My little Madness

Серебряные бабочки как кроток их нрав и мягок характер, не ведали печалей, тревог и кошмаров, от этого его черное сердце наполнялось ненавистью пред ними. Но дар Червя бесценен, как можно пренебрегать последней памятью о добром старом друге? И сколь уж минуло годов сиротка жива и в жутком цирке как цветок на поле боя. Жизнь сиротки с мертвыми крыльями тяжела. Ее тонкие детские ручки едва поднимают тяжелый мешок с кормом для мрачных скакунов или ящики с реквизитом примы, крохотные ножки путаются в собственных крыльях и, малютка неизменно падает на землю, поднимая облако пыли над собой. Чудо, что благовонии Божественной не пострадали, стоящему неподалеку Брумму только остается, что сокрушенно качать головой, подойти к опечаленной малютки и заботливо поставить ее на ноги. — Серебрянка, — добрый жук старательно отряхнул малютку от пыли, бабочка едва сдерживала слезы, просившие выхода, она так устала, измучена, но с упрямством не свойственном её роду, продолжает выполнять поручения примы, Брумм лишь качает головой и стирает с ее личика пыль и крупинки корма, — Ты не ушиблась? — Н… нет, — Серебрянка сильнее прижала к груди коробку со склянками и ароматными смесями, стыдясь поднять взгляд, — Нет, — чуть тверже повторила малышка, — Мне надо к Божественной. — Ну беги, только будь осторожней, — музыкант пригладил растрепанные волосы крохи и отошел в сторону, давая ей проход, бабочка лишь задумчиво кивнула и поспешила в шатер Божественной, но у самого входа обернулась, лишь изредка поглядывая на самый большой шатер, стоящий ровно посередине, — Брумм, а… м-маэстро отдыхает? — Маэстро набирается сил перед представлением, — утвердительно кивнул жук, бабочка опустила глаза, прижимая к себе ношу, словно она была надежнее самого крепкого щита и нырнула в обитель Божественной. Прима прекрасна как и всегда, наносила финальные штрихи перед ее выходом в свет, Серебрянка скромно переминалась с ноги на ногу, внимательно следя за каждым движением примы, как она хотела быть на нее похожей. Быть хоть чуточку такой же красивой. Величественной и восхитительной. Сверкать как самый прекрасный драгоценный камень! — О! Моя маленькая бабочка, — отражение Божественной в огромном зеркале подарило сиротке лучезарную улыбку, от которой сводило дыхание, малютка кратко кивнула и нерешительно зашла в глубь обители ее опекунши, — Обрадуй меня, малышка, скажи, что принесла их?! — К… конечно я принесла все что вы просили, — сиротка поставила на столик набор склянок в деревянной резной шкатулке, — И на сегодня даже ничего не разбила, — незаметно она потерла ушибленное место, отзывающееся глухой болью. — Делаешь успехи, маленький цветочек, ну же… не томи, дорогая. Открывай! — от нетерпения прима даже сглотнула, желая почувствовать этот аромат, — Ну же! Скорее! Я хочу чувствовать аромат оваций и восхищения! Успеха! Бабочка незамедлительно открыла резную крышку и аккуратно достала первый флакон из тонкого стекла с нежно-розовой эссенцией внутри, как только откупорилась крышка, комнату наполнил чарующе сладкий аромат цветов с горькой ноткой трав и ягод, малышка вдохнула полной грудью головокружительный аромат — этот аромат Божественная называла запахом триумфа! Горьковато-сладкий запах победы. Пока жучиха удовлетворенно урчала, погружаясь в легкую дрему, Серебрянка снимала увядающие украшения и развешивала на их места новые, взбивала подушки и заполняла опустевшие баночки костяной пылью, от которой лицо становилось белее снега. Перебирала шкатулочки и коробочки, в которых Божественная хранила разнообразные сувениры, которые она собирала из каждого посещенного королевства… зачастую это были остатки несчастных воздыхателей. Вот хитиновое крылышко, вот затвердевшая миниатюрная паучья лапка, а вот и жало шершня, не потерявшее за долгие годы остроту, о нем прима чаще всего вспоминает темными долгими вечерами. Бабочка опасливо посмотрела в сторону наставницы, содрогаясь от одной мысли, что и ее могут с такой же легкостью проглотить, если она сделает что-то не так и опечалит приму. Отложив коробочки с… сувенирами, малютка-бабочка тихонько выскользнула из шатра Божественной, до представления еще много времени, Маэстро отдыхает… при въезде в город, малышка видела прекрасную полянку с белоснежными цветами, когда повозки заезжали в город, маэстро отдыхал и наверняка не видел их чарующей