В царство рассвета

      Все осталось позади. Дом, школа, люди, потоки недовольных автомобилей — все исчезло, растаяло в розовой дымке. Ушло навсегда, выключив свет в квартире моей души. Ушло по-английски, не попрощавшись и забыв на вешалке шляпу. Ушло.       Солено-сладкий ветер треплет мои непослушные, спутанные волосы, превращая подобие прически в совершеннейшее гнездо. Я с наслаждением вдыхаю этот ветер, чувствую его, соединяюсь с ним. Уже не вязкая кровь, но красный жидкий воздух бежит по моим венам. Уже не мозг, но сознание пульсирует в моей голове. Я — другой. Уже навсегда и бесповоротно. О прости меня, старый мир, что проплывает под килем хрупкого парусника. Прости. Я не захотел губить себя ради твоих сиюминутных прихотей. Я не слился с тобой в бесконечной оргии желаний, не стал питаться заменителями чувств, что ты мне предлагал. Да, это бесспорная наглость, и всякий человек внизу скажет мне это. Но они внизу. А я? А я — здесь. И это, поверь, многое решает.       С веселым хлопанием надувается белый парус, и кажется, что не ветер, но лучи розового солнца мчат наше судно вперед. Над мачтой гордо реет алый стяг, на котором золотом вышито наполовину поднявшееся из-за горизонта солнце. Поскрипывает палуба под ногами, и поворачивается руль, с шипением рассекая волны ветра. Мы летим. Мы плывем? Куда? Прочь! Прочь, вопросы и ответы! Отряси этот прах с твоих ног! Им не место на этом корабле! Только вперед! Не куда и зачем, а как! Радостно и свободно! Ведь только радость и свобода служат ключами в царство рассвета.       Кем я был внизу? Одним из многих. Помню, я очень любил свое серое пальто. Благодаря нему я мог слиться с Городом, полным людских потоков, воды и дыма. Фальшивый я сливался с масштабнейшими декорациями, что воздвигла гордая человеческая воля на этой беспокойной земле. Я был един с Городом. И как мне стыдно за мысли о том, что так и должно быть! Что путь Города есть путь истины и правды! Да как я смел так думать?! Не знаю, попаду ли я теперь в царство рассвета. Но к черту груз прошлого! Свобода и радость — вот что должно сейчас руководить мной. Свобода и радость. Какие простые слова, и как сложно нам обрести их истинный смысл. Большинство проживают целые жизни, но так и не находят его. А я? Я — нашел. В неполные семнадцать лет я нашел смысл этих слов на старой палубе «Рассветной Чайки», на отделанном медью штурвале, на алом стяге с желтым солнцем. И я счастлив. Да, мне холодно, и ветер иногда больно бьет меня по щекам. Да, я ничего не вижу от ослепительных лучей поднимающегося солнца. Но даже в минуты полной слепоты и глухоты я счастлив, каким никогда не был в Городе, будучи зрячим и слышащим. Забавно, правда? Нет, все-таки невозможно не вспоминать о прошлом на пути к рассвету. Без прошлого нет будущего, говорили нам. Что ж, если ради царства рассвета мне суждено было пройти Город и его тихие, маленькие ужасы, то я склонен согласиться с этим постулатом.       Бей, ветер, сильнее! Рей, гордое знамя рассвета! Прощай, Город, прощайте, Власти, прощайте, смиренные жители серого человейника! Пусть корабль в это мгновение рассыпется на тысячу частей, пусть в конце концов я стану пеплом или кровавой пылью! Мне плевать! Смерть лучше той жизни, что предлагает нам Город. Гордые скажут, что он погряз во грехе, а я скажу, что он погряз сам в себе. Город — эта самолюбование, это зацикленность. Кто-то лелеет себя, кто-то бичует, но все они одинаково горды. И нет разницы, как именно. Гордыня — это глефа, копье о двух концах. Кто вообще придумал соединять в героях книг гордость и свободу? Свобода по определению не может быть горда. Свобода быть гордым — это свобода выбирать между колодками и кандалами. Нет, только через самоотречение мы становимся свободными. Да простят меня ветер и солнце за то, что я, юнец, позволяю себе так вольно рассуждать о бессмертных философских категориях. Я свободен, хоть я слился с этими ветрами, с этим кораблем, с этим солнцем, что так дразнит и манит меня.       