По тонкому льду

      Наверное, это было моим самым идиотским решением — соглашаться идти с Димой на этот чертов матч. Мало того, что он выдался напряженным и закончился буллитами — а для меня это самая нервная концовка матча — так еще и травма Вадима Шипачёва в середине третьего периода чуть не довела меня до нервного срыва. Покидал лед он при помощи сокомандников, и у меня буквально руки чесались сорваться и побежать в раздевалку, чтобы узнать, как он там.       И меня остановило даже не присутствие Димы в непосредственной близости, а то, что в раздевалке был бы еще и он.       Тот, чья фамилия под сводами арены сегодня звучала трижды — дважды, как ассистента и один раз как автора гола в серии буллитов. Тот, за кого мой взгляд невольно цеплялся весь затянувшийся период матча. Тот, кто первый бросился на соперника в защиту Вадима после грязного сильного приема. Тот, из-за кого мне всю игру хотелось расцарапать вены собственными ногтями.       Стоя в ожидании Димы на парковке рядом с его машиной, я мысленно молюсь, чтобы он как можно скорее пришел, потому что буквально в метре от меня стоит еще одна до боли знакомая машина. Чёртова BMW X6 со светло-коричневым кожаным салоном и неизменным еловым ароматизатором. Чёртова BMW X6, которая принадлежит именно ему.       Время бежит неумолимо быстро, и я уже планирую набрать номер Димы, у которого возникли срочные дела в Ледовом, и спросить где он, но мои планы рушатся, когда я вижу своего парня идущего в мою сторону. Идущего рядом с ним. Мое сердце останавливается и тут же срывается на галоп, увеличивая свою скорость с каждым чужим шагом. Я напускаю на лицо внешнее спокойствие, однако руки сжаты в кулаки и спрятаны в рукава моей осенней куртки. Хочется на него наброситься. С кулаками или поцелуями — не знаю. Но вместо этого, когда они приближаются, с моего языка срывается то, что не дает покоя вот уже долгие шестьдесят минут. — Как там Вадим? — я смотрю прямо в его ясные синие глаза, уставшие, но довольные после сложного победного матча. Дима щурится, но молчит, потому что знает, что мы знакомы. Но насколько близко — только подозревает. — Сейчас поедет в больницу, на рентген. Удар в плечо плюс борт, — его взгляд темнеет от воспоминаний чужой грязной игры, а рука невольно сжимается в кулак. Он чертовски зол, и я это знаю, но лишь киваю на его слова и перевожу взгляд на Диму. Больше мне сказать ему нечего, и я хочу скорее отсюда уехать и оказаться в своей квартире. Дима снимает сигнализацию с машины, и я тут же оказываюсь внутри салона, включая печку и снимая куртку, не поднимая взгляд на лобовое стекло, откуда чувствую пронзительный взгляд. Внутренне кричу на Диму, который тянет время и перебрасывается с ним еще несколькими фразами, и только после этого садится в машину и заводит мотор. — Домой? — он не смотрит на меня, однако я этого не вижу — чувствую — потому что сама рассматриваю свои руки. Бросаю короткое «Да», и мы выезжаем с парковки.       Да, согласиться пойти с Димой на этот чёртов матч было моим самым идиотским решением.       Квартира встречает меня долгожданной тишиной и одиночеством. Раздеваюсь по дороге в ванную, оказываясь там уже в одних лишь джинсах и лифчике. Настраиваю едва теплую воду, раздеваюсь окончательно и встаю под упругие струи воды. В мыслях каша и избавиться от них не получается никак. Стараюсь думать о Диме или даже о том, насколько тяжелая может быть травма у Шипачёва, но стоит прикрыть веки, как перед глазами предстает пронзительный взгляд синих глаз, чуть влажные после душа кудрявые волосы, напряженная линия челюсти и сжатые кулаки. Со злостью жмурю глаза и ударяю сжатым кулаком в стену душевой кабины, ощущая, как золотой ободок кольца на безымянном пальце правой руки впивается в кожу. Хочется тут же снять его и выбросить куда подальше, но я жмурюсь сильнее, опускаясь на дно кабинки на колени. Вода хлещет и ударяет по плечам, но я не шевелюсь. «— Почему ты не носишь кольца? — Тёма берет мои