить. Я ловлю себя на том, что скучаю по обильным завтракам Тея. Я сижу, как всегда, рядом с ней, Ред – справа от нас. Слышен только стук палочек да хлюпанье втягиваемого бульона. Когда унылый завтрак заканчивается, Ред просительно смотрит на нее: - Героиня, а может, сегодня не пойдем?.. Он так и сидит в пижаме, хотя она попросила его переодеться в форму: «иначе мы опоздаем». Я вижу, что ей это не нравится. Но она только качает головой: - Нет, Ред, собирайся. Пустые места за столом наводят на странные мысли. Кто сказал, что, убрав их всех, время этим ограничится? Может быть, я тоже вижу ее в последний раз? Я готов согласиться с Редом: зачем тратить последний день на эту глупую школу? Но я бросаю взгляд на ее потускневшее лицо и молчу. Этот дом раньше вмещал шестерых. С нами двумя она тут совсем свихнется. Я встаю из-за стола первым. Ред кидается помогать ей собрать чашки в мойку, но она строго смотрит на него. Он моментально сникает и выходит из комнаты с видом побитой собаки. Веселенькое утро… Я подбираю последнюю чашку и приношу ей, но она едва ли меня замечает. Она пускает воду на всю катушку и трет эти несчастные чашки так, что они вот-вот треснут в ее руках. Мне хочется сказать ей что-нибудь, но я не знаю, что. Я ухожу в общую комнату и сижу там на диване, пока они с Редом не появляются, каждый со своей стороны. Ред хмур и взъерошен, она молчалива и темна. Мы уходим, оставляя за спиной пустой дом. На перемене в столовой столько народу, что, кажется, сюда набилась не то что вся академия, а и весь город в придачу. Она безнадежно смотрит на очередь: - Можно постоять, конечно, но вряд ли мы успеем… Мы встаем. Больше все равно ничего не остается. Со всех сторон нас стискивают незнакомые люди. Мне становится неуютно. Я оглядываюсь, ища пути к отступлению, и вдруг замечаю знакомую вихрастую голову. Ред сидит за столом, окруженный со всех сторон людьми, а перед ним – гора еды. Но он ничего не ест и не разговаривает с людьми, которые то и дело наклоняются к нему и трясут его за плечо. - На что ты смотришь? Я поспешно отворачиваюсь, но поздно: она тоже замечает. Ред выделяется в любой толпе. Она смотрит на него так пристально, что он, видимо почувствовав ее взгляд, нехотя поднимает голову, и они встречаются глазами. Но это длится только какую-то долю секунды. Ред снова опускает голову, берет в руки яркий пакетик из лежащей перед ним кучи, разрывает его чуть не надвое и набрасывается на содержимое с такой яростью, будто это оно виновато в том, что все его друзья исчезли. Кто-то мягко трогает меня за плечо. - Пойдем, - говорит она. Мы уходим из столовой несолоно хлебавши. В животе урчит. Как будто на сегодня еще недостаточно разочарований. Сой и Шинби замечают ее подавленный вид и пустые руки и великодушно делятся с нами едой. Холодный обед в коробке лучше, чем ничего, но она берет всего несколько кусочков. В меня тоже еда не особенно лезет. Сой и Шинби, впрочем, уничтожают содержимое коробок с завидной скоростью. Сой при этом не перестает болтать. - Пойдешь сегодня в «Банчжуль»? – спрашивает Сой, вдруг развернувшись к ней всем телом. Она заметно вздрагивает. - «Банчжуль»? - Да, чайная в центре. Там тихо, но в общем мило. Мы туда случайно вчера зашли. У хозяина убежала кошка, и Шинби помогала ее поймать. Никогда бы не подумала, что она такая ловкая! - Работа модели требует некоторой ловкости, - безэмоционально сообщает Шинби, подбирая последние рисинки из своей коробки. У нее и в самом деле неплохо получается. – И, Сой, уж ты-то про меня все с первого класса знаешь. - Ну, подумаешь, художественное преувеличение, чтобы оживить