На сумрачных тропах Зелёного Леса

      Усталость минувших дней сыграла со мной плохую шутку — расслабившись под мерное журчание подземной реки, я всё же не удержалась и соскользнула в полусонное забытьё. А когда вскинула голову на звук открывшейся двери, передо мной стоял каун Фернрод — скрестив на груди руки, с полуусмешкой и с неизменным выражением едва уловимой надменности на лице. Лёгкие туфли, сменившие высокие походные сапоги, сделали его шаг совершенно неуловимым, и непривычно было видеть на нём одежды, которые нигде не перетягивали ни пояс, ни оружейные ремни. Ткань туники промокла у шеи и на плечах от влажных прядей распущенных волос, но подобные мелкие неудобства ничуть не беспокоили и не смущали кауна. Ещё бы! Кто же станет обращать внимание на незнакомые чертоги, усталость долгой дороги и последствия едва не ставшего последним боя в недружелюбном лесу, если под дверью гостевой купальни на всеобщее обозрение устроилась эллет и хлопает сонными глазами, будто вытащенная из дупла сова?! Чу́дное зрелище!       Мысленно обругав себя за невнимательность и неуместную дремоту, я всё же решила не отступаться от задуманного и получить ответы на вопросы, которые не давали покоя с той самой минуты, как клубы едкого дыма у реки пеленой заволокли глаза. Улыбнувшись как можно уверенней, я поприветствовала воителя:       — Доброй ночи, каун Фернрод!       — Приветствую, бренниль, — едва скрывая насмешливые нотки в голосе, отозвался он. — Но разве слова истинно добрых пожеланий не принято произносить при первой встрече, а не почти день спустя?       Упрёк был справедлив. В суматохе минувшего дня, да и в дороге до дворца Трандуиля, как-то даже в голову не приходило мыслей раскланиваться с нежданным гостем в приветствиях, которые так и не были произнесены при встрече. Что ж, тем проще будет завязать разговор…       Я встала, приложила руку к груди и покаянно склонила голову:       — Прошу прощения, каун Фернрод, за недостаточно дружелюбную встречу. Извинением мне могут послужить оправдания, что не слишком часто в разъездах по лесу встречаются давние знакомые и не каждый, кто пересекает границы земель таварвайт, ныне относится к друзьям.       Несколько мгновений каун с неподдельным изумлением смотрел на меня, а потом мотнул головой и расхохотался — звонко и громко, разбудив даже эхо в глубине лабиринтов подземных коридоров и заставив приоткрыться одну из дверей к погребам. Заметив меня, сунувшийся было на шум страж остановился у порога, и я махнула ему рукой, отправляя назад. Дверь с глухим стуком захлопнулась, снова оставляя нас наедине.       — Ваше неприкрыто-радостное настроение можно считать полученным прощением, каун?       — Бренниль, — едва переводя дыхание от смеха, выговорил он, — столь изысканные речи и гостеприимное радушие с вашей стороны пугают меня сильнее, чем встреча с морнфарон в нехоженых лесах.       — Очень жаль, каун, я совершенно не имела намерений в очередной раз подвергать вашу доблесть излишним испытаниям.       Он снова рассмеялся, и его заразительный искренний смех заставил улыбнуться и меня — редко приходилось видеть сурового кауна Имладриса в таком добродушии. Ни оценивающего прищура настороженных глаз, ни кривой полуусмешки, ни осторожных речей издалека — словно быстрый поток подземной реки унёс всё это вместе с усталостью, наполнив эллона свежими силами.       