Право выбора

      Замок уже как триста лет был заброшен. Его холодные стены каменным монолитом отгораживали графа фон Кролока и его сына от внешнего мира. Здесь царила тишина и покой, как тот, что остался столь недостижим для их проклятых душ и Неупокоиных тел. И только ветер гулом сквозняков иногда раздавался в длинных коридорах, нарушая почти сакральную тишину. Кролоку было по вкусу подобное. Но с недавних пор все изменилось.       Сейчас, идя в полной темноте по картинной галерее, Его Сиятельство прекрасно мог расслышать и возню, происходившую этажом ниже, между бывшим трактирщиком и его пассией, и то, как увлеченно спорили два юных голоса совсем недалеко от него. За годы, нет века, одиночества и добровольного затворничества, теперь окружение отца и сына было как никогда обширным. Кролок не был слишком доволен этим, ибо ни один из новообращенных вампиров не отвечал его требовательному и придирчивому вкусу. Неотесанный Шагал, необразованная Магда, инфантильная Сара, робкий и несмелый Альфред. Все они должны были стать просто пищей для вампиров, но волею судеб примкнули к их братии. Его Сиятельство дал им всем возможность проявить себя, но пока его надежды оправданы не были. Возрождение после смерти не давало второго шанса, а лишь обличало и усугубляло пороки и недостатки, присущие людям при жизни. И граф, уже которое десятилетие, не мог найти того, кому удалось бы с ними успешно справляться. А это означало лишь одно — придет час, когда отец и сын станут вновь единственными обитателями заброшенного замка.       Галерея наконец-то закончилась, а бездушные взгляды мертвецов с растрескавшихся полотен, следящие за каждым шагом графа, остались где-то во мраке. Только здесь, у самых дверей, можно было найти оазис уединения, ибо пары крайних картин в бесчисленном ряде почтенных особ не хватало.       Заржавевшие петли скрипнули, являя на пороге гостиной хозяина. Однако, его появление не вызвало какой-либо реакции так, как Сара и Альфред настолько увлеклись беседой, припоминая события недавнего, еще человеческого, прошлого, что даже не соизволили повернуться в его сторону или умолкнуть хоть на миг. Герберт же фыркал и хмурил брови, разделяя собеседников своим телом на одном общем диване, но не имея возможности сделать то же в словесной баталии, ибо разговор был далек от его понимания. Взгляд голубых глаз метался между двумя вампирами, а губы периодически открывались в попытке произнести хоть что-то. Даже его талант к красноречию сейчас отошел на второй план, как и он сам, почти проигравший борьбу за внимание Альфреда перед напором юной Сары Шагал.       Граф окинул это забавное трио, в очередной раз принимая как данность то, а за одно и мирясь, что если бы виконт не был его сыном, он бы никогда не смог определить разницу в несколько столетий между этими тремя вампирами. Лишь манеры отличали Герберта от двух других молодых нелюдей, но это скорее говорило о его происхождении — ни о чем более.       Фройлен Шагал, как и предполагал фон Кролок, переключила все свое внимание на Альфреда, во всю кокетничая и мило улыбаясь своей, еще по-детски, невинной улыбкой. И во мраке помещения можно было не заметить той бледности кожи, темных кругов под глазами и впалых щек, отдавая должное красоте девушки. Да, Сара все еще была по-человечески красива. Но смерть забрала не только краску с ее лица, но и заострила черты, делая весь вид более болезненным и уставшим. Его Сиятельство вспомнил, что фройлен дольше всех оставалась голодной, отказавшись присоединиться к Герберту и Альфреду в последнюю их вылазку. И теперь хищный взгляд, прикрытый ночной тенью и длинными ресницами, изредка падал даже на бывшего ассистента профессора, который мог вполне сойти за легкий перекус в момент порыва слабости и избытка проснувшихся в ней неординарных и, иногда плохо контролируемых, чувств. Подобный исход не устраивал никого из присутствующих в этой комнате, поэтому Кролок решил сделать всем одолжение — разное по значимости, но необходимое для каждого в отдельности. Но прежде всего — одолжение своему сыну — избавив хоть на время Альфреда от внимания молодой вампирши, и предоставляя только виконту всецело распоряжаться компанией своего фаворита.       Граф сделал круг по комнате и плавно вырос перед невнимательным взором трех вампиров.       — Фройлен Шагал, — сказал он тихо, но тут же обратил на себя взгляды. — Сегодня ночь как никогда темна и благоприятна для продуктивных прогулок. Не составите ли Вы мне в этом компанию?       