беседу, - легкомысленно отмахивается Сой. – Так вот, хозяин предложил нам в благодарность выпить чаю… и там был такой официант! Очень милый. Сам немного на кота похож. Посоветовал нам сладкий чай с лимоном и к нему – морковный торт. Он так смешно препирается с хозяином, Эри, ты должна это видеть. - Боюсь, я сегодня не смогу, - сдавленно отвечает она. Сой внимательно смотрит на нее. - Что-то ты сегодня как в воду опущенная. А то сходили, развеялись бы. Ну, значит, в следующий раз! Недостаток симпатичных мальчиков в организме очень вреден для здоровья. Раз уж мне не повезло учиться в такой небогатой школе, буду восполнять, как могу. - Там и правда очень вкусный чай, - задумчиво говорит Шинби. – В следующий раз так в следующий. Надеюсь, я не буду занята. После уроков мы выходим к воротам, но Реда там нет. - Может, они еще не закончили? – Она трет себе лоб: - Не знаю, какое у него расписание. Пойдем посмотрим, может, он еще в классе? Мы возвращаемся в школу и поднимаемся на второй этаж, заслужив несколько удивленных взглядов от проходящих мимо учеников. В коридорах пусто, в классе Реда – тоже, за исключением дежурного, который в ответ на ее вопрос недоуменно чешет в затылке: - Да кто его знает. Он сегодня весь день какой-то на себя непохожий. После музыки смылся, не объяснил ничего, только его и видели. - Может, он не поладил с новым учителем? – предполагает она. Дежурный приходит в еще большее замешательство: - Новый? У нас учитель музыки уже года три как не менялся… Алое солнце заглядывает в окна, ложится зловещим светом ей на лицо. Мы стоим в пустом коридоре, и она набирает сообщение Реду. Минута, две… по часам на смартфоне проходит шесть минут, прежде чем приходит ответ. «Играю в футбол с друзьями. Не ждите» - Никаких смайликов? Это на него не похоже. По тому, как она оглядывается вокруг, я понимаю: домой мы сейчас не пойдем. Разумеется. - Где ты собираешься его искать? Она удивленно смотрит на меня: - На спортивной площадке, где же еще? Мы обходим все спортивные площадки, но Реда нигде нет, и никто не может сказать, где он. Наконец кто-то из футбольной секции вспоминает, что видел, как он болтал с какими-то малышами у ворот младшей школы поблизости. Она объясняет дежурному у ворот, что иностранный студент по обмену, которого она курирует, случайно забрел к ним, а ей нужно, просто необходимо его забрать, его ищет директор, и он будет очень недоволен… - Иностранцы? – Дежурный щурится на меня. – Ну да, проходил тут один такой. Рыжий или крашеный даже. Ребятня упросила, он им там какие-то футбольные приемы обещал показать… Она торопливо благодарит и со всех ног несется к спортивным площадкам, так что я едва поспеваю за ней. Реда мы видим, конечно, издали. Среди детей он торчит, как фонарный столб, со своей яркой макушкой. Он бегает с детьми по площадке, пинает мяч и, кажется, веселится от души, но стоит ему заметить ее, всю веселость с его лица мгновенно сдувает. - Ред… - Она тяжело дышит, согнувшись пополам и упершись руками в колени. – Не делай так больше! Я волновалась. Пойдем домой… - Я же сказал, что занят, - отвечает он, не глядя на нее и поигрывая мячом. – Зачем ты пришла? Дети толпятся вокруг него. Самый храбрый дергает его за штанину и спрашивает: - Брат, а это твоя подружка? Лицо Реда каменеет. - Иди домой, героиня, - тихо говорит он. – Не надо было меня искать. - Не надо было?! – отчаянно выкрикивает она. – Чтобы ты опять не пришел домой, а я потом ломала голову, исчез ты или просто решил сбежать? Дети притихают. - Я не сбегу! – говорит Ред с отчаянием. – Ну как ты не понимаешь… - Это ты не понимаешь! Ты же тоже