За минувшую сотню лет, с той поры как были отстроены чертоги, стражи уверились в благотворном влиянии здешней воды — стоило лишь по возвращении из долгого дозора окунуться в подземный поток, как без следа уходили и озабоченность, и бремя тягот пути. Так всегда было раньше, в светлые времена — лес, вода и родная земля берегли таварвайт, откликались на зов песни Мудрых, помогали целителям и дарили силы стражам. Так было до случившегося исхода, до появления морнфарон, до того, как на лес опустилась тьма… В здешних землях вернулось всё то, что казалось утраченным — безопасность и дары силы Мудрых, щедрость земли и животворящая вода. Мы черпали надежду в отстроенной твердыне, и верилось, что грядущее ещё принесёт процветание таварвайт. Я не раз замечала, как в безопасности подземных чертогов меняются стражи, но никогда прежде не доводилось наблюдать целительного влияния здешних вод на чужака. И увиденное окрыляло… Потому что крепило уверенность в правоте выбравших это место для жизни — если здешние воды готовы нести силу пришлым, то таварвайт уж тем более ждут светлые времена…       — Моя доблесть, бренниль Элириэль, грозит вот-вот расползтись по швам, — парировал каун. И, наконец совладав со смехом, добавил: — И это было бы очень некстати, если помнить о том, что мне ещё предстоит проделать обратный путь на запад через ваши кишащие ядовитыми тварями леса.       — Очень жаль, каун, — со всей возможной искренностью повторила я. — Очень жаль, что мы невольно навлекли опасность на вас со спутником. Я навлекла…       Он нахмурился и взмахом руки остановил извинения.       — Не стоит, бренниль. Всё уже в прошлом. Примите благодарность за помощь, — чуть поколебавшись, добавил он и подарил внимательный цепкий взгляд.       Стоило заговорить о случившемся, от беззаботного веселья Фернрода не осталось и следа — передо мной снова стоял собранный и готовый ко всему воитель, не доставало лишь сверкающей стали в руках.       — Путь на запад не будет столь сложным, — пообещала я, — вместо Старой дороги через лес теперь есть новая удобная тропа.       — А что с Мен-и-наугрим?       — Слишком близко до южной чащи…       — Ваши разведчики… не ходили больше туда?       Его вопрос прозвучал скорее как утверждение, и мне оставалось лишь покачать головой:       — После того раза с владыкой — нет… уже никогда…       — Может быть, это и к лучшему… — едва различимо пробормотал он.       — Может, и так… — я чуть помедлила: — А… что сейчас там?       Он нахмурился сильнее и отвёл взгляд.       — Каун Фернрод! — я шагнула к нему и коснулась его скрещенных на груди рук, пытаясь разглядеть выражение лица. — Расскажи! Расскажи мне всю правду! Я хочу знать о том, что сейчас пожирает леса…       Он напрягся и вскинул голову, его губы чуть дрогнули, но ответом была тишина. Моя ладонь отчётливо белела поверх его загорелой руки — слишком редко я видела солнце в минувшее лето. А Фернрод путешествовал, видел… Он знал! И после всего случившегося на охоте это знание казалось бесценным — я обязана тоже узнать!       — Это наша земля и наш лес, каун. Эти твари опять объявились вблизи поселений! И никто не способен сказать, что сейчас происходит за границами охраняемого кольца…       — Только не ищи ответов в одиночку, Эль, — негромкий ответ заставил меня замолчать. — Эти ответы ищут и без тебя…       — В одиночку не стану, но знать я должна!       Он оставил восклицание без внимания и снова отвёл глаза. Нарочито медленно огляделся по сторонам, задержавшись на резных узорах колонн и дверей, кованых светильниках и ажурном кружеве металлических решёток, наполовину скрытых под сводами потолка.       — Достойная крепость, — обронил он.       — Достойная нолдор или таварвайт? — после его ухода от ответа не удалось сдержать язвительных замечаний, хотя сама похвала результатам трудов радовала — особенно из уст воителя, неустанно восхваляющего Имладрис как величайшую из обителей эльдар.       — Достойная эльдар, — сдержанно ответил каун. — И безопасная, если судить по тому, что я успел повидать.       — Безопасная, это так, — подтвердила я. И всё же попыталась добиться от него желаемого: — Неужели так сложно ответить на вопрос, не сбегая к пустым речам?!       