Поток ветра с силой бьет в корму, и мне приходится взяться за штурвал, чтобы не выправить корабль на нужный курс. На восток, только на восток! Чайки, альбатросы и журавли! Я — ваш, я свой, я поведу вас на восток. Я стану во главе косяка, создавая воздушный поток, что понесет всех нас в царство рассвета! О, птицы! Единственные жители бессметного Города, не принадлежащие ему в полной мере! Как я грезил, как я мечтал быть вами! Из Города нельзя выехать или выбежать. Лишь полет открывает дверь к радости и свободе. Какая ирония — люди, венцы творения лишены крыльев. У Бога определенно есть чувство юмора, причем чувство черное, полное искаженных хохотом сатанинских гримас. Но мне снова плевать! Бог не человек, и не станет он требовать от меня раболепия и почитания! Если он есть — уверен, сейчас он мной гордится. И будь я проклят, он гордился бы, даже если его не было! О, проклятый Город! Даже Бога ты сумел очеловечить! Как хочется мне быть не капитаном парусника, но бурей, громом и молнией поражать тебя, нечестивый Город! Как я жажду этого! Впрочем, нет, да простит меня рассвет. Не жажду, ибо тогда я снова вернусь к тебе, пусть и облаком ненависти, но вернусь. Не вернусь. Прощай, гудбай, ауффидерзеен и адьос, на тысячах тысяч языков! Никогда больше! Nevermore!       Но что это? Облака наливаются свинцом, свет солнца из розового становится белым, а парус безвольно повисает, словно простыня на веревке. Затишье перед бурей? Видимо, оно. На мгновение меня охватывает страх, но только на мгновение. Я не сдамся! Тысяча чертей, я капитан «Рассветной Чайки»! Буря не страшна мне! Мне страшен только Город. Был страшен, но теперь его нет! А что там, впереди? Неужели смерч? И верно, черная воронка с утробным урчанием всасывает в себя бывший недавно розовым мир. Вперед, мое верное корыто! Мы пролетим над ним, мы вырвемся! Царство рассвета ждет нас! Ура-а-а!       Скрипит мачта, в панике бьется о корму руль. Ветер, стихший на считанные мгновения, с удесятеренной силой налетает на нас, бесчеловечно избивая, но мои ноги будто приросли к палубе. О нет, флаг! Оторванный порывом ветра, он улетает назад! Он вернется в Город. Как мне жаль его, о, как жаль! Но время забыть других ради царства рассвета! Время сражаться со смерчем! Вперед! На восток!       Черная ревущай воронка совсем близко. Корабль накреняется, нас начинает засасывать, но я не теряю веры в наши силы! Это только начало нашей борьбы, клянусь! Мы еще схватимся в полную силу. Вперед, «Рассветная Чайка»! Вырви нас из холодных объятий тьмы. О, проклятый Город! Я уверен, это ты послал за нами этот смерч! Но я не дамся ни ему, ни тебе! Тысяча чертей! Две тысячи чертей! Я уже заправский морской волк, что мне какие-то смерчи! Но что это там трещит?       Охваченный предвкушением великой борьбы, я забыл свернуть парус, и черный смерч посылает в него порыв ветра. Порыв ветра, который отрывает мачту с мясом и уносит ее в черный зев беснующегося воздуха. А вместе с мачтой рассыпается и гордая «Рассветная Чайка», что так и не смогла доставить меня в царство рассвета… Прощай. И снова здравствуй, Город.              Я с трудом открываю свинцовые веки. Сквозь замызганные шторы пробивается противный белый свет. Солнце. Значит, уже утро, и мне придется встать. Проклятье. Я мог бы быть в царстве рассвета, но лежу на грязной кровати под дырявым одеялом, продрогший и жалкий, словно мокрая крыша. Где они? Слава Богу, они здесь. Мои мечты, мои видения, мое все. Лежат на тумбочке, белые и круглые. К черту, сегодня позволю себе лишнюю горсть. К черту все, я хочу спать.       Но скрип двери останавливает руку, тянущуюся за мечтой. В комнату заваливается быдло. Быдло, носящее гордое имя отца.       - В школу идешь, ублюдок? - пытаясь быть грозным, спрашивает он.       Я со стоном встаю, опуская ноги на истасканный пол.       - Иду, папа.