Сара лишь раскрыла рот от неожиданного предложения, Альфред был более сдержан, но не менее озадачен. А Герберт чуть ли не подскочил с дивана, но запутался в собственных длинных ногах и только воскликнул:       — Ну ничего себе, мон шерри! — правда, после брошенного в его сторону красноречивого взгляда отца, спохватился и заговорил уже другим тоном. — Конечно, она не против. Погода действительно дивная, а тебе стоит немного… побыть на свежем воздухе.       Виконт почти что вытолкнул Сару с диванчика, и та, в свою очередь, в легком смущении приняла протянутую ей графом руку. Жаль только при этом ее щеки так и не смогли покрыться румянцем, что был свойственен ее прежней натуре, а пальцы были столь же холодны, как и ладонь графа, что завладела ими.       — Благодарю, Ваше Сиятельство, — ответила она, сдержанно улыбаясь, и последовала за ним.       Не обладая опытом многих лет и только учась быть вампиром, Сара Шагал передвигалась в ночном сумраке довольно шумно и медленно. Но фон Кролок отдавал должное ее стараниям, ведь даже на то, чтобы этому обучить сына ушли годы. Юная фройлен, не надеясь на зрение, чутко следовала тонким нитям человеческого запаха, что усиливался и становился все более плотным при приближении к деревне. И, тем не менее, она пыталась делать вид, что ее это не заботит и что жажда внутри не рвется наружу диким зверем. Она шла не спеша и совсем не обращая внимания на такую в недавнем прошлом желанную компанию, как Его Сиятельство. Фон Кролок, в свою очередь, не стремился навязать юной фройлен разговоров, что могли повернуть ее шаткое мироощущение вновь в ненужное русло. Поэтому молчание между ними сопровождалось лишь краткими взглядами, брошенными учителем на ученика и наоборот.       Ночные звуки леса постепенно остались за спинами двух вампиров, а тепло, исходившее от нагретых очагом домов и человеческих тел, чувствовалось даже на расстоянии. Неполная луна услужливо спряталась за седовато-чернильные облака и позволила подобраться вплотную к тем местам, что сегодня были ореолом их охоты.       Граф никогда не считал себя или кого-то иного из своих «кровных братьев и сестер» животными — слишком низменным казалось это определение. Но условное «хищник», как нельзя лучше описывало то состояние, в котором пребывали вампиры. И охота вполне естественно вписывалась в мерный уклад их существования, давала возможности для пропитания.       Поэтому сейчас все внимание Сары было сосредоточено на уснувшей деревне. Ей подходил любой — случайный прохожий, засидевшийся в трактире бездельник, смельчак, что не боялся разгуливать в ночи по темным тропинкам и околицам. Ждать подходящий экземпляр пришлось не менее часа, а потом бесшумно следовать за ним туда, где удобнее всего было совершить задуманное. Граф терпеливо ожидал свершения, предоставляя фройлен самостоятельно справиться со своей миссией. А она, в свою очередь, еле сдерживала жажду и желание немедля броситься на человека, растерзав его и лишив жизни. Но ей приходилось лишь тенью скользить от дерева к дереву, от забора к забору, чтобы найти подходящий момент и им воспользоваться.       Поднимать шум и оставлять явные признаки нападения было нельзя. Уже много лет вампиры и люди в этих краях соблюдали негласный договор по типу «Береженного Бог бережет, а еще чеснок и распятье» и «Не пойман — не вампир» — и все странные смерти, происходившие в завидной периодичностью, списывались на распустившихся волков и несчастные случаи. Поэтому действовать хоть бы как было отхождением от установленных правил.       Именно в том и заключалась нехитрая роль графа в сегодняшнем ночном променаде. Сам он был сыт в той степени, которую мог себе позволить вампир его возраста и склонностей поведения. А верить на слово Саре, что все прошло гладко, он не намеревался. Особенно, при условии, что новообращенная вампирша еще не умела толком пользоваться зовом или наводить морок на свою жертву, усыпляя ее бдительность, и действовала с напором, силой и внезапностью, не задумываясь о последствиях. Исправлять же чужие ошибки всегда было проблематичнее, чем предотвращать их.       Вот и теперь, лишь пристальный взгляд Его Сиятельства и легкий шепот, что могла слышать лишь подвластная вампиру новообращенная, нетерпеливо, но выжидала…       Ничего неподозревающий мужичишка брел, пошатываясь. Его выгнали из трактира, так как уже давно минула полночь. Но он не торопился. Дома все равно его никто не ждал — жена умерла, дочка вышла замуж. Его единственным и постоянным спутником была бутыль местного самогона, любовно припрятанная за пазухой. Ночь казалась слишком темной, или же это от выпитого взгляд не мог различить знакомые очертания местности. Но мужчина шел по тропинке, что рано или поздно должна была вывести его к дому… хоть к какому-нибудь дому.       