Он повернулся ко мне и иронично изогнул бровь — ещё мгновение, и привычная надменность скроет даже следы былой открытости. Я подалась к нему, крепко стиснула руку и взмолилась:       — Не молчи! Расскажи… ты же знаешь…       И внезапно он сдался:       — Что ты хочешь узнать?       Поначалу я не поверила услышанному, но быстро опомнилась от неожиданности и забросала его вопросами:       — Кто этот путник, каун? Зачем ему понадобилось искать короля? Что заставило проделать весь этот путь? Какие известия или дела? И о чём говорят сейчас за закрытыми дверьми в покоях Трандуиля?..       Чуть наклонившись вперёд, он высвободил руку и поднял вверх указательный палец, останавливая меня.       — Один вопрос, бренниль. Я отвечу один раз. Спрашивай.       Ненадолго задумавшись, я скользнула взглядом по пустынному коридору. «Один вопрос…» Их было больше одного — и все казались одинаково важными. Но всё же… «Где один, там и два», — толкнулась шальная мысль, едва только в поле зрения попал молчаливо выжидающий Фернрод. И я улыбнулась:       — Тот старик… он совсем не похож на простого адана — ни манерами речи, ни статью, не говоря уже про его силу, проворность и взгляд. Кто же он? А-а-а, каун Фернрод, — я тоже вскинула указательный палец, останавливая готовые сорваться у него слова. Слишком очевидные слова… — Ответ «не простой адан» не подходит!       Он опять рассмеялся и с выражением покорной обречённости поднял к потолочному своду глаза.       — Да-да-да, каун, все коварные планы раскрыты! — я засмеялась и похлопала его по руке. Потом, оставив все шутки, переспросила, всё же надеясь получить серьёзный ответ: — Так кто же он?       — Это долгий рассказ, бренниль. И я не совсем уверен, что успею довести его до конца.       — Почему же?       Он потянулся, вглядываясь куда-то мне за спину поверх головы. Я обернулась — пустой коридор с гобеленами в простенках дверей и стоящими под ними скамьями.       — Абсолютно уверен, что на этой скамье совсем недавно дремала усталая эллет, — раздалось над ухом с нескрываемой насмешкой.       — Она уже ушла, каун, и не станет нам мешать, — фыркнула я, пытаясь скрыть замешательство — с детства так доверчиво не попадалась на подобные трюки! Повернулась к нему и повела рукой в сторону коридора: — Услуга за услугу: я открою самые прекрасные уголки наших чертогов в обмен на подробный рассказ.       Он, казалось, являл откровенные сомнения. Пришлось поспешно прибавить:       — И, конечно, ещё самый вкусный ужин, какой только можно сейчас отыскать.       — Ваше гостеприимство, бренниль, не устаёт меня удивлять! — засмеялся Фернрод.       — Очень рада, что оно уже не пугает!       — Как сказать, бренниль, как сказать… — он взял мою руку, всё еще покоящуюся на сгибе его локтя, и учтиво склонил голову: — Но от подобных предложений не в моих правилах отказываться.       — Тогда нам сюда, каун, — я потянула его за собой в одно из ответвлений основного коридора, — и думаю, что долгий рассказ уже можно начинать…

* * *

      В верхних ярусах дворца было заметно холоднее, чем у купален — больше воздуха и простора, да и осенние заморозки, сковывающие землю на поверхности, уже давали о себе знать. Расставленные вдоль стен жаровни почти не давали тепла — глубокой ночью большинство постоянных обитателей дворца находились в своих покоях. Кроме стражи — но не их долгом было следить за обогревом коридоров и залов спящего дворца.       