Часть 1
21 мая 2017 г. в 22:22
Мои родители — величайшие охотники на монстров, которых когда-либо знала эта страна. Истории об их подвигах передаются от старых к малым, и дети с упоением играют в Герода Непобедимого и Морриган Хитроумную. Герои добродушно посмеиваются — всегда приятно, когда деяния молодости оставляют такой значительный след. Так было и во времена моего детства.
Только я не принимал участия в этих играх. И, слушая о подвигах победителей монстров, испытывал не восторг и жгучее желание поскорее вырасти и так же прославиться, а леденящий душу страх, что однажды монстры отомстят. В легендах ведь не принято рассказывать о том, сколько недобитых тварей забилось в потайные щели и не было найдено; сколько кладок было надежно спрятано в теплых местах, и даже смерть матери не помешала потомству вылупиться и хотя бы части его выжить. Что люди знают о монстрах на самом деле?
Мысли о том, что однажды за нашей семьей явятся монстры, и никакой героизм прошлого, никакая игровая отвага и смекалка не помогут нам спастись, отравляли мою жизнь. Увы, так думал только я. Громче всех над моими опасениями, когда я отважился ими поделиться, смеялся Гофри. А ведь он мой старший брат, и я так надеялся на его поддержку.
Очень быстро я стал предметом насмешек не только старших детей и сверстников, но и младших. Меня заклеймили трусом и демонстративно отворачивались, стоило мне оказаться поблизости. Порой громко шутили, что я — не родной. Родители, если им случалось такое услышать, переглядывались между собой, потом внимательно смотрели на меня. Я родился темноволосым и сероглазым, как отец, а чертами лица, особенно ямочками на щеках, пошел в мать. Они пожимали плечами, заключая, что все-таки родной, и возвращались к своим делам.
Родной. Значит, не должен бояться засыпать в темноте с открытыми окнами. Только побороть свой страх я не мог. Каждый летний вечер отец распахивал настежь окно в моей комнате, гасил все свечи и забирал с собой все, чем я мог бы их зажечь. Тогда я лежал в темноте и смотрел на колышущиеся от ветра занавески, на причудливую игру теней, образуемых лунным и звездным светом в ясные ночи, а в пасмурные — тихо сходил с ума в непроглядном мраке.
Когда становилось невыносимо, я с головой укрывался легким одеялом и зажмуривался до боли. Но и это не помогало. Все тело начинала сотрясать крупная дрожь. Однажды я набрался смелости и, сорвавшись с кровати, опрометью бросился к родителям. В тот момент я поверил, что они — герои, которые способны помочь любому. Тем более — собственному сыну.
Но оказалось, что смелым я должен быть сам. И все же в ту, первую, ночь мама пошла со мной, уложила в постель, погладила по голове и сказала, что это монстры должны меня бояться, а не я их.
Тогда я уснул, успокоенный больше ее присутствием и мягким звучанием голоса, чем словами. Но следующая ночь принесла с собой прежние страхи. Идти к родителям смысла я уже не видел, поэтому, выждав некоторое время после ухода отца, покинул постель для того, чтобы закрыть окно. Запереть его я не решился, смутно ощущая, что отец будет недоволен, а так — можно будет сказать, что ветром захлопнуло. Спал я чутко и тревожно, но прежнего ужаса не чувствовал.
Наутро отец выговорил мне за закрывшееся окно, но больше ворчал, чем по-настоящему сердился. Вот только вечером, к моему ужасу, подложил под рамы небольшие деревяшки, чтобы не закрывались. А то так и стекла могли вылететь. Промучившись полночи, окно я все-таки закрыл, сбросив деревяшки вниз на траву — выпали, мол.
Родители такому удивились, ведь настолько сильный ветер должен был не только мое окно захлопнуть, но и все остальные. Мне оставалось только молчать, потупившись. Отец сказал, что подумает, как можно противостоять этому коварно избирательному ветру, но к вечеру положил все те же деревяшки. Это дало мне возможность поступить так же, как прошлой ночью, только гораздо раньше.
«Ветер Гилбертом зовут! Я не спал и сам видел, как он окна закрыл, а подпорки выбросил!»
Гофри не был мне другом, будучи братом, но такого я от него не ждал. Вранья в нашем доме не терпели, и отец всыпал мне так, что я до наступления темноты был уверен, что монстра страшнее, чем он, мне не встретится. Окно закрыть я не решился, но всю ночь провел без сна.
Наутро отец был еще зол, поэтому выйти я отважился только под вечер, когда дом опустел по случаю праздника. Тогда мне показалось, что лучше бы и вправду явился монстр и уволок меня отсюда. И больше не возвращался.