красоты. Если она соберет немного цветов для него, то ей разрешат хоть немного посмотреть на представление? При свете луны цветы мерцали белым светом, от чего казалось, что полянка сияет сродни небесному светилу. Малютка-бабочка села на колени и аккуратно срезала маленьким гвоздиком тоненькие стебельки, лишь изредка она отрывалась от своего занятия и вдыхала аромат цветов. Легкий, едва уловимый, такой нежный… Маэстро они должны понравится! Бабочка так увлеклась своим занятием, что не заметила, как за ней наблюдает кто-то. Два огромных полыхающих алым пламенем глаза неотрывно следили за крохой, тоненькие черные крылышки чуть подрагивали от нетерпения, а тельце раздувалось словно шарик, стараясь сделать малыша как можно больше и страшнее. — П… привет, — собрав букетик, Серебрянка спрятала гвоздик и поднялась на ноги, малыш сидел недалеко от нее на валуне и пристально следил за каждым движением бабочки из плотно сомкнутой челюсти раздалось тихое шипение, которое нарастало и нарастало, затем малыш распахнул пасть и из нее вырвался небольшой огонек. Затем еще… и еще. Малыш шипел, клацал зубами и стрелял рядом с малюткой, прогоняя ее прочь от залитой серебристым светом полянки. За что он был с ней так жесток? Серебрянка не знала, лишь бежала без оглядки, прижимая цветы. Спящие мертвым сном крылья развивались словно плащ и вновь малышка, случайно наступила на собственное крыло и, запутавшись в нем, упала навзничь на землю. — Бог ты мой, Брянка, ты не ушиблась? — заботливый и добрый Брумм поднял малютку-бабочку и вновь отряхнул ее от дорожной пыли, — Куда ты убежала? Забыла? Тебе нельзя далеко уходить от цирка, — жук крепко обнял кроху, ей лишь оставалось надеяться, что цветы не сильно помялись и их можно будет подарить маэстро. — Все хорошо Брумм, я просто хотела собрать немного цветов, чтобы украсить зал Маэстро. — Малышка, лучше подари эти цветы Божественной, ты же знаешь, она любит цветы. — Но я… хотела посмотреть хоть одним глазком, я никому не помешаю, меня даже не заметят! — Ты же знаешь правила, — попытался возразить он, но как можно возразить этим ярким, чудесным, словно звездочки, глазам, малышка трогательно сложила ручки в молитвенном жесте и с печалью смотрела на музыканта. Броня грозного Брумма трескалась, он качал головой, стараясь оставаться непреклонным, но противиться чарам этой малышки он был не в силах. — Хорошо, — не веря, что произносит это, он закрыл глаза и качал головой, если Гримм узнает, не сносить им головы, — Но только будь тише травы, маэстро придет в ярость, если ритуал сорвется. — Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо! — Серебрянка от счастья крепко обняла Брумма, не веря своему счастью, и юркой стрелой побежала в шатер. Она увидит танец маэстро! От этой мысли маленькое сердечко билось так быстро, что вот-вот вырвется из груди и улетит. Сжав пальцами крылья от нетерпения, а свободной рукой прижимая цветы к груди, она бежала так быстро, как только могла, чтобы найти укромный уголок и спрятаться. Забавно путь оказался таким коротким, но ей казалось, что бежала целую вечность. Скоро начнется представление, факелы заполыхали алым пламенем и слышались шаги званого гостя, малышка заметалась не знаю куда бежать, куда спрятаться, ведь если обнаружат… то не сносить ей головы. И тут, словно кто-то услышал ее мольбу, заметила малышка небольшое оконце под сценой. Как она ее сразу не заметила? Нырнув в укромное местечко, Серебрянка едва успела перевести дух, как на сцену вышел гость маэстро — величественный могучий шершень, чей гвоздь был под стать хозяину по росту и величию, страшное оружие сверкало кроваво-красным переливом и лениво покачивалось в такт движению хозяина. Вокруг гостя игриво кружился маленький жучок, тот самый, что повстречался ей на полянке, но сейчас он вел себя более дружелюбно кружился, урчал и пищал от ликования словно маленький ребенок. Сцену наполнил красный туман, два ярких пламени кружились пока не соединились воедино, барабанная дробь. Хлопок! И вот он. Прекрасен, жесток, мудр и таинственен. Воистину нет более достойного создания на роль маэстро мрачной группы чем Гримм. — Прекрасно, друг мой, ты славно постарался иного ждать я и не мог. Уже и воздух замер в нетерпении, — маэстро обвел взглядом сцену, Серебрянка едва успела пригнуться, чтобы не попасться ему на глаза. Но шершень лишь повел плечом, не внемля