Тяжелая жизнь в новом мире

      — Чем планируешь заниматься после всего этого? — спросил младший лейтенант. Со мной тут все говорили на «ты». Как-никак, мы тут все были одногодками — нечего было играть в фамильярность, не дворяне все же.       — После войны, что ли? — переспросил я с сарказмом. — Да без понятия. Мне бы эту ночь пережить, а ты про такое спрашиваешь.       Иногда меня все же удивляло, как люди могут загадывать так далеко. На нас тут орки наседают, в любой момент может что-то произойти, нас могут убить, а люди задумываются над тем, что они будут делать после войны.       Я уже давно так далеко не думал. Война показала, что не стоит загадывать так далеко. Живи сегодняшним днем, и станет легче.       — Не, ну, а все же… Чем бы хотел? — не унимался мой заместитель.       — Вообще… Думал до полковника дослужиться. Квартиру дадут, зарплата нормальная. На нее ведь семью можно спокойно содержать. Потом и жену можно найти, а там и дети будут, — все же признался я. Да, все же иногда мысли о семье проскальзывали в голове.       — Жена… Дети… Я тоже хотел их… Но ты нас бросил, Аскирт.       — Что? — непонимающе переспросил я. — О чем ты вообще?       — Да, Аскирт, ты нас бросил, — проговорил наш снайпер. Я повернул голову к нему и увидел, что он смотрит прямо на меня.       В его взгляде читалось осуждение.       — Я… Я… — попытался проговорить я, но слова словно застряли в горле.       — Бросил нас подыхать тут, — злобно прошипел третий, рядовой. Ни лица, ни имени его я не помнил.       — А сам живешь припеваючи, — сказал четвертый.       Я не мог ответить. Я хотел что-то сказать, возразить, оправдаться, но я не мог даже нормально вдохнуть.       Легкие начинали гореть. Воздуха не хватало.       — Спрятался за комиссаром — и нормально.       — А мы тут умерли. Все умерли!       — Ты сбежал, Аскирт!       — Сбежал, как трус!       — Бросил нас!       — Бросил!       — Бросил!       — БРОСИЛ!!!              Я резко открыл глаза и с криком поднялся, одновременно пытаясь отдышаться. Все тело было мокрое от пота.       Внезапно темноту рассеял бледный свет фонарика, светивший на пол. Это был Рингер.       — Аскирт, — прошептал он немного взволнованно. — Все нормально?       — Н-нет… — промямлил я, все еще восстановить дыхание. — Нихуя не нормально.       Я посмотрел на Рингера. Похоже, я его разбудил, от чего теперь чувствовал вину.       Августин тем временем продолжал спать, мерно посапывая у себя на раскладушке. Сейчас он был без слухового аппарата, и потому его можно было разбудить, только толкнув посильнее. Потому-то и не проснулся от моих возгласов.       — Спи давай, — сказал я Рингеру, при этом вставая с раскладушки.       — А ты куда? — немного удивился верлонец.       — Проветрюсь.       Быстро надев на себя брюки, футболку, носки, ботинки и красную нашивку, я вышел под свет от фонарика Рингера, после чего он его потушил. Решил посветить мне, чтобы я не грохнулся случайно. Мелочь, а приятно.       На улице сразу стало холодно из-за пота. Но меня это только радовало. Дрожь по всему телу помогала прийти в чувство.       К сожалению, она не помогала забыть то, что мне приснилось.       Эти кошмары стали появляться после того, как Августин сказал, что на Сактуне никто не выжил. После пьянки, которую мы затеяли в тот день, ничего не снилось, но вот потом… Потом каждую ночь я начал вздрагивать от осуждающих возгласов всех тех, кто служил под моим началом.       Невыносимо. Мне было невыносимо слушать их осуждающие крики. Смотреть в их пропитанные злостью глаза.       Я не хотел всего этого. Не хотел, чтобы они погибли. Но проблема была в том, что сделать я ничего не мог. Останься я, откажись от предложения Августина, и я бы тоже погиб.       А так я все еще жив. Только я все равно чувствовал вину за то, что ушел, сбежал, не попрощался. И за того парня, которого нам пришлось прибить, чтобы сохранить все в секрете от остальных СПО-шников. Да, он пытался нас убить, вот только в его глазах мы выглядели трусами. Он выполнял то, что требовал устав — не щадить врагов. А трусы тоже были врагами.       Эти мысли были невыносимы.       Вокруг тем временем кипела жизнь. Тысячи гвардейцев, СПО-шников, скитариев и строительных сервиторов трудились, строя разнообразные укрепления к готовящейся битве. Работали в три смены, круглые сутки, благодаря чему Соктомор уже был перекопан до неузнаваемости.       То тут, то там виднелись ракетные установки и «Гидры», вкопанные в землю и замаскированные сеткой так, чтобы их не было видно. В других местах можно было найти «Химеры», «Леман Руссы», «Василиски» и батареи из десятков «Сотрясателей».       Уже стало известно, что орки идут именно сюда, на Соктомор, а потому и без того феноменальные по срокам работы ускорились и расширились до небывалых размеров. У нас оставались считанные сутки, но и их пытались использовать с пользой.       Все готовилось к грандиозной схватке.       Меня и Рингера на стройку, к счастью, не позвали — спасибо статусу комиссарских адъютантов.       Немного подумав еще, я решил, что мне делать. Следовало сделать это уже давно, но времени все никак не было.       Сколько бы я не шел, людей меньше не становилось. Кто-то копал, кто-то строил, кто-то подносил материалы, кто-то шел куда-то. Полевые кухни работали постоянно, кормя одну партию рабочих за другой. Ряды из сотен строительных сервиторов, у которых вместо рук были различные инструменты для копания, стояли, подключенные длинными кабелями к большим аккумуляторам, над которыми неустанно молились техножрецы, окуривая их кадилами.       