ладошки в свои горячие и большие, перебирая пальцы и отмечая столь очевидный факт. — Не знаю, они мне мешают. Все время за что-нибудь цепляюсь, — я жму плечами, чувствую легкий поцелуй на тыльной стороне ладони и открываю глаза, встречаясь с пронзительным синим взглядом напротив. — Рано или поздно придется привыкнуть, — Панарин хмыкает и едва ощутимо кусает кожу на безымянном пальце, тут же прижимаясь к этому месту губами. Я понимаю столь очевидный намек и жму плечами, улыбаясь. Тёма щурит глаза, фыркает, но тут же натягивает на свои губы самодовольную усмешку и говорит: — Придется».       Я распахиваю глаза и делаю вдох, непроизвольно всхлипывая. Чувствую соль, когда облизываю губы. Запрокидываю голову, подставляя лицо под воду. В горле стоит ком, и я сглатываю, но он никуда не исчезает, из-за чего я закашливаюсь. Поднявшись на ноги, тяну руку и выключаю воду, потому что мне холодно и меня трясет. Только ли из-за холода?       Пока я иду из ванной в спальню, за мной остается мокрая дорожка следов, потому что я просто обмоталась полотенцем, даже не вытираясь. По дороге хватаю телефон, потому что нужно позвонить Диме и извиниться, но сил нет, поэтому я ложусь на кровать и накрываюсь одеялом. Постель тут же впитывает в себя воду, но мне абсолютно плевать на это прямо сейчас. Телефон, оставшийся в моей руке, пиликает, оповещая меня о входящем сообщении, и я снимаю блокировку с экрана. Впиваюсь взглядом в одиннадцать высеченных у меня в подкорках мозга цифр и затаиваю дыхание. Жмурюсь, делаю глубокий вдох и жму пальцем на «Прочитать».       Короткое «Поздравляю» с идиотским смайликом кольца, словно в насмешку и гаджет выпадает из моих ослабевших пальцев. В голове пульсирует «Он заметил», а желание избавиться от помолвочного кольца возрастает в десятки раз. Я нервным движением стягиваю его с пальца и кладу на тумбочку. Делаю все так быстро, словно оно может обжечь меня. «— Пойдешь за меня замуж? — Тёма сидит за кухонным столом, откинувшись спиной на спинку стула. На его лице довольная улыбка, а пронзительный взгляд следит за моими действиями, пока я готовлю для нас завтрак. — Не знаю, — я жму плечами, усмехаясь, и переворачиваю блины на сковороде. У нас сегодня „облегченный“ канадский завтрак из пышных блинчиков с кленовым сиропом, потому что кое-кому захотелось чего-то сладкого. На просьбу „тебя под взбитыми сливками“ я сунула парню под нос средний палец и пошла на кухню, замешивать тесто. — Что значит „не знаю“? — Панарин фыркает, и я буквально спиной чувствую, как он закатывает глаза. — Кольцо видишь? — я, не глядя, вытягиваю руку за спину и демонстрирую безымянный палец. — Вот когда оно тут будет, я скажу „Да“ или „Нет“. А сейчас — не знаю, — я жму плечами вновь и снимаю блинчики со сковороды. Раскладываю по тарелкам и, не жалея, поливаю кленовым сиропом. Кидаю в кружки пакетики зеленого чая с мятой, насыпаю сахар и заливаю все кипятком. Ставлю завтрак на стол и сажусь на стул напротив парня, вытягивая ноги и закидывая их на чужое сильное бедро. По привычке размешиваю сахар сначала в чужой кружке, а после принимаюсь за свою. Тёма делает глоток обжигающей жидкости, жмурится, а после улыбается. — Пойдёшь, — довольно тянет Панарин. — Даже без кольца, все равно пойдешь, — и я усмехаюсь, поднимаю свой взгляд к чужим синим глазам. И тону в океане плещущейся в них любви».       Соленые слезы впитываются в обтянутую светлым постельным бельем подушку, с губ срываются непроизвольные всхлипы. Реву навзрыд, зажимаю рот ладошкой, потому что в тишине квартиры мой плач кажется оглушающе громким. Закусываю ткань пододеяльника и мычу в голос, стараясь «выгнать» из своего сознания родное чужое лицо, насмешливый взгляд синих глаз и ехидное «придется привыкнуть».       Придется. Когда-нибудь я привыкну. Не к тебе. Рядом со мной.       Засыпаю после изматывающей спонтанной истерики, буквально «проваливаясь» в небытие. А проснувшись утром от трели дверного звонка, понимаю, что проспала на работу.