речам своего соперника, он обнажил оружие и бросился в атаку, но успел лишь чудом задеть крыло маэстро и до недавнего времени спокойный хозяин сцены пришел в неистовый гнев. Воздух задрожал от его яростного рева, опешил грозный шершень и замерла малютка бабочка, прижав крохотные ладошки ко рту, чтобы не закричать от неожиданности. Маэстро двигался так плавно, то разрывал воздух не хуже лезвие гвоздя, припадал к земле, из земли подобно деревьям вздымались вверх острые пики, взращенные маэстро. Гримм неумолим, безжалостен, жесток и прекрасен. Действительно подобен танцу был их бой. Боялась бабочка моргнуть и упустить хоть одно мгновение, чудесный выпад или полет огненных жуков. Забыла, как дышать. Ее сердце замирало всякий раз, как только гвоздь бил по маэстро, уж не осталось сил смотреть, глаза слезились, малышка зажмурилась лишь на миг… и стихло все. Погасло пламя. И музыка умолкла вдруг. Воцарилась тишина. Малютка бабочка не могла заставить себя открыть глаза, страшась увидеть поверженного маэстро. — Открой глаза, дитя, — раздался отовсюду голос, холодный и колючий, сравнимый лишь с дикими ветрами, сиротка собрала остатки мужества в крошечные кулачки и распахнула очи. Сцена. Она выглядела совсем иначе, пол устлан был подушками, Серебрянка стояла ровно в центре сцены, окруженная подушками, с бескрайнего потолка свисали алые ткани и что-то равномерно билось, словно сердце. Повсюду горели алым пламенем лампы, но источника голоса нигде не было, хоть тут и невозможно спрятаться. Смешно. Уж точно не ему прятаться, подобно маленькому детенышу. Это от него все забиваются в укромные места, стоит лишь краем глаза узреть лишь край его крыла, что полыхает алым пламенем кошмаров, взоры кроваво-красных очей, что убивает любые грезы, превращал серебряное сияние в кроваво-красные кошмары. Но крошечная бабочка не страшилась, как только ее глаза столкнулись с пламенем кровавых омутов, она лишь тихо ойкнула, запнувшись о подушку и вновь упала, запутавшись в собственных крыльях. — Ой, — тут же спохватилась кроха и присела в реверансе, высокий жук в алых полыхающих одеждах удостоил краткого кивка, — А… вы не подскажите, где я? И как я здесь оказалась? Король Кошмаров оглядел свои владения отрешенным взглядом, а затем вновь посмотрел на маленькую гостью. Бабочка с серебряными крыльями, не ведая кто сейчас стоит перед ней так беззаботно любовалась им, осмеливаясь сравнивать с маэстро Гриммом. — А вы не знаете маэстро Гримма? У него было выступление, и я… — Серебрянка тут же спохватилась и опустила глаза, стыдясь своего поступка, Хозяин Ужасов чуть позабавило смущение малютки-гостьи, потешила она его своим безрассудством и смелостью, потешила и мучительными угрызениями совести, что съедали несчастную изнутри. Как трогательно сжимала пальцами тоненькие стебельки увядающих цветов. — Я… переживаю за маэстро, с ним все будет хорошо? — тоненькое хрупкое тельце покрывало алое пламя страха, маленькая бабочка боится за Хозяина Кошмаров, кто же мог предположить подобное? Последняя шутка его старого друга. Ох милый Черв предвидел ли ты это? В конце концов, малышка-бабочка порой напоминала ему старого друга… а может Белую Леди? Король Кошмаров поймал печальный взор, как ожидала от него хоть слова маленькая сиротка, страшась при этом страшного финала. — Цветы завяли, а я так хотела порадовать маэстро, — с грустью тронув помятые лепестки белых цветов, бабочка опустила голову, все ее труды напрасны, Король Кошмаров сделал шаг вперед и протянул ей руку, словно ожидая, сиротка замерла, огромные глаза не мигая смотрели на протянутую руку и нерешительно она вложила букет цветов в его ладонь. Чуть нежные лепестки коснулись красной кожи, заполыхали бутоны алым пламенем, жук развел руки в стороны и в каждой ладони осталось по огненному шарику, струилось пламя вдоль изящных длинных пальцев, то затухало, то разгоралось вновь и бабочка не в силах взгляда отвести от неожиданного представления. Пламя соединилось воедино и взорвалось на множество ярких огоньков, в руках Хозяина Кошмаров сверкала брошь в виде цветка. Прощальный подарок матери любимой нерожденной дочери, он хранил его пока не придет время и сегодня час настал. Покуда малютка ликовала от восхищения представлением, маэстро скрепил ее мертвые крылья брошью и невесомо пригладил растрепанные волосы, чуть задевая тоненькие усики на голове.