Мы с Фернродом находились в одном из самых верхних чертогов, в Глубинном Саду — гордость матери и её подруг, место их неусыпных стараний, их Большое Дело, занимающее всё свободное время с самого дня переселения, их Мечта… Для того, чтобы здесь проросли даже самые неприхотливые травы, потребовалось немало времени и сил — а ещё знаний и умений многих мастеров, сумевших принести под землю свет и тепло с поверхности холма. И пусть здесь никогда, наверное, не удастся получить ни пышного цветения яркой весны, ни пёстрого осеннего ковра палых листьев, но даже этот небольшой островок жизни, упорными трудами взлелеянный в сердце каменного оплота, для многих служил отрадой — особенно, когда приходилось подолгу находиться в недрах пещеры. В нынешнем году в должной мере оценила его прелесть и я…       Темноту разгонял бледный свет кристальных фонарей, разбросанных, словно крошечные осколки Итиль, по всему саду. Но даже он уже угасал — серебристые светлячки тускнели и гасли один за другим. Это значило, что на поверхности занимался рассвет. Благодаря мастерству тех, кто стоил эти чертоги, новый день вскоре подарит фонарям сил на ещё одну ночь сияния, но на сегодня их свечение истаяло до конца.       Наш поздний ужин, добытый у Аэглена и разложенный на небольшом столе под навесом из сплетения одеревеневших побегов, вполне мог превратиться в ранний завтрак, но после выслушанного рассказа Фернрода я никак не могла ни обрести душевный покой, ни отпустить уставшего кауна отдыхать. Да он и не настаивал — завернувшись в тёплый плащ и откинувшись на спинку скамьи по другую сторону круглого стола, бездумно вертел в пальцах один из сияющих кристаллов и наблюдал за мной поверх наполненного вином кубка. И молчал.       А во мне, как взметнувшаяся под ветром листва, кружились отголоски только что услышанных слов: Таур-э-Ндаэдэлос… Дол Гулдур… Лес великого страха… Холм чёрного колдовства… Отгородившись от наступающих бедствий и зарывшись в недра холма, мы сами заперли себя в неведении… И перестали существовать для всего прочего мира, исчезли — как и Эрин Гален, и Амон Ланк… Предвидел ли это хир Трандуиль? Знал ли? И что вообще было ему известно после того долгого похода с разведчиками? Ведь никто из них с той поры так и не обронил ни слова об увиденном в южных краях… На глазах лориэнской стражи упала с Амон Ланк пелена, скрывавшая его долгое время, явились шпили и бастионы нововозведённой крепости, — мы же тем временем сражались за земли, которые в итоге так и не смогли удержать. Тьма ползла через Южную чащу — мы отбивали атаки на наши дома… Мы нашли новый дом — и исчезли для мира. Но мир всё же не забыл о нас… И посланец-адан в чертогах Трандуиля — тому подтверждение. Вот только что за сила обосновалась в чистых когда-то землях, если её появление взбудоражило всех Мудрых от Гаваней Линдона до Андуина? «Однажды это случится… это уже началось…» — в памяти крепко укоренились случайно подслушанные в глубоком детстве обрывки разговора отца и Трандуиля. А все те знания, что за долгие годы ученичества щедро дарил мне в Имладрисе Миргол, не позволяли легко отмахнуться от подобных слов. Слишком много тайн открылось за годы скитаний, и не раз довелось убедиться — ничего не бывает навсегда…       В задумчивости опуская на стол свой кубок с вином, я промахнулась в полутьме мимо отведённого ему места и попала по одной из расставленных на столе тарелок. Рука дрогнула, алое вино плеснуло через край. И раньше, чем я успела исправить оплошность, на противоположном краю стола огниво высекло россыпь ярких искр. Светящийся кристалл в руках Фернрода окончательно потух, а вместо него крошечный огонёк лизнул фитилёк свечи и затанцевал в одном из светильников, рассеивая темноту над поверхностью стола.       — Благодарю… — произнесла я, стряхивая с рук и со стола алые капли.       — Не стоит благодарности, бренниль, — вежливо отозвался каун, протягивая мне через стол свою салфетку взамен пришедшей в негодность моей.       Безлично-отстранённое «бренниль» после долгого откровенного разговора неприятно резануло слух, и я вскинула голову, пытаясь разглядеть выражение скрытого полумраком лица собеседника.       — Рассказ, как и весь разговор, окончен и я больше не «Эль»? Так, каун?       Наверное, мне не удалось до конца скрыть ни мучительные мысли, ни бурлящие эмоции, и сорвавшиеся с губ слова прозвучали достаточно резко — Фернрод удивлённо вскинул бровь и опустил на стол свой кубок. Чуть помедлил и негромко произнёс:       — Я не совсем уверен, что имею полное право звать тебя так… По крайней мере, ты никогда на этом не настаивала.       — Между прочим, я никогда этого не запрещала, каун! — скомканная в раздражении салфетка упала на стол, а следом за ней откуда-то сверху из темноты прилетел одинокий пожелтевший листок.       Я отодвинула подальше свою тарелку и поднялась, собираясь уйти, — не хотелось предстать чужим глазам в том состоянии разлада, в какой повергли меня услышанные вести. Да и отдых — настоящий полноценный отдых, покой и крепкий сон — всё сильнее требовался усталому телу. И совсем не здесь, в опостылевших за долгие месяцы залах! Нужно вырваться за пределы дворца, покинуть каменный мешок крепости — и чем быстрее, тем лучше! Иначе эти своды и стены окончательно сомнут и раздавят — мою волю, мысли и желания. Да и саму меня!       — Разве в том есть моя вина, Эль? — негромко произнёс Фернрод.       И я остановилась, не совсем понимая ни полный сожаления тон его голоса, ни смысл, вложенный в слова.       — Ты злишься, — спокойно пояснил он, — на меня или на себя?       — Благодарю за подробный рассказ, каун…       — Ты закрыла себя в подземельях, — продолжал он, не обращая внимания на попытки вставить хоть слово. И каждая сказанная фраза, словно отзеркаливавшая мои собственные мысли, припечатывала к месту. — А ведь ты никогда не любила пещеры… Изменила привычки, изменила себе и себя… Разве к этому ты так стремилась в те годы, когда в тягость тебе становились даже стены Имладриса и ты ускользала в леса? Что случилось с последней нашей встречи? Ты тогда отказалась остаться в Имладрисе и вернулась к родным, собираясь сражаться. А сейчас — ты бледна и устала, эти стены словно пьют твою жизнь и меняют тебя…       — Я и вправду устала, каун, — вскинув руку, мне удалось заставить его замолчать. — И с последней нашей встречи произошло достаточно много такого, что способно изменить и сломить куда более твёрдую волю, чем есть у меня… — я усмехнулась, подняла кубок и попыталась допить его, желая прекратить эти откровения, расспросы и выиграть время, чтобы прийти в себя.       С тихим шорохом на стол опустились ещё несколько засыхающих листьев, очевидно, потревоженных нашей перепалкой и резкими движениями. Один из них опустился Фернроду в тарелку, но каун даже не шелохнулся, чтобы его убрать, — всё сверлил меня настойчивым взглядом и нарочито молчал, явно дожидаясь, пока я закончу пить и ещё что-то добавлю к невольно сорвавшимся словам.       Я тянула мгновенья в надежде, что он отведёт-таки взгляд.       Но вино всё же кончилось раньше, и пришлось опустить кубок, через силу вежливо улыбаясь…       — У меня для тебя есть подарок, — произнёс он снова негромко и почти равнодушно — наверное, улыбка моя вышла достаточно убедительной, чтобы заставить его закончить неуместные расспросы.       Обрадованная достигнутой целью и вместе с тем удивлённая, я вскинула голову.       — Для меня?..       — Ты забыла об оставшихся за горами друзьях?       — Нет, конечно, нет!..       Отправить подарок на другой конец мира — ничего иного от Исильмарэ и Аглариона ожидать было нельзя! Но после произнесённых кауном слов по холодному саду словно повеяло знойным ветром, а в памяти всплыли такие счастливые и кажущиеся сейчас совершенно беззаботными мгновения: цветущие яблони на взбирающихся по отвесному склону террасах, вересковые пустоши, говорливые ручьи и водопады, не смолкающие даже в самые сильные холода.       