***

      Вечером этого же дня на пороге моей квартиры оказывается Дима. Он выглядит безукоризненно в своем классическом темно-синем костюме, белой рубашке и черном осеннем пальто. Я натягиваю искреннюю улыбку на лицо, награждаю жениха поцелуем и еще раз извиняюсь, что не пришла на работу. Мое лицо после вчерашней истерики уже в порядке и Дима — он же Дмитрий Игоревич, директор крупной юридической компании и мой начальник по совместительству — верит, что я всю ночь не спала из-за проблем с коленом, которое периодически дает о себе знать. В очередной раз клятвенно обещаю сходить к врачу, но забываю об этой просьбе через минуту. Дима отправляет меня в спальню и говорит, что через полтора часа нас ждут на каком-то ужине, и он хочет, чтобы я его сопроводила. Соглашаюсь, потому что стены давят на сознание и подкидывают все новые и новые воспоминания из «прошлой» жизни, с чем я, как и многие другие девушки, боролась выматывающей уборкой всей квартиры.       Принимаю скорый душ, сушу волосы и иду в спальню, чтобы найти идеальное платье. Выбираю простое черное с закрытым верхом и рукавами три четверти, которое, однако, открывает прекрасный вид на мои ноги. Остаюсь довольна своим выбором, наношу макияж, собираю прямые русые волосы в высокий хвост, надеваю платье и скидываю в клатч необходимые вещи. Уже схватившись за ручку двери и собираясь выйти из спальни опускаю свой взгляд на правую руку и вспоминаю о кольце. Оно по прежнему на тумбочке и я моментально оказываюсь рядом с ней, надевая золотой ободок на палец, из-за чего мне кажется, что рука стала в несколько сотен раз тяжелее.       Когда мы прибываем в ресторан, Дима выглядит напряженным, но я делаю вид, что не замечаю этого. Возможно, проблемы на работе. Даже не допускаю мысли спросить, что не так, потому что знаю, что мне лишь улыбнутся, скажут что «все в порядке» и закроют на этом тему. Оказавшись в гардеробе ресторана, я становлюсь напротив большого — практически во всю стену — зеркала, снимаю пальто и отдаю Диме. Пока он сдает верхнюю одежду в гардероб, я проверяю макияж и затягиваю хвост потуже.       Осмотрев свое отражение и оставшись довольной, я обращаю внимание на задний план в зеркале, я встречаюсь с пронзительным взглядом и замираю. Даже перестаю дышать. Теперь понимаю, почему Дима был таким напряженным. Также понимаю, что ужин будет совместным. Мысленно проклинаю все на свете, не отводя взгляда от отражения. Думаю, что только я в таком большом городе могла так облажаться и завести отношения с гендиректором юридической фирмы, который ведет дела с питерским хоккейным клубом и является ярым фанатом, старающимся не пропускать ни одной домашней игры и имеющий друзей среди команды.       Мы так и смотрим друг другу в глаза через зеркальное отражение, пока за моей спиной не становится Дима, приобнимая меня за талию и привлекая внимание. Тут же перевожу взгляд на него и улыбаюсь, спрашивая, как я выгляжу, чтобы отвлечь его. Слышу ряд комплиментов к своей внешности и чувствую поцелуй в шею. «— Хватит уже марафетиться. Мы так точно опоздаем! — Тёма заходит в спальню и встает за моей спиной, кладя свои ладони на мою талию. — Я хочу хорошо выглядеть, — я фыркаю и пытаюсь дорисовать стрелку на правом глазу, которая всегда выходит какой-то кривой. Пару движение рукой и я расслабленно выдыхаю, потому что наконец-то получилось ровно и мне не нужно пытаться снова. Откладывая подводку в сторону, моргаю пару раз и осматриваю свое лицо. Тяну руку к красной помаде, но Панарин перехватывает мою руку, стоит ему только увидеть, что я собираюсь взять. — Только не это. Никакой помады, иначе снова весь вечер будешь кидаться от меня, стоит мне попытаться поцеловать тебя, — Тёма недовольно сводит брови на переносице, а я закатываю глаза. Я всего лишь раз избегала его