Еще дальше можно было разглядеть палаточные лагеря.       Чем-то это напоминало улей.       Минут за двадцать я все же смог дойти до нужного мне места. Полевой храм Гвардии. Представлял он из себя просто очень большую палатку, внутри которой были расставлены лавочки, а в самом конце поставлена большая икона Бога-Императора, обрамленная в золотую рамку. Сейчас тут почти никого не было — всего пять человек, что сейчас тихо молились.       Это меня не удивляло — сейчас все или работали или отсыпались после работы.       Сев на свободное место, подальше от остальных, я попытался молиться по памяти. Читал те молитвы, которые заучил в детдоме и во время службы в СПО.       Но это не помогало. Когда я начал читать молитвы по третьему кругу, я понял, что это никак не помогает. Внутри все также бурлило чувство вины и горечи за все, что произошло.       — Тебе помочь?       Неожиданный голос заставил вздрогнуть. Посмотрев налево и подняв глаза, я сразу обомлел от того, кто ко мне обратился. Иоанн Берген, капеллан гвардейского полка. До этого я видел его лишь на службах, когда сопровождал Августина на мессы, но еще ни разу он не обращался ко мне лично.       — А… А как вы… — на автомате спросил я, все еще удивленный тем, что такой человек обратился лично ко мне.       — Здесь всем нужна помощь, — спокойным, приятным голосом сказал священник, немного улыбнувшись. — Но вижу, что тебя волнует что-то очень серьезное, а молитвы не помогают. Так что, если хочешь, можешь рассказать, что тебя гложет.       Я задумался. Молитвы действительно не помогали. Но может, стоило покаяться? Рассказать обо всем? Августин, при всем моем уважении к нему, не мог мне помочь. Он замкнулся в себе и переживал все по-своему, пытаясь жить дальше.       Что было с Рингером, я и вовсе не мог точно сказать. Смотришь на него и не скажешь, что у него в голове творится.       Но у меня так не получалось.       К тому же священник не станет рассказывать обо всем, что я ему расскажу, первому встречному. Тайна исповеди была для них не пустым звуком.       Насколько я знал.       — Ладно. Да, думаю… Думаю, стоит рассказать.       — Тогда пошли, — сказал капеллан и качнул головой в сторону стены слева от алтаря с иконой, где был вход куда-то дальше.       Пройдя туда, я понял, что это что-то вроде комнаты для исповеди. В нем были только два стула и небольшая лампочка, свисающая на проводе. И все.       Меня даже удивила подобная скромность. Непривычно.       — Садись. Не торопись пока что. Подумай, что именно хочешь сказать и какими словами, — все таким же спокойным голосом сказал Берген, присаживаясь на один из стульев. Я сел напротив.       — Я думал, у вас тут немного времени — заметил я, обратив внимание на его слова про «не торопись».       — Не сильно много, если честно, — сказал священник так, словно разговаривал с простым знакомым. Подобное… расслабляло. — К тому же ты ведь адъютант комиссара. Так что я могу тебе уделить достаточно времени.       — Как-то не очень приятно забирать у людей их время, — сказал я. Мне не были приятны подобные привилегии. Освобождение от трудовой повинности — это одно, но вот привилегии от священников — нет уж, спасибо. Не тот я был человек, который заслуживал подобной чести.       — Я готов помочь любому человеку. К тому же ты ведь защищаешь нашего комиссара. Чем лучше ты будешь себя чувствовать, тем лучше и для него.       — А… Я понял, — задумчиво произнес я, когда осознал сказанное. Потом закрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдох, открыл и посмотрел на капеллана. — Это произошло на Сактуне. Началась бомбардировка, полная неразбериха… Чудом смогли выжить, спасибо Императору… Потом заняли позицию, отбивали атаки орков, что телепортировались перед нами… И тут вдруг ко мне приходит комиссар и говорит: «Нас эвакуируют, а СПО-шников оставляют». И он предложил бежать оттуда, вместе с ним. Мы ведь… Как-то сдружились вместе, после Сентикрита… Вот он и пришел забрать меня. Я… Ну, в общем, согласился уйти с ним… Оставил всех, кто был там и… ушел. Я ведь лейтенантом был, у меня были подчиненные… Всех бросил… Ради себя… Ради того, чтобы выжить… А когда шли обратно, нас… На нас напал один рядовой мой… Он все слышал и попытался убить. Мне ногу прострелил… Кричал, что мы трусы… Мы убили его. Рингер, точнее, убил, это еще один помощник комиссара… Убили, чтобы он никому не рассказал, хотя он… Он ведь действовал так, как считал нужным… Как велит устав. Потом меня адъютантом сделали… А недавно я узнал, что там никого не осталось… Вообще. Все погибли. И теперь… Теперь они приходят ко мне во сне… Говорят о том, что я их бросил.       Наступило молчание. На душе было больно.       Капеллан же продолжал внимательно смотреть на меня. Он смотрел на меня спокойным, понимающим взглядом, в котором не было ни намека на осуждение.       — Что ж… Я понимаю, почему тебя это беспокоит. Ты не уверен в том, правильно ли ты поступил тогда.       — Да… — не стал спорить я. Это было чистой правдой. — Да, не уверен.       — Я могу понять, почему. То, что ты оставил своих подчиненных, вверенных тебе, это действительно плохо, — я молча кивнул, вновь соглашаясь со словами капеллана. — Однако, лично я считаю, ты не предатель и не дезертир. Ты не просто сбежал, ты ушел вместе с комиссаром, когда тот дал тебе выбор. Более того, ты не сбежал, когда вы с комиссаром были в столице, хотя у тебя были все возможности к этому. Ты здесь, на Соктоморе, готовишься к битве с ксеносами. Ты собираешься сражаться дальше. Бог-Император дал тебе второй шанс на спасение, и ты должен им воспользоваться, Аскирт. Не забывай тех, кого ты тогда оставил, пусть скорбь за них превратится в ненависть и пусть она наполнит тебя, когда ты пойдешь в бой. Сражайся, убивай врагов Его. Пусть твой поступок не будет напрасным.       — Да… — прошептал я. — Я буду… Я буду сражаться.       — Я в этом не сомневаюсь, — капеллан встал вместе со мной, после чего сделал шаг вперед и похлопал по плечу. — Иди. Выспись и приготовься к тому, что грядет. Я помолюсь за тебя.       — Спасибо… — снова прошептал. — Спасибо вам. За слова.       — Такова моя миссия — произносить нужные слова нужным способом в нужное время и в нужном месте, — улыбка на лице капеллана была все такая же умиротворенная и спокойная.       — У вас это хорошо… получается, — подметил я. — Доброй ночи.       — И тебе того же, — кивнул капеллан, после чего я вышел из исповедальни, а затем быстро прошел «зал» храма и вышел на улицу.       Там все также кипела работа, а я, возвращаясь к нашей палатке, продолжал думать над словами капеллана.       «Не забывай тех, кого ты бросил». Так он сказал. Если бы я еще помнил их… Я уже давно всех забыл. Прошло уже больше месяца с тех пор, как мы выбрались оттуда. Однако я мог помнить их в принципе. Помнить сам факт того, что я бросил кого-то, и сражаться ради того, чтобы это все не было напрасным.       Пускай Августин говорил что-то похожее, но только сейчас я понял, что у всего этого был какой-то возвышенный смысл. Ведь все это произошло не иначе, как с благословения Императора, а значит, теперь мне предстояло одно: сделать так, чтобы это не было напрасным.       И уже скоро у меня будет шанс для этого.       

На следующий день. Вечер. Штаб Комиссариата. Комиссар Августин Мерцелиус.

      Битва приближалась. Это уже буквально чувствовалось. Согласно последним данным, орки стали на якорь всей своей армадой всего в нескольких десятках километров от Соктомора, всем своим флотом, одновременно заняв шесть близлежащих островов и организовав там склады. Плюс на Нилефете готовилась авиация.       Мы же готовились во всю. Остров был укреплен так, как только это возможно. Полмиллиона СПО-шников, тридцать тысяч гвардейцев, двадцать тысяч скитариев, двадцать тысяч боевых сервиторов. Плюс, так как уже было выяснено окончательное направление атаки орков, в резерве уже были подготовлены еще сто, двадцать, пять и пять тысяч солдат соответственно, уже размещенных на соседних островах и готовых прибыть в течение двух суток в случае чего.       И это еще не считая того массива техники, что сюда приволокли. Чего только стоили полторы тысячи «Сотрясателей», пятьсот «Василисков» и сто пятьдесят сверхтяжелых орудий различных калибров, предоставленных Механикус. Против же воздушных атак нас прикрывали четыреста «Гидр», двести пятьдесят ракетных установок, шестьсот сервиторов со встроенными ПЗРК и еще сто пятьдесят сервиторов с противовоздушными лазерными установками.       Наземная техника была и вовсе представлена чем только можно. «Химеры», «Леман Руссы», «Махариусы» в различных модификациях, «Часовые» и различная техника СПО, производившаяся Домом Шатриви.       Читая доклады, я в какой-то мере поражался тому, как столько всего могло уместиться на, казалось бы, не самом крупном острове.       Как оказалось, все это могло не только уместиться, но и спрятаться в тех частях джунглей, что еще остались после массовых зачисток огнеметными командами, благо их осталось довольно много.       Я же делал свой посильный вклад во все это — пытался сделать так, чтобы дисциплина не скатывалась в тартарары. Так как я был и комиссаром полка, и комиссаром СПО, ко мне постоянно, без остановки, приходили различные отчеты. То тут двое солдат подрались, то там кто-то офицера послал со злости, то еще где-то умудрился пронести алкоголь — вечно что-то происходило. И мне приходилось на основании рапортов выносить приговоры, так как возможности лично проводить заседания просто не было.       Не сказать, что это прямо идеальный вариант, я осознавал риск неправильных приговоров, но все же более подходящего варианта у меня не было.       На мое счастье ничего сверхужасного не происходило: офицеры СПО, как дворянские, так и нет, ничего такого не делали, что, понятное дело, радовало.       Меня же лично беспокоило другое. С каждым днем ко мне все больше подкрадывалось чувство тревоги.       Предбоевой мандраж. Как же я его ненавидел. Он случался всегда в тот промежуток времени, когда уже узнал, что будет дальше, но этого самого «дальше» нужно еще дождаться. Противное чувство, так как тебе требовалось, по сути, просто сидеть тихо и ждать, как бы сложно не было.       Одна радость — можно было загрузить себя работой, пускай даже во время нее меня иногда и посещали мысли о том, что следующий бой может стать последним. Ведь для кого-то он точно станет. Многие солдаты пережили все то дерьмо, что было на этой войне, с самого ее первого дня, а в итоге погибнут здесь. Это было неизбежно.       И среди этих потерь мог оказаться я.       Иногда я себе задавал вопрос — что будет, если я погибну? Как это повлияет на окружение? Почти каждый раз я приходил к выводу, что никак это не повлияет на окружение. В полку появится новый комиссар, солдаты продолжат воевать и жизнь пойдет своим чередом. Ведь я был лишь маленькой шестеренкой в этом безмерно огромном механизме и заменить меня было не проблемой.       