Где-то вдалеке еле различимо послышалось уханье совы, а следом протяжный волчий вой. Пьянчужка поежился, прижимая к сердцу плотнее ценную ношу, и прибавил шаг. На его пути совершенно неожиданно выросло препятствие, когда он поднял голову, чтобы осмотреться. В нескольких шагах прямо перед ним стояла женская фигура, полностью поглощенная ночным сумраком. И только по очертаниям он смог понять, что это именно женщина. Мужчина, несмотря на то, что подобная встреча стала определенным сюрпризом, тем не менее, решил спросить:       — Эй, дорогуша, не скажешь мне, куда я забрел?       Он сделал шаг к ней, но та даже не пошевелилась. Мужчина поморщился и моргнул, проверяя не мерещится ли ему незнакомка. Но нет.       — Ты меня слышишь? — сказал он чуть громче.       На этот раз, темный силуэт дернулся, голова приподнялась, а длинные локоны на ней качнулись. И в этот миг пьяному сознанию вдруг показалось, что подобная встреча может оказаться довольно опасной. Стройный силуэт женщины был облачен в легкое летнее платье, что еле прикрывало острые плечи и плавно спускалось до самой земли. Ни шали или пальто, хоть ночи теперь стояли холодными и сырыми. И этот запах… еле уловимый… Будто разило смертью.       Именно это пришло на ум мужчине в тот самый миг, когда он, моргнув в очередной раз, потерял из виду свою молчаливую собеседницу. А в следующее мгновение почувствовал нестерпимую боль и то, что захлебывается собственной кровью…       Солоноватый запах крови будто пропитал все кругом. И даже неподвижные ноздри графа все равно слишком хорошо улавливали его. Тяжелый, но приятный. Нет, не такой каким ощущается аромат духов, благовоний, приготовленной пищи или всевозможные запахи окружающего мира. Он глубже, тоньше, точнее. Так пахнет желание. И это желание столь сложно сдержать, когда не удовлетворял его довольно долго.       Фон Кролок, из своего мрачного укрытия, лишь краем глаза наблюдал за тем, как фройлен Шагал сейчас занималась именно этим. Ее милое юное лицо исказилось до неузнаваемости — хищный оскал, паутина серо-голубых вен, проступивших на бледной коже и безумные, полные ненасытной жажды, темные глаза. Так выглядит любой вампир, не умеющий обуздать свою жажду. Так выглядит любой вампир удовлетворяющий свои желания. Настоящую суть не скрыть, ее можно лишь пытаться обуздать и спрятать, надев маску «овцы» на волчью натуру. Возможно… скорее всего, размышлял граф, так выглядит и он сам, когда теплая алая жидкость проникает в его тело. Зверь вырывается на волю, и то человеческое, что еще остается у вампира, исчезает без следа. Фон Кролок не хотел думать об этом, и еще меньше представлять. Ведь он ни один десяток лет воспитывал в себе ту силу воли, которой мог почти гордиться. Почти, ибо он, как и любой вампир, был окончательно не властен над своей сущностью. К тому же, заключил Его Сиятельство, отводя взгляд и на миг прикрывая глаза, свое собственное отражение он не видел с тех пор, как проводил последний закат. Века посмертного существования наверняка изменили его черты, и сам он вряд ли смог бы узнать того чужака, кем сам для себя теперь являлся.       Но фон Кролок позволил себе размышлять об этом довольно долго, меж тем, как уже обмякшее тело жертвы в женских руках было подобно тряпичной кукле. Человек слишком быстро теряет свою жизнь под натиском вампира, а вампир слишком скоро теряет интерес к тому, чье сердце больше не бьется. Поэтому Сара приподнялась, оставляя в покое свою жертву, и усмехнулась, обнажая длинные клыки и растягивая кроваво-красный рот в пугающей улыбке.       — Надеюсь, Вы довольны, фройлен? — спросил Кролок, подходя ближе и протягивая ей платок.       — Вполне, — ответила она и приняла знак внимания, но не спешила им воспользоваться.        Вместо этого она снова улыбнулась и облизнула губы.       Его Сиятельство не проявил должного интереса и никак не отреагировал на ее приподнятое после сытной трапезы настроение. Он лишь перевел взгляд на остывающее тело и спросил спокойно:       — Какие Ваши дальнейшие действия, дитя мое?       Саре потребовалось несколько довольно долгих мгновений и немалых трудов, чтобы побороть вампирскую сущность и привести свой внешний вид в сносное состояние и образ, стремящийся хоть как-то походить на человеческий.       — О чем Вы, Ваше Сиятельство? — она стирала красные дорожки от кровавых «ручейков», спускавшихся вниз по ее шее, а клыки неохотно уменьшались до нормальных размеров.       — Ваша жертва. Избавьтесь от нее — любым угодным Вам способом.       — Ах, право же. Вы столь щепетильны в этом вопросе.       Граф демонстративно нахмурил брови:       — И тому есть две основные причины. Первая — я не в коем случае не намерен отлавливать новоявленную нежить по округе и, само собой разумеющееся, еще одного вампира в замке не потерплю. К тому же, — он бросил взгляд на труп, — такого непрезентабельного. Второе — также мне доставит мало удовольствия созерцать на своем пороге отважившихся на геройство охотников на вампиров с твердым намерением истребить местных упырей. То есть — нас с Вами. Были тому уже неприятные примеры.       