поцелуев из-за маркой помады, но он теперь каждый раз напоминает мне об этом, все время, запрещая мне красить губы. — Ты невозможен, — я делаю несколько шагов назад от зеркала, вынуждая Панарина совершить тот же маневр, и упираясь спиной в чужую грудь. — Как я выгляжу? — Так, что я хочу прямо сейчас раздеть тебя, — Тёма шепчет мне на ухо, обдавая шею горячим дыханием. — Уложить на кровать, — едва ощутимый укус и влажное касание языка, — и до самого утра творить непотребства, — короткий поцелуй в скулу и мой разочарованный стон. — Но мы опаздываем, так что поторопись. — Ты, — я поднимаю свой взгляд и смотрю парню прямо в глаза сквозь зеркальное отражение, — невозможен! — Но ты все равно меня любишь, — Панарин усмехается и выходит из комнаты, перед этим шлепнув по ягодицам, как бы подгоняя. — Люблю, — шепчу я в тишину комнаты и глубоко вздыхаю, мотая головой. И вправду нужно поторопиться». — Люблю, — повторяю я едва слышно своими ярко очерченными красной помадой губами, привлекая внимание все еще стоящего позади меня Димы. Он улыбается и шепчет на ухо «тоже тебя люблю», оставляя еще один короткий поцелуй на шее. Я тяну улыбку на губы, довольно вжимаюсь спиной в чужую грудь, мысленно отмечая, что да, люблю. Все еще, как и прежде.

***

      Ужин, как выяснилось, оказался не такой уж и деловой. Дружеские темы, веселые истории из жизни и разговоры о хоккее, потому что без них среди хоккеистов никуда. Большую часть вечера я просидела в молчании, стараясь слиться своим черным платьем в вызывающе-красную обивку ресторанных стульев. За отсутствием четы Шипачёвых из-за травмы Вадима, мое одиночество скрашивала Аня Дадонова, которая, как одна из тех немногих просвещенных знала нашу «историю» с ним. Она с завидной терпеливостью занимала меня отвлеченными разговорами, за что я была ей особенно благодарна.       В какой-то момент у Ани зазвонил телефон и она, извинившись, отлучилась ответить на звонок, а я, оставшись практически полностью в мужской компании, за исключением Лены Беловой, которая сидела правее меня через несколько человек рядом со своим мужем, взяла в руки бокал с красным вином, делая небольшой глоток. Зная, насколько смелой я становлюсь после выпитого, я не налегала на алкоголь, желая вернуться домой в здравом уме и без каких-либо критических происшествий. Продолжая вертеть бокал в руке, я обратила свое внимание на что-то увлеченно рассказывающего Диму, абсолютно не пытаясь вникнуть в смысл его слов.       На другой стороне зала что-то со звоном упало и разбилось в дребезги, и я на автомате повернула голову в ту сторону, тут же жалея о своем решении. Потому что единственное, что я смогла увидеть перед собой в этот момент — взгляд синих глаз. Прожигающий мое лицо взгляд. Его глаза были такие темные и глубокие, затягивающие в омут боли и сломленной любви, что я невольно задержала дыхание, стискивая бокал своими пальцами до побеления костяшек.       Мы смотрели друг другу в глаза. Вновь. Не моргая и практически не дыша.       Картинка происходящего вокруг смазалась, и я не видела перед собой ничего, кроме его лица. Хватка пальцев на бокале усиливалась с каждым мгновением, отчего он вот-вот грозился лопнуть в моей руке, заливая белую скатерть красным вином и моей кровью. Ладонь Димы, взявшая меня за свободную руку, отрезвила меня, однако мой взгляд еще какое-то время был прикован к его лицу, которое после чужого прикосновения ко мне исказилось гримасой не то отвращения, не то злости.       Отставив бокал на стол, я перевела взгляд на своего жениха, невольно вырывая свою руку из его, тут же поднимаясь на ноги. Словив на себе озадаченные взгляды, я бросила короткое «мне нужно в уборную» и направилась именно туда, желая как можно скорее скрыться из-под чужих взглядов. Из-под его взгляда.       