Собственно, как и в своей прошлой жизни, с той лишь разницей, что мое значение для окружающих было еще меньше — простой студент в мединституте, подрабатывавший кассиром.       От таких мыслей я пытался отмахнуться. Каким бы ничтожным я ни был тогда или сейчас, я также знал одну простую истину: я не хотел умирать. И я собирался сделать все, чтобы выжить. Да, без цели, да, без смысла, но это было лучше, чем вновь умереть без каких-либо гарантий получить уже третий по счету шанс.       «Вечно одни и те же мысли… Ничего нового», — выдохнул я про себя, на секунду прекратив писать. Что уж тут поделаешь, если меня и пробивало на высокие мысли, то других тем как-то и не находилось.       Продолжив писать, я поставил подпись на одном из приговоров — некто лейтенант Гирнам Микельзон умудрился наорать благим матом, а затем ударить кулаком по лицу лейтенанта Отира Менвехейма. Тот в долгу не остался и врезал в ответ, вначале в солнечное сплетение, а потом по челюсти, отправив в глубокий нокаут. Причем виновником ссоры стал сам Микельзон, который толкнул Менвехейма и не извинился, а на подчеркнуто вежливую просьбу извиниться послал того в пешее эротическое.       Приговор был понятен: разжалование в рядовые. Мне уже не было никакого дела до того, дворянин виновный или не дворянин. Кто виноват, тот и понесет наказание.       Во всяком случае, это было справедливо.       И вот таких дел были десятки, что превращалось в какую-то своеобразную обыденность.       В этот момент ткань, выполнявшая в моей палатке роль двери, отодвинулась, и внутрь вошел Аскирт.       — Господин комиссар, младший комиссар Валиант просит принять его, — четко, по уставу, проговорил мой друг. Сам я не любил подобных обращений, но на людях нужно было делать вид, что Аскирт — дисциплинированный солдат, достойный быть моим адъютантом и в случае чего моим представителем.       Вот только сразу возник вопрос — что нужно Валианту?       — Впусти, — коротко ответил я. Так уж и быть, выслушаю, что ему там сказать хочется, пускай я и был довольно занят.       — Слушаюсь, господин комиссар.       Аскирт вышел, и через несколько секунд вместо него появился Валиант.       За время войны он сильно изменился. Левая часть лица была изуродована ожогом, оставшимся от зажигательной гранаты орков, левый глаз был заменен на аугментику, похожую на мою, а левое ухо представляло собой бугорок с отверстием.       Также, насколько я знал, ожогами были покрыты левая рука и бок, но в остальном ничего особенного не было.       — Здравствуй, Симольт. Присаживайся, — сказал я, показывая на стул напротив моего стола. Младший комиссар молча сел. — Прости, что не могу уделить много времени, работы много. О чем ты хотел поговорить?       — Я хотел поговорить о том, что вообще происходит, — проговорил Симольт, и по его голосу стало сразу понятно, что он говорит довольно серьезно. Словно в нем смешались любопытство и непонимание.       Стало понятно, что разговор предстоит серьезный.       — В каком именно смысле? — переспросил я, отложив ручку.       — Помнишь, что произошло с Сардолом? — ответил вопросом на вопрос Валиант.       Я призадумался.       «Сардол… Сардол… Знакомое что-то…» — думал я про себя, пока память наконец-то не помогла мне в этом.       Сардол Маритис, младший комиссар первого батальона. Я с ним летел на «Алехандро Оливаресе» сюда и предотвратил небольшой конфликт с флотскими.       Насколько я помнил, он погиб на Сентикрите во время контрнаступления гвардии на плацдарм орков.       — Да, помню, — произнес я.       — И ты помнишь наш разговор касательно его гибели? — задал следующий вопрос мой гость.       Кое-как этот разговор я тоже вспомнил. Тогда Симольт пришел ко мне и сказал, что обстоятельства гибели Маритиса слишком странные и что, возможно, имело место быть убийство комиссара гвардейцами.       Вот только расследовать это дело подробно я не стал. Обещал, да, но не стал. Вначале я решил это отложить, а потом было новое наступление орков, мой плен, бегство и все прочее. Об этом деле я уже давно забыл, занявшись другими, более важными делами.       По всей видимости, Симольту все еще было до этого дела.       — Да, помню, — повторил я.       — Тогда позволь спросить, что тебе удалось узнать? — с обвиняющим видом спросил младший комиссар. С одной стороны, конечно, это было вопиющим нарушением субординации, но с другой — я сам позволил ему перейти на личности, а значит, сейчас мы разговаривали как старые приятели из Схолы, какими и были он и Августин.       — Ничего. К сожалению, — признался я. Нечего было таить. — Когда орки в третий раз напали на Сентикрит, все перемешалось, пришлось заняться более важными делами.       — Но ты ведь и не пытался расследовать это дело, ведь так? — укоризненно сказал Симольт. — В архивах комиссариата нет ни намека на это. Ладно бы — в деле не было никаких улик, но этого дела даже нет. Ты ведь понимаешь всю серьезность ситуации, убийство комиссара гвардейцами — это не шутки, но ты даже не начал расследования, не попытался что-либо выяснить.       — Если ты не забыл, у меня были достаточно важные причины отвлечься, — уже более злобно сказал я, изображая гнев. Так-то я сейчас не был злым. Просто уставшим. — Вначале я бегал по тылам орков, потом разгребал все то, что ты устроил, будучи на моем месте, потом пытался найти Вацкарелли, когда узнал о его существовании, потом был Соктомор с этим треклятым мануфакторумом Шатриви, и так далее, и тому подобное.       — Но ты мог это кому-то поручить. Сделать хоть что-то. Но ты этого не сделал. Зато сделал я, — последняя фраза заставила меня удивленно вскинуть левую бровь. — Да, я кое-что нашел. Довольно странное. Сейчас архив гвардии, включая записи всех вокс-переговоров того периода, стал достаточно упорядоченным, и мне лишь недавно удалось навести справки. В тот день Сардол пошел в бой в сопровождении двух отделений — сержанта Хенсарта и сержанта Варадиса. Затем с ними прервалась связь, они ушли слишком далеко вперед, и когда орки пошли в контрнаступление, лишь немногие гвардейцы вернулись. Отделение сержанта Хенсарта еще до боя понесло большие потери и постоянно пополнялось, потому о новоприбывших он сообщал по воксу. И среди тех, кто попал к нему под командование, был один гвардеец, чье имя я сразу узнал. Рингер Вимолт.       Сказать, что я охуел в этот момент, значило просто тактично промолчать. Я никак не интересовался прошлым Рингера, не спрашивал, что у него происходило, потому ничего не знал про этот случай. Все, что я знал про Рингера — это то, что он потерял все свое отделение в первые дни войны, вытащил в том самом проклятом бою раненого и был награжден, пил с СПО-шниками, за что попал ко мне на ковер, а затем воевал и снова лишился отделения на Соборной Площади Сактунуса.       Но вот подобные подробности… Это было неожиданно.       Да что уж там, это был пиздец. Это был полный пиздец.       — Неожиданное… совпадение, — задумчиво сказал я.       — Совпадение, что рядовой Рингер Вимолт, который ушел с Сардолом в последний бой, в котором тот погиб от рук гвардейцев, и вернулся живым, теперь твой личный адъютант? Честно, мне сложно поверить в подобное совпадение. Но главное тут не только это. Главное то, как ты к этому отнесся. Ты просто проигнорировал это. Ты не стал проводить расследование, ты не стал что-либо вообще делать. И теперь еще вся эта история с Домиартом! — распалялся Симольт, словно оратор.       Последнее предложение заставило меня похолодеть внутри. Только этого мне еще не хватало.       — А с ним что не так? — спросил я удивленно.       — Все не так. В архиве лежит только твой рапорт о его смерти и рапорт о присвоении себе его полномочий комиссара СПО. И все. Никакого расследования Арбитрес.       — Он умер в ванне от сердечного приступа, практически у меня на руках. Я ничего не смог сделать. Потому-то и не было смысла привлекать Арбитрес — у них уже тогда было дел достаточно, ты сам знаешь ситуацию с местными, я писал об этом, — продолжил лгать я, выливая заранее подготовленную легенду.       Проблема была в том, что по сути Домиарту нужно было проводить вскрытие и отчет о нем должен был лежать теперь в его личном деле, что находилось в архиве Комиссариата. Однако отчета этого не было, взять его было неоткуда, а значит, пришлось придумать причины, почему этого отчета не было.       — Я… Я не знаю, что думать. Император милостивый, у него было все в порядке со здоровьем, и вот так умер от сердечного приступа?       — Да, к сожалению. Признаю, в этом есть моя вина, — добавил я толики сожаления в голосе. Вроде бы, выходило хорошо. — Я назначил его на эту должность, и он на ней сгубил свое здоровье, довел себя до такого состояния своей преданностью долгу. Мне жаль, что так вышло.       — Ты ведь понимаешь, что это могло быть убийство? Местные дворяне не сильно жалуют наши методы, не говоря уже о том, что мог сделать Домиарт, будучи на этой должности.       — Да, думал. Но Домиарт не умер вот так резко. Он и до этого жаловался на боли в сердце. Я разговаривал с ним по этому поводу, но он постоянно говорил, что не может остановиться, особенно в преддверии призыва в Гвардию. У меня были идеи заменить его, чтобы дать ему отдохнуть, но не успел. Я не думал, что все настолько плохо.       Симольт закрыл свой единственный глаз, опустил голову и сжал переносицу, тяжело вздохнув. Губы сжались в тонкую линию.       Одним своим видом он показывал, что сейчас он в раздумьях.       Я молча ждал его ответа.       — Я… Я не знаю, что думать, Августин, — наконец-то сказал он. — Ты действуешь в нарушение многим протоколам, работаешь нестандартно, отдаляешься от всех. И в обоих случаях слишком много непонятных моментов. Я пришел сюда за ответами, думал, ты сможешь объясниться, но… тебе тяжело верить. У меня нет другого выбора, — неожиданно Симольт встал на ноги. — Я сообщу всем остальным, что нашел, и мы решим, что делать.       — О чем это ты? — произнес я, чувствуя нарастающую панику. Я догадывался, что он имеет в виду.       — Необходимо прояснить все, что касается Сардола и Домиарта, а также всех твоих действий, провести полное расследование. Для начала — допросить Вимолта и провести эксгумацию тела Домиарта, как бы ни противно это было делать. Потом, когда все встанет на свои места, мы решим, что делать дальше.       Внутри все похолодело. По телу прошлись мурашки. Мысли лихорадочно сменяли друг друга.       Это была катастрофа. Все мои ошибки, все мои просчеты, которые я совершал на протяжении всего пребывания в этом теле, в роли комиссара Августина Мерцелиуса, все же достигли критической массы, и теперь на меня свалились последствия.       