"Кабаре на Монпарнасе"

Осенью холодно везде, что в дикой, неумытой, несчастной России, что в более приветливой Франции. Или, может быть, это такая особенность Монпарнаса – куча нищих русских эмигрантов, паршивое отопление и пронизывающий ветер, проникающий в здание через тонкие хлипкие двери кабаре. В этом месте нет ни настоящего, ни будущего – по углам сидят сгустки теней-привидений, хранящих в себе память о потерянной России, оборванные, гордые, говорящие о литературе; редко тут услышишь французскую речь – иногда, впрочем, попадаются испанцы, но их куда меньше. Дмитрий испытывает искреннее омерзение к этой шобле. Он сам эмигрант, сам – без роду, племени и дому, но есть граница, которую нельзя переступать никому. Нельзя скатываться в то, во что скатились эти люди. Как же всё омерзительно. - Завтра мы придём на приём к твоей бабушке, - сказал он ободряюще Ане, кутающейся в жалкое пальтишко. Она медленно кивнула, не сводя пристального взгляда с посетителей – кажется, ей была удивительна атмосфера этого места. Но почему? Что тут может быть удивительного? Дмитрий (Димочка, Dimetriy) не понимал этого. Возможно, он просто не испытывал такой сильной ностальгии по своей стране, как Аня. На французском объявили, что выходит знаменитая mademoiselle Lucille; судя по ободренным возгласам из зала, mademoiselle в самом деле была знаменита. Хотя знал Дмитрий таких «звёзд литературных кабаре», некоторых даже лично. Они стоили полфранка и чашку кофе – и не было для них разницы, русский ли ты или француз. Пожалуй, единственные в неласковом Париже, кому это было действительно всё равно. Девушка, вышедшая на сцену, была чистым ангелом; то ли дело в непривычно красивом личике для дам, выступающих в таких местах, то ли в изящных жестах, свойственных, скорее, представительницам высшего света – или же в костюме, слегка поношенном, но чистом и аккуратном, с ангельскими крыльями за плечами. Когда она появилась, вся эта пьянь, вся эта нищая голь притихла – о, как будто бы они что-то поймут на том языке, на котором будет петь это божественное создание. - Она красивая, - произнесла Аня, и Дмитрий медленно кивнул. Красивая. И очень похожа на саму Аню. Забранные в пучок рыжие волосы. Остренький носик. Зелёные – кажется – глаза… или у неё голубые? Она запела; пела она действительно хорошо и очень чисто – опять-таки, редкость для таких мест. Жаль, что Дмитрию не свойственны ностальгические чувства… да и вообще тонкое восприятие искусства. Куда ему, сыну царского повара. Он огляделся и заметил, что Аня целиком погрузилась в музыку кабарешной певички; будущая «принцесса», почти не моргая, во всю смотрела на Lucille, слегка приоткрыв рот. Когда на неё упало световое пятно от прожектора, Дмитрий заметил, что щеки Ани были мокрыми – от слёз? ну хотя от чего же ещё… «Неужели эта песня так глубоко их всех трогает», - подумал Дмитрий. Ему было этого не понять. Он просто смотрел на девушку на сцене; да уж, француженки – совсем не чета русским девушкам. Ну по крайней мере уж точно – не советским. Он за всю свою жизнь не мог припомнить ни одной Маши, Настеньки, Тани, Октябрины или Зульфии, которые бы двигались так же плавно, которые, выступая в ободранном, убогом кабаре, были бы столь же невинны и очаровательны… Хотя нет, одну Дима знал. Внезапно кто-то коснулся его плеча, и он вздрогнул; напрасно, Аня просто заснула, прислонившись к нему. Девушка-ангел закончила свою песню, и зал разразился бурными аплодисментами и криками. Ресницы Ани слегка дернулись, но она так и не проснулась, даже под этот ужасный шум. Дмитрий поднял голову и встретился с заинтересованным взглядом mademoiselle. Он почувствовал себя неловко – наверное, так же сильно, как она, заметившая, что кто-то не хлопает её блистательному выступлению. Юноша поднял руки для аплодисментов, но mademoiselle улыбнулась и еле заметно покачала головой. Затем она выпрямилась, вновь поклонилась залу и упорхнула за кулисы, оставив после себя воспоминание о хрупкой девичьей фигурке в белом платье… Жаль, что им никогда не быть вместе. Дмитрий вздохнул, и накинул на спящую несносную Аню своё пальто, как будто накрыв её одеялом. Завтра им рано вставать: Владимир сказал, что к госпоже стоит попасть до двенадцати, пока она ещё в своём доме; к тому же ранним утром закрывается и кабаре, выталкивая своих ночных жителей на неуютные улочки Монпарнаса… Завтра – возможно – Аня станет «принцессой». А что будет делать он? Дмитрий впервые задался вопросом, зачем же он хочет так много денег. У него нет семьи, нет великой цели, какая есть у интеллигентного Владимира. Ему стоило купить бы себе жилище, но он себя прекрасно знал – он не будет жить в этой квартире, просто потому, что он привык странствовать и перебиваться с места на место. Зачем ему так много денег? Юноша вновь посмотрел на сцену, словно ожидая повторного выхода трогательной mademoiselle Lucille. Но нет, вместо неё теперь играл оркестр; что-то банально весёлое, под которое хочется бесконечно пить вино и ни о чём не думать. Жаль, что им никогда не быть вместе – ни с одной, ни с другой. А деньги… неплохая замена отсутствию счастья.