Уже внутри просторной и светлой уборной, я подставила руки под холодные струи воды, чтобы хоть как-то отрезвить свое сознание. Понимая, что это мне ничем не помогает — щеки все еще горят от злости на себя и него, на Диму и весь окружающий мир — я умыла свое лицо, полностью смазывая идеальный вечерний макияж. Оперевшись руками в края раковины, я смотрела на свое отражение, горько усмехаясь — он никогда не позволял мне носить такой макияж, вырывая из моих рук увесистую косметичку, считая меня красивой без всей этой раскраской. Сейчас, глядя на разводы туши и подводки для глаз, красные следы от помады и бежевые капли воды на подбородке от тонального крема, я смеюсь. Истерично и совсем без веселья. Набираю в руки жидкое мыло и смываю «боевой раскрас», после вытирая лицо бумажными полотенцами. Выгляжу откровенно не очень, но лишь хмыкаю и распускаю волосы, тут же спадающие по плечам, прикрывая раскрасневшееся лицо. Мысленно радуюсь, что забрала номерки от гардероба себе, отыскивая их в прихваченной сумочке, и окольными путями направляюсь туда. Забираю свое пальто, ловлю официанта и прошу его передать второй номерок Диме, тут же выходя на улицу и устремляясь по тротуару в сторону набережной. Благо ресторан, выбранный для этого ужина, находится в минутах десяти пешком.       Бреду вдоль тротуаров, выходя к набережной. Понимаю, что Дима уже явно сорвался на мои поиски, но не вытаскиваю телефон из клатча, который стоит в беззвучном режиме. На улице неприятный и холодный, но не сильный ветер, и я проклинаю все на свете — питерский холод, осень, то, что не надела шарф и Диму, который приволок меня на этот ужин. Чего он собственно добивался? Что я буду кичиться кольцом на пальце, суну его прямо в его лицо и наброшусь на своего жениха с поцелуями, показывая, кому я принадлежу?       Усмехаюсь, понимая, что я все еще принадлежу ему. И душой, и телом. Приваливаюсь к перилам набережной, выставляя руку вперед и рассматривая помолвочное кольцо. Вспоминаю мамин восторг, как она радовалась сорвавшемуся с моих губ поспешному «Да», как обкладывала Диму комплиментами, при этом стараясь как можно сильнее опустить в глазах остальных его. А я пожалела о своем согласии уже через считанные минуты, когда до меня дошло, что же я совершила в желании ему насолить. Начала строить отношения с мужчиной, который меня толком и не привлекал, полностью отдавая ему право выбора — где и когда мы проведем наше свидание, когда мы впервые поцелуемся, куда отправимся на медовый месяц или какое на мне будет свадебное платье.       Понимаю, что полностью потеряла себя в этой попытке уловить свое призрачное счастье, что даже забыла, когда последний раз делала выбор сама. Слышу за спиной быстрые шаги и вижу Диму, когда поворачиваю голову. Он спешно направляется ко мне, на его лице злость, скулы напряжены, руки сжаты в кулаки, а мне становится поистине весело. Осматриваю мужчину, за которого собралась выходить замуж и думаю, какая же я дура. — Почему ты ушла? — слышу первый вопрос, сорвавшийся с чужих губ, и улыбаюсь. Разве ответ не очевиден? Жму плечами, продолжая улыбаться. Думаю, что выгляжу явно как сумасшедшая, что веселит меня еще больше. — Почему ты улыбаешься? Объясни мне! — Дима злится и повышает на меня голос, а маска благородного мужчины впервые срывается с его лица, обнажая его истинную природу. Отмечаю, насколько уродлив он в своей злобе, и хмурю брови. — Потому что я захотела уйти, — мой голос пронизан холодом, что не сравнится даже с пробирающим до самых костей ветром. — Ты могла предупредить меня! — Дима приближается еще ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Его карие глаза сейчас чернее ночного неба, но меня они не пугают и не затягивают — мне плевать. — Ты мог предупредить меня, — парирую я, — с кем мы будем проводить этот ужин, — мой голос