Монстр не пришел, а отцу понравился результат его действий. Со стороны могло показаться, что все наладилось, но с наступлением темноты меня вновь окутывал безотчетный, безумный страх. И уже через несколько дней окно вновь было закрыто. Наказание не заставило себя долго ждать, хотя на этот раз я собирался сказать правду. Герод Непобедимый пришел к выводу, что все, на что не действуют слова, можно выбить. А Морриган Хитроумная считала, что в моем возрасте самое время начинать тренировать волю и выносливость.
Побои не помогали, и я ждал холодов, когда даже великие герои не спят с открытыми настежь окнами. Но вместе с холодами пришла более ранняя и густая темень, небо все чаще было затянуто тучами. Тогда я отыскал на чердаке и припрятал у себя старое огниво. Только свечи стоили денег, а тьма, наполненная для меня не дающими дышать от ужаса образами, была совершенно бесплатной.
***
Сейчас мне семнадцать. Летом я сплю с открытым окном, а зимой — в кромешной тьме. Это отец в меня вбил. Отбив при этом всякое желание с ним разговаривать. Впрочем, его это мало волновало как раньше, так и сейчас.
Достаточно рано я освоил мастерство резчика по дереву и спасался от преследующих меня во снах чудовищ, вырезая причудливые орнаменты и красивые пейзажи на шкатулках, деревянной посуде, гребнях и всем, что только может быть нужно людям деревянного. За оружие браться не хотелось. Страна много десятилетий жила в мире, и ничто не предвещало изменений. Брат же предпочел охоту, и с ним мы даже видеться перестали, что уж об общении говорить.
Зато пять лет назад, хотя никто уже и не ожидал, родилась Гэлеш, сестренка. Резвая, общительная и боевая. Очень похожая на мать, но, в отличие от Морриган, с первых дней проявившая ко мне заметное небезразличие. Поначалу не верилось, но постепенно я стал проводить с ней все больше времени и привязался к этой смешливой непоседе.
Сейчас она так же, как и другие дети, с упоением играет в героев недавнего прошлого. Но, если ее друзья спрашивают обо мне, неизменно отвечает, что пока другие подвиги совершают, ее брат Гилберт красоту делает. Для нее — не трус, случайно оказавшийся сыном героев. И я рад отплатить за ее детскую доброту, делая для нее подвижные деревянные игрушки: раньше — совсем простые, сейчас — более сложные и похожие на настоящих зверей, птиц и людей.
Легкие шаги за спиной заставили меня отложить начатую работу как раз вовремя: Гэлеш поднырнула под мою руку и удобно устроилась на коленях. Растрепанная косичка говорила о совсем недавно свершенном подвиге, судя по веточкам в ней, на просторах родительского сада. День клонился к вечеру, скоро будут накрывать на стол. Сестра доверчиво положила голову мне на плечо, успокаиваясь после игр с друзьями. Ласково проведя ладонью по ее мягким волосам, я хотел уже спросить, как прошел ее день, но Гэлеш опередила меня:
— Мне страшно, Гилберт, — шепнула она так тихо, что я не поверил в то, что и вправду это услышал. — Мне страшно засыпать одной, — повторила моя бойкая сестренка.
— Почему, Гэл? — спросил я, поглаживая сестру по немного спутанным после игры волосам и стараясь, чтобы голос не дрогнул от волнения.
Гэлеш притихла, собираясь с духом, а я даже не пытался гадать, что она мне скажет. Вот из ее грудки вырвался вздох, маленькие пальцы сжали воротник моей рубашки.
— Мне кажется… — тихонько начала Гэл и снова замолчала. — Ко мне в окно заглядывает монстр! — шепнула она мне прямо в ухо так взволнованно, что я не мог ей не поверить.
Всю жизнь я боялся именно этого, но монстры приходили ко мне только во снах. Если бы Гэлеш придумывала, то в своих фантазиях непременно отважно изгнала монстра за пределы не только нашего двора, но и деревни, а то и всей страны. Но она боялась засыпать. В вымыслах так не бывает.
Раздумывая над ответом, я продолжал гладить ее по голове и слушать, как постепенно успокаивается дыхание моей отважной сестренки. Поверят ли ей родители так же, как поверил я? Ведь, в отличие от меня, Гэлеш никогда до сих пор не боялась монстров, таившихся в темноте. И все же, идти к родителям сейчас я не решался. Быть может, после ужина.
— Гилберт, — поторопила мое затянувшееся молчание Гэл, — можно, я с тобой ночью останусь?
А вот и ответ — к родителям она с этим идти не хотела.
— Можно, милая, я закрою окно и оставлю зажженной свечу, — улыбка сама собой проявилась на моих губах. — А если отец будет недоволен, скажем, что ты меня уговаривала так не делать, но я так долго не соглашался, что ты и уснула.