помнишь… - А ты можешь все забыть! Они стоят, глядя друг на друга через кромку поля, и я вижу, как бледнеет ее лицо – будто кто-то разом смыл с него всю краску. - Тей сказал мне, что я должен защитить тебя, если это мой мир. И даже если не мой… то все равно должен. Но я не знаю, как это сделать! Если я исчезну завтра, я уже не смогу прийти на помощь, даже если ты будешь звать. А ведь я обещал, что всегда буду рядом. Я… я уже терял тебя. Я предал тебя. Прости. – Он низко опускает голову. - Ты никого не предавал. Она переступает кромку и подходит к нему, и дети расступаются. - Сегодня ночью я не могла уснуть и читала дневники Ланса и Ёнхо. И, знаешь, я почувствовала, будто они снова здесь, со мной. Конечно, я их не помню, но знаю, что так было. И что другая я в другом мире счастлива с кем-то из них. – Она умолкает. – Я тоже не хочу никого из вас терять. Если бы было можно, я хотела бы, чтобы вы все остались здесь, со мной. Вы – моя настоящая семья. Она прикусывает губу. - Но даже если вы уйдете, вы все равно останетесь здесь, со мной. В этих дневниках. Вы все так же будете стоять на полке в моей спальне, и каждое утро я буду здороваться с вами, а каждый вечер – желать спокойной ночи. Потому что так было всегда. Это чудо, что вы ожили и я смогла вот так заново познакомиться со всеми вами. И я очень за него благодарна. Поэтому, пожалуйста, не говори так. Ты не нарушал своего обещания. Ты уже защитил меня. И даже если ты завтра уйдешь – мне останется твой дневник, и когда мне захочется подумать о тебе, я достану его с полки и перечитаю его. Ты всегда будешь рядом со мной, здесь или в каком-нибудь другом мире. Она обнимает его, и он несмело приобнимает ее одной рукой в ответ. - Поэтому помоги мне еще один, последний раз, - говорит она, и по ее голосу сложно сказать, улыбается она или плачет; может быть, и то и другое, - пойдем домой и проведем этот вечер все вместе, как настоящая семья. На его лице появляется широкая улыбка, и он стискивает ее в объятьях, а потом поднимает в воздухе и кружит; дети восторженно визжат. Они оба выглядят такими счастливыми. Она выглядит такой счастливой. Наконец он ставит ее на землю. - Конечно, пойдем, героиня, - восклицает он с обычным энтузиазмом, - я только покажу им один пас, я же обещал! Дети снова собираются вокруг него, и он принимается им что-то энергично объяснять, а она отходит за кромку поля и встает рядом со мной. На щеках у нее блестят слезы. Она их не вытирает. Семейный вечер получается довольно бестолковым, если наблюдать со стороны, но наблюдать мне никто не дает. В две пары не очень умелых, хоть и горящих энтузиазмом рук не приготовить праздничный ужин. Мне дают нож, еду, которая называется перец, и доску, и я успеваю в самом деле что-то нарезать, прежде чем попасть ножом себе по пальцу. Вместо ваты оттуда вытекает скользкая красная жидкость, которая остается и на ноже, и на доске, и на перце. Она сперва залепляет палец бумажными полотенцами, а потом тащит меня к мойке, чтобы промыть его и заклеить совершенно детским зеленым пластырем с нарисованными крошечными зверушками. С каких времен он у нее хранится? - Дедушкины запасы, - чуть покраснев, объясняет она, - моя аптечка у меня в комнате, далеко бежать. То, что получается у нас в итоге, ничуть не напоминает роскошные трапезы Тея, но исчезает почему-то едва ли не быстрее. Наверное, мы просто успели проголодаться. По дороге домой Ред накупил в магазине ворох своих любимых сладостей, и мы, легкомысленно закинув посуду в мойку, перебираемся в общую комнату и включаем телевизор, где как раз идет какой-то фильм про людей в чудных