Выслушав нравоучения графа и выдержав почти минутную паузу, Сара как-то по-человечески вздохнула.       — Хорошо. Тогда я воспользуюсь Вашим излюбленным способом.       — Волки? — поинтересовался граф, уже зная ответ.       — Волки, — подтвердила Сара.       Фройлен Шагал несколько секунд, видимо, прикидывала в уме план действий, а потом схватилась за левую ногу недавно усопшего и гордо прошествовала мимо фон Кролока, волоча распластавшееся по земле мужское тело. Его Сиятельство проводил ее взглядом, но не преминул тут же выразить собственные суждения на этот счет.       — Вариант, избранный Вами, не вызывает нареканий, но его исполнение можно поставить под сомнение.       Фройлен Шагал обернулась и, поймав взгляд графа, прямо указывающий на совершенные ошибки в виде прямого и четкого следа от тела на земле, остановилась и спросила:       — И как Вы предполагаете я должна поступить? Неужели взвалить сей труп себе на плечи?       Фон Кролок даже в своем молчании был красноречив, и Сара, не решившись перечить своему создателю и учителю, насупившись, отпустила ногу мертвого деревенского мужика и с некоторой брезгливостью, принялась за дело. Она фыркала и злилась, но в конце, когда уже взгромоздила довольно увесистый труп на свои плечи и спину, обиженно спросила:       — И Вы даже мне не поможете?       Но этот вопрос также, как и предыдущий, остался без ответа. Его Сиятельство лишь слегка улыбнулся и сложил перед собой руки, позволяя плащу полностью окутать его фигуру.       — Прекрасно! — сквозь зубы процедила фройлен Шагал и бодрым шагом направилась в сторону леса.

***

      Примерка платьев у фрау Добош состоялась ровно через неделю, и помимо восторгов и комплиментов в сторону портнихи, Паулина не скупилась и на многочисленные замечания. Ей казалось, что белому платью не хватает легкости, и просила добавить шифона, двум другим — шика и богатства отделки. И портниха с радостью готова была исполнить любое пожелание юной и богатой фройлен. Софи же не находила в своих двух нарядах ни одного изъяна на по той только причине, что они были новыми и приходились ей по размеру. Но в зеркало она смотрелась неохотно, предоставляя в большей степени радоваться отражению в нем своей подруге. Белое платье подчеркивало цвет кожи Софи, а темно-синее — фигуру, хоть и отличалось простотой и строгостью. Но вряд ли ее образ шел хоть в какое-то сравнение с красотой Паулины Герхард. То можно было различить просто посмотрев одновременно на двух девушек, стоящих рядом, и по тому, как незнакомые мужчины провожали фройлен Герхард взглядами. А Паулина вполне заслужено принимала восторги и комплименты и только старалась всеми возможными способами это поддерживать. Софи же совершенно честно и без тени зависти отдавала тому должное, не имея желания и возможности конкурировать в заранее проигранной войне.       Тем не менее, фройлен Брамс не могла не признать, что мысли о первом бале отчасти захватили и ее, ежедневно подпитываемые неустанными речами подруги. И она также предвкушала тот миг, когда окажется в бальной зале и выйдет на свой первый танец. До этого ее единственным партнером всегда была лишь Паулина, что на протяжении последнего года только и делала, что оттачивала на ней свое мастерство. Ей самой нравилось проводить время, кружась по паркету или отбивая бодрый ритм воображаемой музыки. Но Софи понимала, что в жизни все будет несколько иначе. Возможно, сумбурнее, сложнее и, вероятно, волнительнее, ведь ее партнером определенно будет кавалер мужского пола. Она никогда не танцевала с мужчинами, да, по правде говоря, она и не общалась с ними, за исключением отца и сына Герхард и тех немногих друзей семейства, что крайне редко навещали их в поместье. Это было еще одним поводом для беспокойства и мыслей, которые Софи не имела желания озвучивать.       В отличие от нее, Паулина не могла дождаться того дня, когда уже вступит на тропу своей взрослой и, наполненной приемами и светскими мероприятиями, жизни. Она знала сколько званных ужинов дает в год каждое достойное семейство, на приглашение которых можно рассчитывать, сколько общественных балов проходит в городе за сезон и на скольких из них есть шанс побывать. В итоге, выходила внушительная цифра, которую смело можно было делить пополам, а то и на три, реально оценивая настрой гера Герхарда на всякого рода развлечения и его не любовь к шумным и многолюдным сборищам.       — Какая жалость, что Бергеры нас покинули, — со вздохом произнесла Паулина, сетуя на то, что в их захолустье стало на одно почетное семейство меньше.       — Как Вы правы. Фрау Бергер была такой милой и добропорядочной женщиной. Всегда так скромна и бережлива. Но знала толк в хороших вещах и умела одеваться со вкусом. Как впрочем и ее дочь, светлая ей память, — перекрестилась в чувствах фрау Добош. — Бедная, бедная девочка.       — Ведь Августу так и не нашли.       То ли спросила, то ли утвердила девушка. Портниха покачала головой, вместе с тем складывая платья в аккуратную стопку у себя на столе.       — Нет. Но никто не сомневался еще тогда, что ее постигла незавидная участь. Сам герр Бергер не надеялся, что его любимая дочь жива. Бедняжка скорее всего насмерть замерзла — морозы стояли лютые, а дикие животные сделали свое черное дело.       — Какой ужас! — Паулина взглянула на свою подругу, ища у нее поддержки и соучастия, а заодно принимая из ее рук теплую накидку.       Софи помогла ей, а потом и сама надела пальто.       — И не говорите. Никто не знает какая кого ждет участь, — фрау Добош вышла вперед с намерением проводить своих клиенток, но разговор не прервала. — Вот и герр Бергер продержался недолго, чуть больше года, упокой Господь его душу. Горе убило его, а не слабое здоровье. А достопочтенной фрау Бергер не под силу было справиться одной с таким большим поместьем. Да и ни к чему оно ей теперь.       Все молчаливо с этим согласились.       — Я слышала, что она переехала южнее, к своей сестре, а дом продала.       — Верно. Только именье не продано, а сдано в наем, — при этом на лице Паулины скользнуло что-то наподобие счастливой улыбки, и портниха продолжила. — И, как я слышала, в нем скоро должны поселиться новые жильцы.       — Какая приятная новость! — фройлен Герхард вышла из комнаты и прошествовала к дверям, — И кто же они? Откуда?       — Мне известно только то, что это довольно состоятельный и уважаемый господин с женой и четырьмя детьми.       — Это определенно интригует! Нашему обществу не хватало «новой крови».       Фрау Добош и тут хотела что-то еще добавить, но Софи первой произнесла:       — Думаю, скоро нам станет все известно чуть более подробно. Осталось немного подождать.       Она учтиво поклонилась и взялась за ручку входной двери, заставляя колокольчик звякнуть. Портниха лишь раскланялась в ответ, чуть сердечнее, правда, распрощавшись с Паулиной. А герр Добош помахал им обеим рукой из-за своего прилавка.       Так, обе фройлен оказались на улице, где прохладный осенний воздух заставил девушек плотнее сомкнуть ворот верхней одежды.       — Нужно было послушаться герра Герхарда и взять коляску, — произнесла Софи, выходя на мощеную дорожку. — Наверняка, он уже места себе не находит.       — Право, Софи, мы задержались не более, чем на час, а свежий воздух и длительные прогулки полезны для здоровья, — она тихо рассмеялась и улыбнулась. — Ты ведь сама всегда предпочитала их, нежели соглашалась на то, чтобы Адриан нас довозил до города и обратно.       — Да, я люблю гулять. Но на дворе уже осень, и теперь темнеет гораздо раньше, — Софи перевела взгляд на горизонт. — Смотри, солнце почти скрылось, и к тому времени, когда мы доберемся до дома, уже совсем стемнеет.       — А ты боишься темноты? Или того, что тебя волки съедят по дороге?       — Очень смешно.       Фройлен Брамс покачала головой, а Паулина снова рассмеялась.       — Вот и я о том же. Лесом мы не ходим, поводов замерзнуть до смерти пока нет, ведь снег выпадет в худшем случае только через месяц, а дорогу к дому мы обе найдем и с закрытыми глазами. Не так ли? Не будь такой занудой. Возможно, это последняя наша большая и самостоятельная прогулка в этом году.       Паулина подхватила подругу под руку и прибавила шаг. Софи лишь вздохнула, думая о том, что совсем не возражала бы против вечернего променада и не была столь осторожна, если бы герр Герхард излишне яро не переживал за свое «сокровище», а Герта Герхард, как всегда, во всем не выставила ее виновной.       Но делать было нечего, и обе девушки двинулись в путь, предоставляя вечернему сумраку окутывать их все сильнее.       Миновав короткие городские улочки и пройдя не такое оживленное предместье, они прошли вдоль луга и спустились в лощину, где словно таинственное живое существо тонкой вуалью уже начал расползаться туман. Трава казалась влажной, хоть дождь уже несколько дней не тревожил округу, и цеплялась за подол платьев. Вокруг стояла такая тишина, что даже дыхание казалось издавало больше звуков, чем все остальное. Но Паулина недолго позволила себе молчать, и, конечно же, не преминула вернуться к излюбленной теме.       — А ты знаешь, Софи, что в городе почти каждую неделю устраивают танцы, а не менее одного раза в месяц — общественные балы, на которые собирается довольно приличное общество.       — Мне кажется, ты упоминала об этом не далее, как позавчера, и, быть может, на прошлой неделе.       Паулина пропустила шпильку своей подруги и продолжила:       — Да, возможно, но сейчас я практически получила согласие от папы на посещение хоть одного такого бала.       — Сомневаюсь, что это можно назвать балом. К тому же, зачем тебе выбирать сомнительные увеселения, когда ты будешь официально представлена в местном обществе?       — Все наше, так называемое общество, состоит не более чем из десяти достопочтенных семейств, девять из которых я знаю с самого своего рождения, — она отпустила Софи и повыше подобрала юбку, чтобы удобнее было идти по нескошенной траве. — И если кого-то из них не навестят дальние родственники или друзья, мы так и будем коротать всю зиму в неизменном составе, пересказывая слышанные уже по сто раз истории.       — Разве это плохо? — Софи последовала ее примеру, отстав всего на шаг.       — Это скучно, — выдохнула девушка. — Мы живем здесь словно в клетке из цепи гор, что нас окружают. Даже новости до нас доходят с опозданием. Не говоря уже о том, что мы отстаем от всего остального мира на пару десятков лет, а то и на сотню.       — Ты преувеличиваешь, Паулина.       — Отнюдь. Жизнь в деревне неимоверно скучна, и однажды я мечтаю вырваться отсюда — раз и навсегда.       Переведя дыхание, Софи прибавила шаг и обошла подругу, видя, что уже совсем рядом небольшой холм, вслед за которым непременно последует извилистая дорожка, что приведет их к мосту через реку.       — И как же в этом тебе помогут танцы в городском клубе?       — Говорят, туда иногда заглядывают приезжие господа из соседних городов и даже из самой столицы, что ненароком оказались в нашем захолустье.       Софи обернулась и почти остановилась.       — У тебя опасные мысли и цели.       Но Паулина пожала плечами и поднялась в горочку быстрее компаньонки, дождалась ее и, выдержав несколько секунд, произнесла:       — Я не имею в виду ничего предосудительного. Каждая девушка имеет право на мечту. А желание удачно выйти замуж вполне естественно. Даже для тебя, моя милая скромница. Признайся.       Она улыбнулась и, снова, подобрав подол юбки, стремительно бросилась прочь, как часто делали они в детстве, соревнуясь в том, кто раньше окажется на том берегу. Софи не смогла устоять перед таким вызовом и побежала следом, не надеясь, правда, и здесь быть победителем.       Небо уже потемнело, но земляная тропинка блеклой змейкой вывела девушку к небольшому каменному мостику через узкую, но быстроводную реку. Паулина стояла на середине моста, оперевшись одной рукой на поросшие местами мхом перила. Лицо ее раскраснелось, но румянец шел ей даже больше, чем обворожительная улыбка. Обе девушки поравнялись и дали себе пару секунд, чтобы выровнять дыхание. Но разговор продолжился с того, на чем и был прерван.       — Я никогда всерьез об этом не думала, — ответила Софи на заявление своей подруги. — А путешествовать мне гораздо проще, открыв одну из книг, взятых в библиотеке.       И она не соврала, утаив только причину, о которой сама Паулина не хотела догадываться.       — Ах, Софи, — воскликнула фройлен Герхард, — в этом между нами и есть огромная разница. Ты позволяешь себе довольствоваться лишь тем, что имеешь. А я живу мечтами — теми, что однажды обернуться моей судьбой. Я в этом уверена. И я сама для этого сделаю все возможное. — Паулина отвела взгляд и, отклонившись немного вперед, посмотрела на темные воды, в которых, причудливо искажаясь, появилось ее отражение. — Мне недостаточно того мира, что предстает в воображении. Я хочу видеть его своими собственными глазами. Вот как сейчас — знать, что все реально. Что весь огромный мир действительно существует. Париж, Вена, Лондон с сотнями огней. Бескрайний океан и пески Сахары, что уходят за горизонт. Снежные шапки совсем других гор и непроходимые зеленые джунгли. А еще сотни лиц, что мне незнакомы и никогда не будут.       Второе размытое отражение появилось на гладе воды, а рука Софи легла подруге на плечо.       — Скажи, я слишком многого хочу? — спросила Паулина, глядя вниз.       — Я не знаю, — честно ответила девушка. — Но я не могу не восхищаться твоей решимостью и уверенностью в том, что тебе такое по плечу.       — Спасибо, — тихо поблагодарила ее подруга, а спустя пару секунд добавила уже веселее. — Но это не отменяет того, что я люблю танцевать, а мне того доселе не позволялось. И я намерена воспользоваться любым из выпавших шансов нескучно провести вечер.       — Надеюсь, компания скучной подруги не будет тебе в тягость?       — Большей глупости я в жизни не слышала!       Девушки перекинулись взглядами и продолжили путь по направлению к дому.       