Тут она подняла голову и внимательно посмотрела мне в глаза:
— Ты мне не веришь, — это был не вопрос, а уверенное утверждение, и я на мгновение растерялся.
— Верю, Гэлеш, — наконец верный ответ сам пришел ко мне. — Но если монстр испугается света и не покажется больше даже в окрестностях дома, не поверит отец и может отругать тебя.
— Как тебя, да? — ее взгляд смягчился.
— Не так сильно, ведь раньше ты ничего не боялась, — улыбка у меня получилась явно так себе, потому что моя пятилетняя сестра совсем по-взрослому покачала головой и предложила идти ужинать.
И вправду — было самое время.
За ужином нам без труда удалось скрыть свой маленький заговор, так как Гофри заливался соловьем о подробностях охоты, с которой вернулся еще три дня назад, но до дому после дружеских пирушек в честь выдающихся успехов их компании вернулся только сегодня к ужину.
Они выследили стаю огромных бурых волков и совсем скоро, когда его друг Тод закончит с обработкой, наш дом украсят целых пять прекрасных шкур — маме и Гэл на вырост воротники будут на зависть всей округе. И если Морриган всячески хвалила сына, то Гэлеш сидела тихо-тихо, по большей части рассматривая содержимое своей тарелки.
Но тут, как сказал сам Гофри, на десерт, речь пошла о найденной охотниками пещере в тамошних горах. Старший сын великих героев с упоением расписывал местные красоты – сталактиты, сталагмиты и их причудливые переплетения, а также выходившие на самую поверхность прожилки малахита. И тут же он посетовал, что выковырять малахит оказалось слишком сложно, только дырку в стене оставили, да и пошли себе прочь, во избежание обвала.
Мне стало противно, и я поспешно отвел взгляд от брата. Даже того, что удалось представить, вполне хватило, чтобы понять, что разрушать природную красоту ради полудрагоценного камня не стоило. Тем более, что желаемого результата это не принесло. Гэлеш тоже помалкивала, хотя раньше могла восхищаться подвигами Гофри.
«Интересно, монстры тоже так хвастают в кругу семьи после удачной охоты на людей?!» — спросила она, когда ужин закончился, и мы поднялись к своим спальням.
Ответа я так и не придумал.
***
Пламя свечи легонько трепетало на сквозняке, и я подумал, что на зиму нужно будет тщательнее законопатить окна. Умаявшаяся тревожным ожиданием Гэл спала, обнимая меня и любимого деревянного котенка, отчего он впивался ухом мне в ребра. Впрочем, не так уж больно, чтобы стремиться изменить положение.
По стеклу закрытого окна лениво скребли ветки ореха. Во времена моего детства до окна они еще не доставали, а сейчас я привык к этому звуку и не стремлюсь их укорачивать.
Спать совершенно не хотелось, но впервые — не от страха. Я верил сестре, но также знал, что к свету ночной монстр не полезет, а любое наказание отца не останется в моей памяти надолго.
***
Гэлеш открыла глаза, едва над садом забрезжил рассвет, и крепко обняла меня, тем самым разбудив. Я не помнил, когда уснул, но не сердился на нее за раннее пробуждение. Сейчас она могла безбоязненно вернуться в свою спальню, и никто ничего не заподозрит о нашем маленьком заговоре. Его мы решили продлить и на следующую ночь, а там монстру может и прискучить бесплодно отираться вокруг нашего дома.
О том, что он может найти другой дом, мы не слишком беспокоились. Остальные жители деревни не были героями, и их детям вполне можно было чего-то бояться и защищаться от своих страхов. Друзей по играм Гэл решила все-таки предупредить, и я предложил им затеять игру в дозорных с сигнальными огнями — чтоб не слишком уж напугать. Гэлеш с восторгом подхватила эту нехитрую мысль. Кто знает, может, удастся отвадить тварь.
— Наследник мой ненаглядный, что за вино мы вчера пили, что после небольшого бочонка на троих похмелье, как после дешевой браги из придорожного трактира?
Голос отца доносился из кухни, перемежаясь громким чмоканьем и звуком наливаемой в кружку воды. По всему выходило, что закрытое окно и зажженная свеча этой ночью прошли мимо него.
— Да не знаю я. Мы с дружками на каждого по такому выпивали – ни в одном глазу! — раздался в ответ помятый даже на слух голос Гофри, подобно отцу занятый заливанием пересохшего горла водой.
— О, счастливчик, который не пил… — Морриган Хитроумная выглядела так, что пьянь подзаборная краше бывает.
— И тебе доброго утра, мама, — поздоровался я, уже прекрасно понимая, что завтракаем мы не вместе, и кто чем найдет.