костюмах. Всерьез такое нипочем смотреть не станешь, но Ред увлекается действием и так эмоционально комментирует каждое действие и каждый промах героев, а она так беспечно смеется, что я уже почти и не возражаю. Сейчас мне спокойно и хорошо рядом с этими людьми, хотя весь вечер мы занимались какой-то ерундой. Это у людей называется семьей? Она сидит в центре, между нами, и я чувствую ее тепло. На коленях у нее, как и у Реда, пакетик со сладостями. У меня личного пакетика нет – поначалу мне не особенно понравились эти круглые хрустящие штуки – но вечер еще далек от завершения, и иногда я протягиваю руку и беру один из пакетика у нее. Совсем как Ёнхо: крошу печенье в постель. Нет, тогда мы все трое Ёнхо. Я собираюсь взять еще один, когда чувствую, как она склоняет голову мне на плечо, и моя рука застывает. К счастью, это не рваное плечо. Человеческое тепло, когда оно так близко, такое плотное, что, кажется, можно пощупать рукой. У игрушек такой возможности нет. Я… А что я, собственно, такое? По экрану ползут титры, а я так и сижу, застыв в одной позе. Мне не больно: в теле какое-то гулкое, отстраненное ощущение. Я будто смотрю на самого себя со стороны. И я не знаю, что сказать, как о себе подумать: самое я счастливое существо в этом мире или самый большой дурак. Ред с хрустом потягивается и начинает что-то говорить, но бросает взгляд в нашу сторону и умолкает. Он встает с дивана, шуршит чем-то, ходит туда-сюда, а я не могу даже голову повернуть, чтобы посмотреть, чем это он там занимается. Наконец он возникает передо мной с огромной подушкой в руках. Ни у меня, ни у Ёнхо такой нет. Кажется, на кровати дедушки я помню похожие. - Давай, вставай, - говорит он мне. - Она… - Она спит. Ничего страшного. Вставай. Наверное, она действительно заснула, раз возня Реда ее не разбудила. Ничего удивительного: сама же говорила, что прошлой ночью не могла уснуть. Я все равно не могу решиться ее потревожить, но наконец поддаюсь уговорам Реда и неуклюже сползаю боком с дивана, пока он осторожно подхватывает ее и укладывает на подушку. Потом мы идем в комнату дедушки, берем с кровати покрывало и укрываем ее. Думаю, дедушка не возражал бы. Ред выключает свет. Потом мы оба почему-то идем на кухню и некоторое время стоим там друг напротив друга. В полной темноте. - Ты где будешь спать? – шепотом спрашивает он. Только тут до меня доходит, что мое спальное место теперь занято. Библиотека свободна, но идти туда один я не готов. Я молча мотаю головой. - Можешь поспать со мной, - предлагает Ред. - Я лучше здесь, - говорю я и после паузы добавляю, - на ковре. - Простудишься. - Ничего. - Нет, лучше не надо. Мы опять молчим. Неожиданно Ред улыбается. - Думаю, Тей был прав, - шепчет он, - это твой мир. Я не знаю, какие эмоции я должен испытать при мысли, что Тей был прав в чем-то насчет меня, но во вторую часть мне очень хочется верить. Я ведь вернулся сюда. Она меня позвала. Теперь я могу… я могу… - Защищай ее, - шепчет Ред, перегнувшись ко мне через стол. Я машинально переспрашиваю: - Что? Он серьезен. - Защищай ее, - повторяет он. – Если это твой мир. Если у нее никого больше не останется. Не давай ей больше чувствовать себя одинокой. Я невольно оглядываюсь в темноту общей комнаты, хотя из-за спинки, конечно, ничего не вижу. Защищать? Я же всего-навсего старый плюшевый медведь. Все, что я могу – это сидеть на полке. Все, что я умею – это ждать. - Я не умею, - шепчу я в ответ, но Ред не отступается: - Придется научиться. Я тоже не умел. Он хватает меня за руку и крепко пожимает ее. Мне больно, но признаваться сейчас еще и в этом я не собираюсь. - Я