пропитал сарказмом и явным обвинением. На его лице отражается понимание, а потом он рычит, как загнанный в ловушку зверь. Еще чуть-чуть и пойдет пена изо рта. — Ну, конечно! Все-таки трахалась с ним? — жених — теперь уже явно бывший — хватает меня за локоть, стискивая до боли, но я продолжаю упрямо смотреть в его глаза, не издавая ни звука. — Завидно? — я усмехаюсь. Конечно, он ведь не может похвастаться тем, что уложил меня в постель — на мое «только после свадьбы», сказанное, по сути, в шутку, я через месяц получила кольцо на палец и спланированное будущее. — Сука, — в сердцах издает Дима, сплевывая в сторону, а радуюсь, что все-таки не в мое лицо. Пытаюсь вырвать руку из захвата, но у меня ничего не получается. — Отпусти меня. Силой ты ничего не добьешься, — стараюсь сохранять спокойствие, но сама уже нахожусь на грани — хочется либо скинуть его вниз в реку, либо разревется. — Какого хрена, ответь мне, какого хрена ты тогда согласилась выйти за меня замуж? — Дима щурит глаза, ослабляет хватку, но не отпускает меня, лишь сильнее придвигаясь. Кажется, мое желание про «скинуть вниз в реку» полностью обоюдное, и успеваю прикинуть мысленно, сколько лететь вниз и какая у воды температура. На реке лед еще слишком тонкий. — Я не знаю, — я жму плечами и тут же врезаюсь спиной в железные перилла набережной, зажмуриваясь на автомате. Слишком много «на автомате» в моей жизни. — Отпусти меня, — прошу еще раз и, на удивление, Дима отходит в сторону, матерясь сквозь зубы. Шумно выдыхаю и тяну левую руку к безымянному пальцу правой под взглядом мужчины, стягивая кольцо. Кладу золотой ободок на ладонь и тяну в сторону, предлагая забрать его. Мысленно моля как можно скорее забрать его, потому что оно буквально жжет мою кожу и тянет руку вниз, словно оно весит несколько тонн. — Не возьму, — Дима качает головой, усмехаясь. — Прекрати вести себя, как идиотка. На что ты рассчитываешь? Что он прибежит и заберет тебя? Даже ты же нахрен никому не сдалась! — Забери, — произношу твердо, в надежде, что он все же сделает это, но когда Дима вновь качает головой, делая шаг в мою сторону, я поворачиваюсь в сторону реки и бросаю кольцо как можно дальше. Знаю, что оно где-то там, на льду, но достать его невозможно — лед тонкий и идти туда будет чистым самоубийством. — Не трогай меня, больше никогда, пожалуйста, — произношу тихо, но отчетливо, пятясь назад, но вокруг наступает такая тишина, и мои слова, кажется, звучат громче кремлевских курантов на Красной площади. Несколько долгих секунд смотрю на Димино лицо, а после разворачиваюсь и чуть ли не бегом направляюсь вперед. Выхожу к тротуару и тут же ловлю такси, направляясь, домой. Радуюсь, что еще не успела переехать в чужую квартиру.       Выходя из лифта на нужном этаже, гремлю ключами в тишине лестничной клетки. Сворачиваю за угол коридора, делая несколько шагов к нужной двери и останавливаюсь, замечая сидящую у моего порога фигуру. Качаю головой, понимая, что полностью эмоционально истощена, мысленно плюю на происходящее и подхожу совсем близко, вставляя ключ в дверной замок. Он поднимается на ноги и следом за мной заходит в квартиру. Я включаю свет, стягиваю пальто, бросая его прямо под ноги, разуваюсь по дороге на кухню, достаю из шкафчика полупустую бутылку с виски и делаю несколько глотков прямо из горла, едва не закашливаясь. Он забирает бутылку из моих рук, следом так же прикладываясь губами к горлышку бутылки, позволяя обжигающей жидкости стекать вниз по пищеводу. — Что ты здесь делаешь? — хрипло интересуюсь, опускаясь прямиком на пол, чувствую, что я полностью осталась без сил. — Где твое кольцо? — он садится рядом, протягивая мне бутылку, которую я тут же забираю из чужих рук, но не спешу пить. — В Неве-реке, — хмыкаю, запрокидывая голову и ударяясь затылком о деревянную