Тема, что тревожила фройлен Герхард, на сегодня, видимо, была исчерпана, и каждая из девушек, погрузившись в собственные мысли, тихо брела, забыв о том, что еще недавно они торопились быстрее добраться до поместья. Но ровно в тот момент, когда Софи уже могла разглядеть парковую ограду, Паулина предложила отдохнуть и присесть на удачно расположенную рядом скамью, ссылаясь на то, что ее новые туфли нещадно натерли ноги, и она, определенно, не сможет сделать больше ни единого шага.       — Но ведь осталось всего лишь пару минут, и мы окажемся в тепле и уюте, — пыталась разбудить в своей подруге боевой настрой фройлен Брамс.       Но Паулина была непреклонна. Она демонстративно присела на скамью и расправила юбку. Софи пришлось последовать ее примеру, иначе выразительный взгляд девушки прожег бы ее насквозь. Так они просидели в тишине пару минут, пытаясь наслаждаться спокойствием осеннего вечера.       — Довольно прохладно, тебе не кажется? — поинтересовалась Софи.       — Нет, я не чувствую холода.       — И темно.       — Не настолько, чтобы не найти дорогу к дому.       Софи не знала, какие еще причины могут побудить ее подругу к действию.       — Вот именно, — сказала она чуть громче. — Мы всего в нескольких шагах от ворот, но никто ведь об этом не знает. И с каждой минутой промедления, я уверена, твой отец переживает все больше, а фрау Герхард придумывает разного рода наказания.       — Ты права, Софи, не будем больше заставлять нас ждать. Но прежде, — Паулина начала крутиться вокруг и ощупывать одежду. Она сняла перчатки и извлекла из правого кармана небольшой, свернутый вдвое, листок бумаги. — Вот, держи.       — Что это? — спросила Софи, принимая его.       — Письмо, — как-то затаенно ответила та. — От Штефана.       — От Штефана?! — не удержалась девушка. — Но ведь здесь написано «Клара Юхас»?       — Знаю. Это сделано специально. Штефан прежде уже писал домой, но отец никогда не упоминал об этом, — немного замешкавшись, Паулина продолжила. — Однажды, я, совершенно случайно, обнаружила письмо от брата, которое было даже не распечатано. Я спросила отца, но он рассердился и при мне бросил конверт в камин. Не стоило больше поднимать эту тему, но я не смогла все оставить так, как есть. — Она секунду помолчала. — Я частично запомнила адрес отправителя и, недолго думая, написала Штефану, в надежде, что не ошиблась, и письмо найдет его в том же самом месте, откуда было направлено его. Прошло не меньше полугода, и я почти потеряла надежду. Но несколько дней назад мне пришло послание от Клары — так я попросила Штефана назваться, чтобы не вызвать подозрений папы.       — И ты все это время молчала? — все еще не веря, спросила Софи.       — Я не хотела, чтобы кто-то еще терзался сомнениями и беспочвенными надеждами, если моя затея окажется провалом.       — Как ты только смогла решиться действовать против своего отца?       — Я его любимая дочь, и понадеюсь на снисхождение. Но, — Паулина улыбнулась, — ему вовсе не обязательно знать об этом. Пусть это останется нашей маленькой тайной. Согласна?       — О, конечно же! Ты даже не представляешь как я рада!       — Представляю, ведь ты любишь Штефана не меньше моего. Я в этом уверена.       Паулина коснулась руки Софи, и та ответила ей тем же.       — Я хотела рассказать тебе раньше, но решила, что ты сама должна прочитать письмо.       — Спасибо.       Развернув наконец плотный лист и разобрав первые строки, Софи почувствовала, как слезы застилают ей глаза, а она сама не понимает и половины из того, о чем писал Штефан. Только лишь то, что он не испытывает особой нужды, служба дается ему нелегко, но он рад возможности идти тем путем, что для себя избрал. Что любит всех и по всем скучает, в том числе и по Софи, которой не преминул выделить целый абзац с обращением. На этих словах, она не смогла больше продолжить чтение и позволила себе с минуту не унимать слезы.       Паулина все это время сидела и молчала, лишь сжимая пальцы своей подруги, поддерживая ее и понимая ту палитру чувств, что испытывала и сама накануне. Но когда Софи снова смогла здраво мыслить и привести свое лицо в прежнее состояние, фройлен Герхард первая предложила не откладывать и дальше их возвращение домой. Софи лишь кивнула и поднялась со своего места. Они обменялись понимающими взглядами и улыбнулись друг другу. Софи протянула письмо, отдавая его подруге, но Паулина его не приняла.       — Оставь себе, как память. Уверена, ты захочешь его перечитать с более холодной головой.       Они отошли на несколько шагов, и даже подались немного вправо прежде, чем обнаружилась пропажа.       — Ах, мне кажется я забыла свои перчатки, — всплеснула руками Паулина.       