верю в тебя! Мне хочется рассмеяться. Вот это очень похоже на реплику из фильма. Но Ред смотрит на меня горящими энтузиазмом глазами, все еще сжимая мою руку, и я неуверенно киваю. Он энергично кивает в ответ, но меня не выпускает. - Пойдем, ляжешь в моей комнате. Будем тут шуметь – точно ее разбудим. Не знаю, унизительно это или нет, но я позволяю себя увлечь. Силе Чистой натуры трудно сопротивляться. Ночью открывается дверь. Опять совсем рядом со мной. Я слышу завывание ветра, но почему-то мне уже не страшно. Напротив, мне кажется, что если я сейчас открою глаза, то увижу, как Ред жизнерадостно машет мне рукой и кричит: «Позаботься о ней!» А потом дверь закрывается. Не захлопывается, а именно закрывается. Я слышу скрежет засова, поворот ключа в замке, звон цепи… словом, то, что безнадежно и окончательно говорит мне: путь закрыт. Последний ушел этой дорогой. Это твой мир. Я открываю глаза. Рядом со мной на простынях (подушка осталась в общей комнате) лежит последний дневник. Рассвет застает меня в ее комнате. Я сижу на корточках перед полкой с куклами. Они смотрят на меня. Ланс смотрит прямо и холодно, Ёнхо – чуть искоса, осторожно. Тей задумчиво изучает меня, Юри улыбается своей таинственной улыбкой, полной обещаний, а Ред открыто сияет. Я узнаю в их проработанных до деталей, но неподвижных личиках черты людей, с которыми мне пришлось прожить эти дни в одном доме. Но, как ни стараюсь, я не могу почувствовать в них ничего необычного. Ни белых перьев, ни элементов. Глухо. Пустота. Может быть, все осталось в дневниках? Вот они лежат аккуратной стопочкой на краю стола. Она немного поработала с ними – придала каждому индивидуальные черты, чтобы было легче различать. Например, корешок дневника Ёнхо оклеен яркой желтой бумагой. На обложке дневника Юри красуется его собственная фотография. Сверху лежит пока еще ничем не украшенный дневник Реда, принесенный мной. Я в него не заглядывал и не буду. Даже она, когда читает их, читает как чужую историю, а мне это тем более бесполезно. Я все это уже видел один раз и, если честно, больше не хочу. Я встаю – и оказываюсь лицом к лицу с коричневым плюшевым медведем, который сидит на полке над пятью куклами. Жизнь его явно потрепала. Полголовы обвито швом, вместо одного пуговичного глаза – тканевая заплатка. На левой лапе и на животе справа – тоже швы, но не такие аккуратные. Зато он вполне себе чистый и не пыльный, а на шее у него повязана новенькая синяя ленточка. Я помню, как она зашивала ему – мне – лапу и живот. Как держала меня – его – в руках. Странное ощущение – видеть свое тело со стороны и не ощущать его. Работая, она тихонько напевала – мне или, может быть, ему? Тогда я тоже чувствовал тепло ее рук. Или мне так только казалось? Я ощупываю пластырь на пальце. Смешной детский пластырь со смешными зверями. Насколько же это было меньше того, что есть у меня сейчас. Из общей комнаты доносится какой-то шорох. Я бросаю последний взгляд на свою старую оболочку и выхожу из полной воспоминаний комнаты обратно в мою новую жизнь. Должно быть, она повернулась или что-то пробормотала во сне. Во всяком случае, она еще не проснулась. Я стою над ней, уютно свернувшейся клубочком под дедушкиным покрывалом, и разглядываю чуть вздернутый нос, щеку, темные ресницы, полуоткрытые губы. Я узнаю и не узнаю это лицо. Интересно, с ней было так же, когда она наконец вспомнила меня? Я склоняюсь над ней и тихонько зову, пробуя имя на звук: - Э-ри. - Просыпайся, Эри. Она открывает глаза и сонно смотрит на меня, а потом улыбается. - Вставай, засоня. В школу опоздаешь. Наконец-то все так, как должно было быть.