Голос милой Мэри

      — НЕТ, НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! — она надрывалась в крике, она плакала, она бежала изо всех сил. Мэри, такая милая Мэри — такая красивая Мэри, такая глупая и вместе с тем сообразительная, сейчас выглядит жалкой. Она пытается противостоять нам, она борется за свою жизнь, желая превратить своё существование в эту самую реальную жизнь. Она хочет дотянуться до Иб, хочет достучаться до неё, хочет уговорить не делать этого, но её подводят ноги — они сплетаются и Мэри падает. Всё плывёт перед глазами. Бешеное сердцебиение, в глазах пестрит, рассудок затуманивается. Она продолжает что-то кричать, молить о пощаде.       — Воспользуйся зажигалкой! Скорее! — кажется, Иб не умеет кричать. Да, зажигалка всё ещё в рабочем состоянии и она всё ещё в кармане плаща, и если им нужно избавиться от Мэри, то сейчас — самое время. Иб сжимает в своей маленькой ладошке красный галстук и с напуганным до полусмерти личиком ждёт моих действий. Нам сейчас не жаль Мэри, ни капли не жаль. Возможно, потом мы будем вспоминать её и скорбно молчать, но не сейчас. У меня в руке работающая зажигалка. — Ну же, Гарри, НУ ЖЕ! — забавно, что она всё-таки умеет кричать. Вот только даже если она будет кричать, я не буду её слышать.       Я слышу Мэри — она обессилена, но всё ещё рядом. Она будет представлять угрозу, когда поднимется и постарается защитить свою картину. Такая беспомощная сейчас, такая неловкая. Она плачет, она ревёт, бьётся в панике — нет, это больше не прекрасная картина Гуэртэны, это чёртов дьявол. И именно тогда, когда Мэри пыталась остановить нас, она казалась никчёмной и жалкой, хотя представляла из себя огромную опасность — она даже опаснее, чем дамы из других картин. Я не слышал ничего, кроме неё. Я не слышал криков Иб, но я слышал сердцебиение и дыхание Мэри. Я не чувствовал, как Иб изо всех старалась обратить моё внимание на приближающуюся Мэри, я чувствовал только эмоции, которые сейчас испытывала эта девочка. Это похоже на безумие, но в таком месте трудно не сойти с ума, ведь так, Мэри?       Я пошёл в другую сторону. Или не пошёл — или побежал, подскочил, подполз, я не знаю. Мэри поднималась — она вставала с колен, когда я подскочил к ней. Она больше не кричала, она только плакала и задыхалась в своих слезах, она пыталась собрать последние силы, но у неё ничего не выходило.       — Гарри?! — я помню, как она вытаращилась на меня своими полными ужаса и слёз глазами, такими удивительными и прекрасными, похожими на изумруды, похожими на удивительные драгоценные камни. Я приблизился настолько близко, что казалось, что сейчас я могу сделать с ней всё, что угодно. Она резко подставила к моему лицу руку — видимо, как-то автоматически. Итак, теперь у меня в одной руке работающая зажигалка, а в другой — рука Мэри, такая холодная и страшно дрожащая… Она пытается вырвать свою руку из моей, но я не позволяю ей этого сделать, а она слишком слаба, чтобы сопротивляться в полную силу. — Что с тобой, Гарри?! ГАРРИ! — она продолжала кричать. «Что ты творишь, Гарри?! Что с тобой?!» — откуда-то из далека раздавался такой колкий и одновременно прекрасный голос Мэри, отражаемый эхом где-то в сознании; любимой Мэри, но такой отвратительной; такой красивой, но такой уродливой; такой желанной, но такой ненавистной. Я не знаю, я не знаю, не знаю, что делаю. Не спрашивай, моя дорогая Мэри, я не могу ответить на этот вопрос. Я и не мог, и не могу ответить на этот вопрос, моя милая Мери. Единственное, чего я хочу — чтобы ты больше никогда не чувствовала себя настолько мерзко. Я хочу, чтобы ты смогла наконец почувствовать себя свободной. За эти мгновения я запомнил, как горят твои прекрасные волосы, как может изменяться твой голос, как может изменяться твоя мимика, как ты дрожишь, как ты задыхаешься и даже непонятно от чего — от злости, в слезах или от дыма, заполняющего эту маленькую нарисованную тобой комнату; я запомнил каждое сказанное тобой слово, запомнил, как ты произносишь моё имя.       «Что с тобой, Гарри?» Я помню, как ты сказала это. У меня в мыслях больше нет жалкой кричащей Мэри. Я вспоминаю твой голос, каким он был до той комнаты — такой нежный и звучащий, такой мелодичный и прекрасный.       Думаю, я никогда не смогу забыть его. Думаю, я никогда больше не услышу голоса, что был бы прекраснее, чем твой.