***
День для меня прошел в состоянии ожидания, хотя понять, чего именно ждал, я так и не смог. Под вечер небо заволокло низкими тучами, надежно скрывшими свет заходящего солнца. Надвигалась гроза, и закрыть окно было проявлением рассудительности, а не страха. Заканчивать работу было явно рано, и я без опаски зажег свечу.
Гэлеш еще бегала на улице, но уже слышны были оклики других родителей, призывавших своих чад возвращаться домой пораньше. Ужин я для нас с сестрой припас заранее: хлеб с овечьим сыром и по кружке молока. Мед в небольшой мисочке отражал огонек свечи и напоминал янтарь. Гэл непременно захочет сладкого, а мне просто нравилось любоваться переливами медовых оттенков.
Вот на лестнице послышались дробные детские шаги, и я принялся убирать со стола работу. Молоко с опилками Гэл, конечно, понравится, но исключительно, как забава, а не как лакомство.
Но вместо Гэлеш дверь моей комнаты распахнул отец, чьих шагов я почему-то не слышал. Герод Непобедимый возвышался в дверном проеме, как скала. Точнее, готовый к извержению вулкан. Я лишь слышал про огнедышащие горы, но сейчас в памяти ожили исключительно они. Покрасневшее от гнева лицо, налитые кровью глаза. Весь день были слышны его жалобы на зверское похмелье, прерывающиеся ядовитыми ответами Морриган Хитроумной, сводившимися к тому, что ее состояние ничуть не лучше. Заволновавшись о Гэл, я поднялся с места, но обойти отца не смог.
— Как ты смеешь позорить мое имя и сжигать мои деньги? — прорычал он, надвигаясь на меня.
В его словах не было ни капли правды. Свечи, что хранились в моей комнате, я уже давно покупал сам, а окна перед грозой закрывали окна все нормальные люди. Так я мог бы ответить, но в горле пересохло. Снова маленький мальчик имел право лишь соглашаться со словами отца, каждое из которых закреплялось болью от сильных ударов.
За стенкой раздался истошный крик Гэлеш, и я выпал из оцепенения. В этом крике было столько ужаса, что думать о собственной участи было некогда. Я схватил со стола свечу и, отчаянным движением оттолкнув не ожидавшего отпора Герода с дороги, ринулся к сестре. Дверь в ее спальню была распахнута, и увиденное заставило меня замереть на пороге. Между мной и забившейся под стол Гэл в нескольких локтях над полом висела тень, напоминавшая женскую фигуру.
— Уйди от нее! — сипло крикнул я монстру.
И монстр обернулся. Черты лица уже начали таять, но узнать их было еще возможно. На меня обратились полные бесконтрольной ненависти глаза моей матери. Наотмашь ударив горящей свечой, я заставил ее метнуться в сторону, но тут сильная рука отца сжала мое запястье.
— Не смей меня позорить! — повторил он.
Еще не тень. Уже не человек.
Хватка у него всегда была очень болезненной для меня. Свеча выпала из разжавшихся пальцев и упала на пол, поджигая тонкий тростниковый настил. Вот только я не мог оставить здесь Гэл и попытался освободиться, пока отогнанная пламенем тень, некогда бывшая моей матерью, вновь не набросилась на сестру.
— Гилберт, держись! — крикнула Гэлеш и рванула ко мне из своего укрытия.
Надежда, что вместе мы сможем выбраться из проклятого дома, разлетелась в пыль от ее крика. Тень-Морриган тоже рванулась с места наперерез дочери и поймала ее в свои смертоносные объятия. Лишь на миг, потрясенный отчаянным вскриком сестры, я ослабил сопротивление.
— Позор моей семьи! — сильным рывком Герод опрокинул меня на пол и поволок обратно в мою комнату.
Силы продолжать борьбу покинули меня. Ведь я не смог защитить ту, что мне доверилась, сестру, которую так любил.
С грохотом отлетел от окна стол, а меня некогда непобедимый герой перехватил за горло и вышвырнул прочь, разбивая мною же стекло.
Тело сковала боль, но по неясной причине сознание я не потерял. Лежа в поломанных герберах, я смотрел, как по дому расползается огонь. В темное небо метнулись две тени. Третья — чуть погодя из разбитого окна моей комнаты. А потом там же появилась Гэлеш. Вся в копоти, с сильно подпаленными волосами. Ожогов я не видел, но понимал, что они были.
— Прыгай, Гэл, — беззвучно шевельнулись мои губы, но она лишь покачала головой.
Выходило, что моя храбрая сестренка предпочла умереть, но не стать монстром.
Я видел, как обрушилась крыша дома, как ливень затушил пожар, не дав ему распространиться по деревне.
И каким кроваво-алым был рассвет.