поверхность дверцы кухонного шкафчика. Не обращаю внимания, делаю глоток виски и прикрываю глаза. — А жених? — издаю короткий смешок, слыша ничем не прикрытую ревность в голосе. — Где-то, — жму плечами, фыркая. Кажется этот жест у меня в последнее время в приоритете. — Так что ты здесь делаешь? — Давай уедем отсюда? — он перехватывает бутылку в моей руке и пьет, а я думаю, что мы ведем себя как алкаши, глуша алкоголь прямо с горла. — Нет, — я тяжело вздыхаю. Понимаю, что не хочу уезжать, даже если этот город разрушил меня на мелкие осколки несколько раз подряд. — У тебя сезон в разгаре. — Плевать мне на сезон! — он рычит, и я понимаю, что он зол. Думаю, как же он прекрасен в гневе — синие глаза насыщенного темного цвета, в них хочется окунуться и захлебнуться, без борьбы отправиться на самое дно. — Остынь, Панарин, — фыркаю и замираю, осознавая, что впервые за такое долгое время обратилась к нему хоть как-то. — Город ни в чем не виноват. Твой клуб ни в чем не виноват. Твоя команда ни в чем не виновата. Виноваты мы. Сами. И бросать все и бежать… Думаешь, это выход? О чем ты вообще думаешь? — Что не хочу снова упустить свой шанс обрести тебя, — он жмет плечами, заглядывая в мои глаза. Выглядит предельно серьезным и решительным. Не выдерживаю и смеюсь в голос, запрокидывая голову. Чувствую его ничего ни понимающий взгляд, и с трудом пытаюсь успокоиться. — Мы такие идиоты, — произношу и снова заливаюсь смехом, протягивая руку к бутылке. Панарин — как же чет возьми непривычно даже мысленно произносить эту фамилию — усмехается, но совсем не весело, позволяет мне сделать несколько глотков, а после пьет сам и следом забавно фыркает, что заставляет меня смеяться еще сильнее. Понимаю, что я уже пьяная, когда успокаиваюсь и начинаю пялиться на него во все глаза. Осознаю, что просто любуюсь: рассматриваю такие родные и привычные черты лица, по которым успела соскучиться. — Кому-то уже хватит, верно? — Панарин отставляет бутылку в сторону, чтобы я не могла дотянуться, на что я дую губы. Вижу, как он встает на ноги и тянет ко мне руки, помогая подняться и мне. Оказываясь на ногах, бреду в сторону своей спальни, на ходу расстегивая платье, зная, что он идет следом. Без зазрения совести снимаю черную ткань и отправляю ее в полет в сторону кресла в углу спальни, садясь на постель и принимаясь стягивать чулки. Движения абсолютно скоординированы, и я все четко осознаю, просто позволяя себе несколько больше, чем позволила бы себе «трезвая» я. — Дай сюда, — Панарин присаживается у моих ног и помогает мне стянуть чулки, прижимаясь губами к коленкам, на которых виднеются старые шрамы из веселого детства. Я молчу и смотрю на него сверху вниз, тяну руку и касаюсь пальцами его щеки. Вмиг становлюсь серьезной и будто трезвею, потому что только сейчас осознаю, кто находится со мной в одной комнате, с кем я провела последние несколько десятков минут, и к кому я сейчас прикасаюсь. Мы молчим какое-то мгновение, и он, кажется, думает, что я сейчас его прогоню, но нет. Потому что смотрю в его глаза и вижу то, что видела всегда. Любовь?.. Наверное, именно ее.       Беру его за руку и тяну к себе, укладываясь на кровать и заставляя лечь рядом. Слышу, как он издает облегченный выдох, ложиться и обнимает меня, заставляя накрыться одеялом. Чувствую горячие руки на своей спине, которые прижимают меня к сильному телу, делаю вдох и слышу собственный всхлип. — Тём… — шепчу в тишину комнаты, утыкаясь лбом в его ключицы. — Я знаю, — он шепчет в ответ и целует в макушку, — я знаю.       И в этом «я знаю» куда больше, чем во всех громких словах, которые мы говорили раньше. Здесь «я знаю, что ты любишь меня». Здесь «я тоже люблю тебя». Здесь «я больше никогда не отпущу тебя, и ты не позволишь мне уйти снова». Здесь «мы» и «навсегда» в одном предложении.