Фернрод поднялся и принялся собирать со стола остатки ужина. Я присоединилась, помогая, а он бросил чуть недоумевающий взгляд:       — Неужели даже не будет расспросов, что я привёз?       Я отрицательно качнула головой и улыбнулась уже без особых усилий:       — Нет… Не сейчас. Сейчас мне достаточно и мыслей. А дары лучше видеть своими глазами, чем внимать даже самым красноречивым словам.       — Эль…       — Все подарки — завтра, каун Фернрод. Как и прочие долгие разговоры. Мне действительно нужен отдых. И время, чтобы обдумать услышанное… — я подняла корзинку с посудой, которую ещё предстояло отнести Аэглену, и свободной рукой махнула на ведущий к садам коридор. — Проводить в гостевые, каун?       — Нет, не стоит, бренниль. Доберусь сам.       Я поклонилась и поспешила в темноту, оставив горящий светильник Фернроду — на пути к отведённым покоям ему наверняка ещё предстоит побродить по чертогам дремлющего дворца. Мне же эти лабиринты залов и коридоров были слишком хорошо знакомы даже без огня…

* * *

      Убежище на талане, так надолго покинутое, казалось, с нетерпением ждало моего появления — даже очаг разгорелся мгновенно, даря в промозглой осенней сырости невыразимое ощущение чего-то вечного и желанного: тепла. За стеной завывали ветры, трепали почти облетевшие ветви и бросали в оконные ставни пригоршни листьев и брызги дождя. Внутри же было сухо и тепло, и даже через вечно поскрипывающую дверь не проникали холодные порывы — должно быть, за время моей отстранённой занятости Большим Делом, отец позаботился о щелях двери и ставней, как и о приличном запасе дров около очага.       Преисполненная благодарности к его внимательности, я сбросила промокший плащ и села на постель — ворс мехового покрывала приглашающе спружинил, обещая долгожданный отдых. Но покой был далёк — слишком много тревог всколыхнула минувшая ночь.       Вот уж воистину Лассэлантэ — и в лесу, и во мне… Ветры срывали листву, обнажали ветви — мне казалось, что так же пустею и я. Опустошение… самое верное слово — ни надежд, ни мечтаний. Куда же девались те недавние видения, которыми грезила у лагерного костра на окраине болот? Фернрод был прав — минувшее лето измотало и тело, и разум, выпило силы и лишило душевного равновесия. Настолько сильно, что по возвращении во дворец не возникло даже желания заглянуть в тронный зал, где под устроенным Ристиром покровом по-прежнему ждала своего часа выстраданная статуя владычицы, долг которой — нести утешение и помощь народу, делить с ним и радости, и беды, и труды. Не хотелось не только видеть творение стольких бессонных ночей, но даже не возникало мыслей заглянуть в мастерские, чтобы вернуться к размеренному ритму жизни и привычной работе. Меня выжгло дотла… А последние вести и вовсе скосили.       Таур-э-Ндаэдэлос… Дол Гулдур… — и нет больше места для светлого счастья, когда мы с матерью смотрели на Реку с высокой вершины Амон Ланк…       Утро не спешило расцвечивать затянутое тучами небо, словно сама Ариэн не желала отныне нести свет под своды деревьев, отданных на откуп зла, — в умирающий Эрин Гален, на юго-западной окраине которого, как теперь было известно, больше не зеленела даже трава. Я налила в кружку горячей воды и сыпнула пригоршню сушёных трав — жалкие крохи ароматов ушедшего лета, призрак того, что мы звали Эрин Гален...       Я не помнила и не понимала, как провалилась в Незримое — но оно было более милостиво ко мне, чем действительность. Я уснула. И спокойно спала, не тревожимая ни укорами совести за несбыточное, ни сожалениями по несбывшемуся. Не ужасаясь узнанному и не порываясь ничего менять. Без являющихся во снах коридоров и вихрей… в тихом шорохе листопада и потрескивании огня очага…       Разбудил меня громкий стук в дверь…