Дочь дороги

Когда пропадает ребенок двенадцати-шестнадцати лет, его не ищут. Уже много лет как такая пропажа стала горем в новом смысле, означающим, что в семье родилась проклятая кровь, и теперь нужно будет или жить под постоянным наблюдением всех соседей, или отдать дитя храму. Франка не хотела отдавать дочь храму. И не хотела жить под наблюдением. Ей просто нужно было найти своего ребенка. Поэтому она вспоминала знаки, которые знала в детстве, чертила их в темной кузнице... Пока не увидела, как от маленького окошка отшатываются любопытные детские лица. Нужно было бежать. Дочь невозможно было найти даже знаками. Да и если Соле проклятая кровь, она все равно окажется в Каннареджо. Рано или поздно. Франка могла бы сказать мужу. Уехать с ним. Могла бы. Она была южанкой, из кочевого племени. У нее были черные волосы, завивающиеся крутыми кудрями, всегда коротко остриженные. У нее были алые платья с широкими юбками и сапожки с отворотами. У нее была пыльная дорога, лошадь, фургон вместо дома. Пока ее семья не приехала в этот город и она не повела лошадей к кузнецу. Повела — и пропала. Четырнадцатилетняя девчонка с черными, похожими на татуировку метками на спине, проявившимися вместе с первой девичьей кровью, она увидела молодого кузнеца, старше ее лет на десять. Он был спокойный, молчаливый, похожий на каменную статую по сравнению с теми людьми, к которым она привыкла в своей кочевой жизни. Франка влюбилась, как дура, бросилась в этот омут без оглядки, как умели только женщины ее племени. Семья поняла. Фургон уехал без нее, оставив ее последним язычком пламени своего костра. Костра, который стал гаснуть с каждым годом. Они поженились в тот же день, едва успев узнать имена друг друга. Фабрицио, ее молчаливый муж, был хорошим человеком и хорошим работником. Вот только холодным. И то, что сначала казалось привлекательным, начало угнетать девушку. Он даже ни разу не спросил про ее метки! Она могла говорить с ним только о механизмах, которые полюбила не меньше, чем его, и к работе с которыми у Франки неожиданно обнаружился талант. Она была готова бросить все и уйти, когда вдруг поняла, что забеременела. И осталась. Соле родилась красавицей, черноволосой и сероглазой, на диво смышленой. Найдя отклик на свои пламенные чувства, молодая мать привыкла наконец и к мужу, смирившись с его молчанием. Научилась замечать те мелочи, в которых он проявлял свою любовь. Создавала тончайшие механизмы, просиживала до ночи при свечах за чертежами. Думала, что счастлива... Пока ей не показали, что такое счастье. Пока не напомнили, кто она по рождению и по крови. Рагнар остановился в доме напротив и на правах соседа часто приходил к ним. К ней. Все завертелось слишком быстро, вдруг оказалось, что спокойное удовлетворение, которое давал ей в постели муж, не идет ни в какое сравнение с лесным пожаром любовника. Потом Рагнар сказал, что он культист. Один из Совета, из тех, о ком она читала на древних янтарных пластинках, привезенных из Каннареджо. Война. И он пришел за своей Наукой. Она прогнала его. Испугалась. У нее был дом, и муж, и дочь. Она не могла уйти. А затем все рухнуло в один миг. И когда Франка в запыленном платье спускается по ступеням древнего города, то чувствует, что наконец-то на своем месте. Ее рады видеть. Ее готовы носить на руках. И ночи в подземельях даже жарче, чем украденные поцелуи в доме через улицу. Она пишет прощальное письмо — только сейчас. Комкает его в руках, носит в корсете, но так и не отправляет. Потому что Фабрицио приезжает следом. Они не сталкиваются: он едва может находиться на первом ярусе, она редко поднимается выше третьего. Но они чинят сферу — вместе. Франка думает, что обязательно поднимется и поговорит с ним. Ему ведь нельзя оставаться в городе, он будет стариться в два раза быстрее обычного. Обязательно поговорит. Вот только закончит эксперимент...