Но я не мог этого допустить. После всего пережитого, после всех тех испытаний, всей той боли, что я испытал, я не собирался вот так просто сдаться, потому что у кого-то из моих подчиненных нашлись мозги копать под меня и задавать вопросы.       А потому я сделал выбор. Я собирался идти дальше. Идти до конца, какова бы ни была цена.       Он сказал что расскажет всем, значит, никто больше не знает. Это был шанс. Маленький, ничтожный, но шанс.       Хуже уже быть не могло. Или я смогу остановить тот поезд, что несся на меня, или погибну, пытаясь, или просто погибну.       Все или ничего.       — Хорошо, Симольт, — сказал я, притворно вздохнув и соображая, что я сейчас могу сделать. Попытка была всего одна. — Я…       Резко потянувшись вперед, я просунул руки под стол, наполненный документами, и приложил к нему все силы, что только мог, поднимая его, одновременно переворачивая и толкая вперед. Все документы сразу же полетели вниз.       Симольт успел лишь дернуться от неожиданности, когда поверхность стола врезалась в него.       Не устояв на ногах, он упал на пол, пока я прижал его перевернутым столом к земле, блокируя руки и ноги.       Затем предплечьем левой руки закрыл ему рот, который он уже успел открыть, чтобы закричать. Он сразу же замычал, одновременно кусая мою руку с недюжинной силой.       Я стерпел и второй рукой достал нож из ботинка, который всегда там хранил, как последнее оружие, которое могло быть у меня.       Взял крепкой хваткой. С силой поднес к горлу.       Лицо Симольта исказилось от шока и звериного ужаса.       Резкий рывок и нож полоснул по горлу. Моментально хлынула кровь. Симольт дергал головой в конвульсиях, но с каждым мигом они ослабевали.       Уже спустя несколько секунд он остановился. Единственный глаз смотрел на меня с непередаваемой гаммой чувств, пока наконец его взгляд не стал стеклянным.       Я продолжал лежать на столе, зажимая его тело, и смотрел прямо на него, при этом держа нож на весу.       Сердце колотилось так, словно было готово вот-вот выпрыгнуть. В голову приходило осознание всего того, что я сейчас сделал.       Это ужасало.       «Выбора не было…» — говорил я сам себе.       — Эй… Друг… — неожиданно услышал я голос Аскирта рядом с собой.       Я резко повернул голову вправо и вверх. Он и Рингер стояли возле входа в мой личный «кабинет» с лазганами наготове. На лицах обоих читался шок.       Они явно прибежали сюда на шум, но для начала им нужно было пробежать «приемную» — место, где обычно сидели секретари. Мне этого хватило.       С трудом, но я все же смог собраться с мыслями. Сделав несколько вдохов, я вытащил руку изо рта Симольта, на которой виднелась кровоточащие раны от его зубов, и встать на ноги. В голове кружилось, отчего я едва не упал на пол, но Аскирт все же успел среагировать и поймать меня за руку с ножом и проводил до стула.       — Давай, садись… — прошептал он, все еще не отойдя от удивления.       — Воды… — попросил я, чувствуя, как мне стало жарко. Все тело буквально горело.       Друг, не сказав ни слова, сразу же достал свою флягу, открыл ее и дал мне.       Я ее осушил до дна.       — Что произошло? — задал самый главный вопрос Аскирт.       — Последствия моих ошибок, — выдал я, немного поразмыслив. — Он слишком много понял.       — Император милостивый… — взмолился бывший СПО-шник, пока я продолжал смотреть на бездыханное тело Симольта. — Другого выбора не было?       — Другого выбора не было, — последовал ответ от меня. Затем я посмотрел на Рингера. Следовало кое-что выяснить. — Рингер, — тот сразу же напрягся. — Контрнаступление на Сентикрите. Младший комиссар Сардол Маритис. Ты знаешь, что с ним произошло в том бою?       Гвардеец опустил взгляд, словно пытаясь понять, стоит мне говорить или нет.       — Да, знаю, — все же признался он таким голосом, словно признавался в преступлении. — Мы тогда ушли слишком далеко, он постоянно гнал нас вперед. Потом мы остановились, на нас шли орки, но он приказал остаться и держать оборону до подхода подкреплений. Это было самоубийством, мы бы погибли там. Начался спор. Какой-то капрал выстрелил ему в затылок из лазгана, и мы направились обратно к своим. По пути я подобрал раненого, за которого и получил награду. Я… Я знаю, что должен был сообщить о том, что видел, должен был доложить об убийстве комиссара, но вначале я просто боялся это делать, ведь я тоже соучастник. Потом понял, что никто ничего не узнал, и решил молчать. Я готов понести наказание. Я виноват перед вами.       «Да уж, вот тебе и совпадение…» — подумал я. В тот день, еще до разговора с Симольтом по поводу гибели Сардола, я разговаривал именно с Рингером, пытаясь образумить его и не впадать в отчаяние от гибели всего отделения.       Кто бы мог подумать, что тогда я разговаривал с человеком, который мог пролить свет на все произошедшее. А затем я взял именно этого человека к себе в адъютанты, когда банально пожалел его, видя, как ему плохо после потерь близких ему друзей.       Жизнь иногда умела преподносить невероятные совпадения.       — Забудь, — наконец сказал я после некоторого молчания. — Этого никогда не было. Сардол Маритис пал в бою с орками. Понял?       — Да, комиссар, — резко проговорил Рингер, вытянувшись. — И… спасибо вам.       — Сочтемся, — сказал я.       — Это все очень хорошо, конечно, но что нам делать с гребаным трупом у тебя в палатке? Тут вокруг тысячи солдат, нам никак его не вынести отсюда.       — Значит, не будем выносить.       — Можно сбросить его в выгребную яму, — прозвучало неожиданное предложение от Рингера. Я и Аскирт посмотрели на него с некоторым удивлением. — Если закопать его прямо здесь, кто-то может это заметить. А яму и так закопают потом, и никто ничего не спросит. Плюс скроется запах, когда труп начнет гнить.       — Ты иногда выдаешь просто поразительные идеи, Ринги, — проговорил Аскирт. — Во всяком случае, альтернатив я не вижу.       — Тогда давайте.       Выгребная яма располагалась в отдельном помещении моей палатки. Простая яма три на три на три метра с деревянным настилом из ящиков. Своеобразная привилегия комиссара.       Оттащив ящик, мы все втроем смогли сбросить тело Симольта прямиком туда. Потом туда же отправилась земля, пропитанная кровью умершего.       Я знал, что это мерзко. Я знал, что он не заслужил подобного. Но по-другому я не мог.       — Прости нас Император, — произнес Аскирт, когда мы поставили ящик с дыркой обратно. — Его ведь будут искать.       — Будут. Но уже завтра орки пойдут в наступление. Спишем на боевые потери, никто и не хватится, — объяснил я план. К счастью, моя палатка стояла в большом удалении от остального лагеря, секретарь уже ушел спать, а потому никаких лишних свидетелей не было.       — Сойдет… Я думаю, — согласился мой друг, явно пребывая в сложных раздумьях.       — Вам нужно рану обработать, — через несколько секунд сказал Вимолт.       Я посмотрел на руку, из которой все продолжала течь кровь. Теперь я уже начинал обращать внимание на боль, которая становилась все сильнее. Раны были довольно глубокими, рваными. Симольт делал все, что в его силах.       — Да, давай.       Поставив стол на место, я сел на стул и стал ждать, пока Рингер накладывал на раны швы.       Чертовски хотелось выпить. Настроение было прескверное.       

На следующий день. Центральный штаб гарнизона острова Соктомор. Полковник Верманд Шеркин.

      — Группа-Один вошла во вторую зону контроля, — проговорил сухой голос магоса Финцельда. — Расчетное время входа в первую зону контроля — пять минут.       Никто в штабе не ответил — надобности в этом не было. Все, кто сейчас присутствовал здесь, вживую или в виде голограммы, а именно я, подполковник, три майора, маршал и семнадцать генералов СПО, неустанно смотрели на голопроектор. Сейчас на нем был во всех подробностях изображен остров Соктомор с обозначениями всех войск и большая акватория.       С юга же к нам приближалась вражеская авиация — сотни самолетов, летевших на нас своеобразной толпой, растянувшейся широким фронтом. Это была лишь первая волна. Еще южнее на нас шла вторая волна из более чем трехсот объектов. По расчетам магоса, Корвуарец бросил на нас абсолютно все, что у него было. Он ставил все, бил наверняка. Это было то, что нужно. Вряд ли он подозревал, куда лез.       — Группа-Один вошла в первую зону контроля, — вновь произнес Финцельд. — Расчетное время входа в центральную зону контроля — пять минут.       Центральной зоной контроля являлся сам остров Соктомор, начиная от его берега. Еще немного, и орки начнут бомбить первую, самую слабую и самую заметную линию обороны. На нее специально потратили меньше всего сил — она была наживкой, которую орки должны были разбомбить, чтобы под удар не попали действительно важные укрепления, спрятанные деревьями, маскировочными сетями и даже голограммами.       «Летите, ублюдки, летите…» — думал я про себя, неотрывно смотря на приближающиеся красные точки.       Минуты тянулись медленно. Хотелось закурить, но я решил пока что повременить с этим. Требовалось сосредоточиться.       Вскоре первые самолеты приблизились к острову и пересекли условную линию.       — Группа-Один вошла в центральную зону контроля. Зафиксированы многочисленные сбрасывания неуправляемых боеприпасов в зону первой линии обороны.       «Началось», — пронеслось у меня в голове, пока волна из красных точек все сильнее углублялась на территорию острова.       — Оценка повреждений по готовности, — произнес я. Требовалось узнать, насколько сильно они повредят линию.       — Первичный анализ повреждений завершен. Повреждения: ниже существенных. Среднее количество использованных боеприпасов: семь целых три десятых.       «Слишком мало», — сказал я сам себе.       — Ожидается разрешение на открытие огня по доступным целям.       — Огонь не открывать. Это не авангард. Это приманка, — произнес я вслух свои выводы. — Орки используют их, чтобы выследить наши объекты противовоздушной обороны — наверняка в основной волне не только бомбардировщики, но и штурмовики. Подпустим их ближе.       — Принято, — коротко ответил магос.       Через минуту бомбардировка прекратилась и волна начала рассредотачиваться во все стороны, разлетаясь кто куда. Однако никто не поворачивал обратно — они просто продолжали лететь над островом, словно пытаясь что-то найти.       Где-то через минуту один из полков СПО доложил об атаке.       — Зафиксирован бомбовый удар. Потери: уточняются.       — Наверное, сбрасывают бомбы наугад, — произнес майор Монтиас.       — Ваше предположение с высокой долей вероятности правдиво, майор Монтиас, — согласился с Гунартом Финцельд.       «С такой концентрацией войск неудивительно, что и попасть в кого-то случайно можно», — подумал я про себя, смотря на то, как рой красных точек летал над островом и иногда сбрасывал бомбы.       Попасть им удалось лишь четыре раза по СПО-шникам. Пока что это были вполне приемлемые потери.       — Группа-Два вошла в первую зону контроля. Расчетное время входа в центральную зону контроля — семь минут, — проговорил техножрец.       Вторая, основная группа самолетов орков летела медленнее — что однозначно говорило об их загруженности боеприпасами. Однако если там были штурмовики, то было немного удивительно, что они летят на одной скорости с бомбардировщиками, не пытаясь уйти вперед в поисках целей. На Мерконе я успел уяснить для себя, что орочьи истребители и штурмовики — полные неадекваты, рвущиеся вперед без раздумий.       Можно было только себе представить, как сильно вождь запугал пилотов, чтобы те сохраняли строй. В очередной раз я поражался Корвуарцу.       — Они могут догадаться касательно первой линии, — неожиданно проговорил майор Веркис, видимо, поразмыслив над ситуацией. — Думаю, они переведут огонь на вторую линию.       «Вполне возможно», — подумалось мне. Пускай войска и были переведены на третью и четвертые линии, и на второй сейчас были только расчеты ПВО-сервиторов, удар по этой линии теми силами, что сейчас приближались к нам, мог нанести существенный урон по укреплениям.       Это было нежелательным.       — Согласен, — ответил я, приняв решение. — Не стоит рисковать.       Самолеты противника приближались к линии берега. Для нас они выглядели как простые красные точки, но вот в реальности сейчас над полем боя наверняка висел неимоверный гул от винтовых и реактивных двигателей — ни один из самолетов не летел выше пятисот метров, наверняка сказывались какие-нибудь недостатки в производстве этих летательных аппаратах.       Мы, однако, не могли их услышать — штаб находился глубоко под землей, в истощенной шахте по добыче металлической руды. По словам магоса, уничтожить его с поверхности можно было только прямым попаданием ядерного снаряда по горе, в которой мы и находились.       Это обнадеживало.       Спустя еще три минуты волна красных точек практически вплотную приблизилась к краю центральной зоны контроля.       Пора.       — Открыть огонь по противнику.       В один момент голограмма острова вспыхнула сотнями желтых точек, обозначавших открытие огня противовоздушными средствами. Из джунглей вверх полетели маленькие зеленые точки ракет.       Уже спустя несколько секунд некоторые красные точки сменились красными же крестами, обозначавших поражение цели.       Практически одновременно с этим примерно треть красных точек резко ускорились и направились вниз. Штурмовики ринулись в бой.       — Объекты два-шесть-один, два-шесть-шесть, два-семь-ноль, два-семь-три и два-восемь-ноль потеряны, — последовал рапорт от техножреца.       Орки довольно резво начали уничтожать «Гидры», которые раскрыли свое место положение. Вполне ожидаемо и терпимо.       Бомбардировщики.       Тем временем бой продолжался. Зеленокожие несли ужасающие потери. Каждую секунду по несколько точек исчезали, заменяемые крестиками. На это было приятно смотреть.       Бомбардировщики тем временем не смогли стерпеть этого и начали рассредотачиваться, разрушая то подобие строя, которым они летели раньше. Это, однако, им не сильно помогло и лишь уберегло вторую линию от бомбардировки, но никак не помогло оркам укрыться от огня «Гидр», ракет и лазеров.       Наши силы также несли потери. Штурмовики оказались не пальцем деланные и наносили точные удары, активно маневрируя. Уже шестьдесят «Гидр» и тридцать с лишним ракетных установок было попросту уничтожено.       Не очень приятно. Но все еще терпимо.       — Внимание, — проскрежетал сухой голос магоса. — Обнаружены немногочисленные силы противника из числа выживших после крушения летательных аппаратов. Группы быстрого реагирования приступили к ликвидации.       Подобное меня не удивило. Наличие выживших при аварийных посадках было ожидаемым, потому были специально созданы мобильные, хорошо вооруженные группы, которые должны были уничтожить всех, кто не погиб сразу — все же не стоило оставлять противника у себя в тылу, даже если твой тыл защищен практически так же, как линия фронта. Лишние проблемы нам были ни к чему.       — Они отходят, — произнес Веркис, внимательно всматриваясь в карту.       И действительно, было видно, как красные точки начали резко менять свой курс на отдаление от острова.       — Подтверждаю, — сразу же сказал Финцельд. — Штурмовики противника прекратили атаки и отдаляются от острова на большой скорости. Силы ПВО продолжают обстрел.       — Похоже, Корвуарец понял, что наше ПВО ему не по зубам, и не хочет тратить силы попусту. Разумно, — прокомментировал я это событие.       — Это значит, что у них все еще остается авиация для последующих операций, — раздраженно проговорил майор Лекрим. — Проклятая тварь знает цену своей авиации.       — Мы с этим справимся, — заверил я и Лекрима и всех остальных, если вдруг у кого-то возникли какие-то мысли на этот счет. — Наше ПВО отлично показало себя.       — Поддерживаю ваше утверждение, полковник, — прозвучал синтетический голос служителя Марса. — Соотношение потерь в технике между орками и нашими силами оценивается как две целых двадцать шесть сотых к одному.       — И это не может не радовать, магос, — кивнул я, после чего расслабленно откинулся на спинку стула и достал пачку сигарет. — Что ж, господа, первый раунд за нами. Остается ждать их следующего хода.       Все присутствующие позволили себе ненадолго расслабиться. Многие начали, как и я, закуривать сигареты, другие попросили у своих секретарей чего-то горячего.       Мы ждали. Вскоре орки должны были пойти в атаку.