Софи, уже оставив прошлому все задушевные беседы, случившиеся за день, поняла намек подруги и, развернувшись, направилась к тому месту, что они только что покинули. Дойдя до старой скамьи, девушка с удивлением не обнаружила на ней пары прекрасных тонких перчаток. Она обвела взглядом площадку вокруг, посмотрела на землю и уже было собралась присесть, чтобы поглядеть не завалились ли они за сиденье. Но тут Софи вздрогнула от неожиданно прозвучавшего совсем близко голоса.       — Вы что-то потеряли, фройлен?       Она подняла глаза и прямо перед собой увидела высокую мужскую фигуру, окутанную сгущающимися сумерками и черным длинным плащом. Девушка невольно вздрогнула. Незнакомец, что так внезапно ворвался в их уединенный тайный мир буквально выбил почву из-под ног.       — Да… — только и смогла она произнести, смотря снизу вверх в почти неразличимое в темноте лицо незнакомца. Лишь глаза пронзительным взглядом смотрели на нее в ответ, не давая ни вздоху, ни мысли остаться незамеченными.       — Софи, — послышалось впереди. — Ты нашла их?       Другой голос, видимо, привлек внимание мужчины, и прежде, чем Софи сумела что-то произнести, он двинулся мимо нее по направлению к Паулине, оставляя всякий интерес к ее персоне.       Фройлен Герхард, завидев незнакомца ахнула и часто заморгала, поддаваясь вполне обоснованной в данный момент панике, но попыталась сохранять хотя бы видимое спокойствие.       — Прошу прощения, — мягко произнес приятный мужской голос, отдающий манерностью и легким акцентом. — Не это ли Вы, фройлен, изволили потерять?       Как по волшебству, ловким движением рук мужчина извлек из складок своего плаща пропажу.       — Мои перчатки! — излишне взволнованно сказала Паулина, будто то была самая ценная вещь в мире. — Вы так любезны.       Она протянула руку, чтобы забрать их, и на мгновение ее пальцы и пальцы незнакомца соприкоснулись. Девушка смутилась, но продолжила любезно улыбаться.       — Благодарю, герр… — не договорила она, давая повод мужчине представиться.       — Граф фон Кролок, — ответил мужчина.       Одного взгляда, нескольких секунд промедления и этого заявления хватило Паулине, чтобы проникнуться к незнакомцу симпатией.       — Очень приятно, граф. — Она еще пару раз, уже более кокетливо, взмахнула ресницами, помолчала, обдумывая говорить или нет, но все же произнесла. — Паулина Герхард…       Когда Софи опомнилась и подошла к подруге, тот странный мужчина уже распрощался с фройлен Герхард, и девушка могла лишь лицезреть его удаляющуюся фигуру. Она взглянула на Паулину и обнаружила ту румяную и воодушевленную, заподозрив, что впечатлительная девушка осталась приятно удивлена неожиданной встрече.       — Все в порядке? — на всякий случай поинтересовалась Софи.       — Все прекрасно! — радостно заявила Паулина и подхватила подругу под руку. — Разве не здорово, что все обернулась таким образом.       — Ты о чудесном спасении твоих перчаток?       Паулина звонко рассмеялась, возвращая их беседе прежнюю непринужденность.       — Ах, Софи, ты временами бываешь такой забавной. Конечно, некая суть заключается именно в этом, но результатом, в итоге, оказалось новое приятное знакомство.       Девушка остановилась и посмотрела в глаза своей подруге:       — Неужели тот незнакомец имел неосторожность представиться?       — Скорее это вышло само собой, — Паулина увела взгляд. — Я поблагодарила его, он сказал мне свое имя, а я ему свое.       — Но Паулина, то идет в разрез существующих правил. К тому же, мне он показался несколько странным и даже пугающим.       — Не говори глупостей! — отмахнулась от нее фройлен Герхард. — Он довольно мил и определенно обладает светскими манерами. К тому же, он — граф! Разве ты когда-нибудь думала, что вот так случайно можно повстречать настоящего графа?       — Если честно, я правда об этом никогда не думала, — последнее заявление вызвало у Софи некоторые сомнения, но она их оставила при себе. — И все же, в том нет смысла, ибо такого рода знакомство не имеет никакой силы.       — Это неважно, — Паулина, вернув себе бодрость духа и тела, а также потерянные перчатки, уверенно направилась в сторону дома. — Теперь я знаю его имя, а значит можно будет попытаться разузнать откуда столь интересная персона появилась в наших краях и где обитает.       — Почему ты решила, что он не местный?       — Ты меня удивляешь. Ну подумай сама, знаешь ли ты хоть одного графа во всей нашей округе. Я нет. А значит, он остановился у кого-то в гостях, — девушка повела бровью и довольно улыбнулась. — Из чего можно сделать вывод, что он рано или поздно осчастливит местное общество своим присутствием.       — Откуда столько интереса к человеку, что ты созерцала лишь пару минут? — недоумевала Софи.       — Он раззадорил мое любопытство. К тому же… он граф.