My little Madness

Сияние повержена, она заточена в рыцаре бездны — идеальном творении Бледного короля, многовековая тирания и угнетение жуков окончена, но какой ценой? Бледный король стоял на руинах некогда красивого города серебряных бабочек, от серебристых домов остались дотлевающие черные руины, прекрасные утонченные создания с отливающими серебром при тусклом свете луны крыльями лежали под завалами бездыханные и почерневшие от губительного света. В этом месте больше не будут петь песни и восславлять мудрого правителя, здесь отныне царит лишь тишина и тихий вой ветра. Помимо белоснежного червя в мертвом городе черной тенью шел его союзник и… Бледный король даже иногда мог назвать его «другом» — Мрачный Гримм, его полыхающий алым пламенем кошмаров взор смотрел на мертвый город, прекрасная декорация для его новой постановки думал хозяин жуткой труппы, его черное сердце не испытывало даже капли жалости к прерванным судьбам. — Победа. Ты во славу постарался милый Черв, ты сумел одолеть Сияние и навеки заточить ее в свое, несомненно, великое творение, — тихий шелест ветра, рычание голодного зверя в бесконечной бездне таким был голос Гримма, даже его сородичи испытывали страх и трепет перед ним опасным и жестким, мрачный спутник поклонился королю, но тот лишь горестно покачал головой, опускаясь на колени перед иссушенным телом молодой бабочки. Несчастная женщина прижимала к своей груди самое драгоценное, что у нее было — завернутый в искусно вышитую пеленку кокон. — Но какой ценой, — монарх бережно взял в руки еще теплый сверток и осторожно высвободил из плена мертвых рук, но мать даже после смерти не могла так просто расстаться со своим драгоценным ребенком, с хрустом ее руки потрескались и оторвались от тела, продолжая сжимать когда-то утонченными тонкими кистями свою драгоценность. — Бедное дитя, оно еще не успело вкусить сладкий нектар жизни как ее возжелала забрать черная бездна, — в голосе Гримма не было даже капли сострадания, напротив, в его спокойном вежливом тоне промелькнула тень ехидства, Черв мягко освободил кокон от плена материнских рук и прижался ухом к маленькому тельцу, его огромные черные глаза распахнулись в изумлении, внутри все еще билось маленькое сердце не желая покидать этот мир. — Он жив, — Бледный король медленно поднялся с колен, лицо Гримма перекосила гримаса неприязни от вида маленького кокона в руках монарха, а когда Черв подошел совсем близком и протянул ему это, то маэстро даже отшатнулся от кокона, словно от яркого света. — Не смей! — Ему нужна семья. — Вот и играй в добродетель, я не союзник тебе в этом… я — Кошмар, Тьма. В моей труппе царит тьма и ужас, этой… твари не место там. Не смей заставлять меня становиться нянькой этому существу. Посмотри на него, — Гримм указал на тонкие черные полосы, идущие по одной стороне кокона, словно черная река на белоснежном снегу, — Сосуд треснут и вполне возможно он родится дефектным. — Он беззащитен и слаб, тебе по силу дать ему приют, а Божественная может дать ему материнскую любовь, которой будет малышу не хватать. — Милосердие… — ядовито сплюнул маэстро, его глаза полыхали от гнева, а черный плащ отливал алым переливом, предупреждая, что собеседник уже преисполнен гнева и не побоится могущественного Червя, — Милосерднее убить его, прекратить страдание еще в начале акта его жизни, закрыть занавес и объявить о конце. — Мы не вправе прерывать жизнь невинного, кто мы такие, чтобы решать жить ему или умереть? — теперь настала очередь гневу великого Червя, монарх прижал хрупкий кокон к груди и поправил брошь, скрепляющую узорчатую пеленку, — Ему нужен дом, нужна семья, я не могу дать ему это… на моих плечах слишком велик груз ответственности за создание полых. — Ты слишком мягкосердечен, друг мой, это погубит тебя рано или поздно. Их спор прервал тихий хруст, по защитной оболочке прошлась тонкой змейкой трещина, из нее выглянула слабенькая тонкая ручка, от прикосновения холодного ветра к чувствительной тонкой коже малыш вернул руку обратно под защитный купол кокона, холод внешнего мира сильно напугал новорожденного, но все же любопытство взяло верх и на свет показалась милая головушка с огромными ясными глазами, создание потрясающей красоты смотрело на двух совершенно противоположных взрослых мрачного и черного Гримма и белоснежного венценосного Червя, тонкая оболочка кокона рассыпалась, в руках монарха лежала маленькая напуганная бабочка с тонкими тусклыми крыльями, вопреки их ожиданиям на свет появилась маленькая прекрасная девочка. Если глаза чудесного создания были источником не иссекаемой жизни, то источник ее крыльев осушен, они безвольно свисали подобно ткани, малышка потянулась ручкой к маэстро желая прикоснуться к его черному плащу. — Она сделала выбор за тебя мой друг, — с нескрываемым смехом в голосе ответил Бледный король, малышка заворожено тянулась к кроваво-красному пламени исходящему от мрачного создания, монарх вложил в руки друга радостно пищащую малышку, — Быть может, она принесет немного мира в твое сердце. — Не шути со мной старый друг, — от тихого рычания глаза маленькой бабочки наполнились слезами, малютка сжалась, словно ее собирались съесть, и с неприкрытым страхом смотрела на мрачного маэстро в надежде, что он сжалится над несчастной сиротой и не будет ее убивать, — Только из-за нашей старой дружбы я сохраню этому созданию жизнь. Жизнь в цирковой труппе тяжела, особенно когда ты никому не нужная сирота с мертвыми крыльями, малышку маэстро отдал Божественной, ему не было дело до несчастной сироты, но превосходя восхищенный вздох вечно голодной жучихе о новом вкусном даре, он добавил, что это существо теперь часть его труппы, хочет он этого или нет, но никто не смеет причинять бабочке вред, а уж тем более есть. Конечно, прекрасная жучиха сразу потеряла к малышке интерес, но все ж не смогла остаться в стороне, маленькая бабочка была на редкость красивой, хоть с детской угловатостью и неуклюжестью, как любая ценительница прекрасного Божественной захотелось сделать из хрупкого нестоящего даже одного гео дара настоящее сокровище! К этой интересной задаче подключился и Брумм, огромный увалень полюбил малютку всем сердцем, когда малышка плакала, он играл ей свои любимые песни, он обучил ее всему чему умел: играть на музыкальных инструментах, жонглировать, даже кидать ножи. А Божественная открыла в малютке превосходный музыкальный слух и красивый голос, бабочка любила петь и с удовольствием учила новые песенки. Она могла сказать, что была счастливее всех на свете, у нее есть теплый дом и любящая семья, но кое-что тяготило маленькое сердце серебрянокрылой бабочки, маэстро никогда не смотрел на самого маленького и юного члена труппы, он редко ее хвалил, можно сказать никогда, а если бабочка с чем-то не справлялась, то глаза маэстро горели страшным алым пламенем, а комнату наполнял жуткий рык, от которого кровь стыла в жилах и на глазах выступали слезы. Как ни старалась бабочка, сколько бы не работала, маэстро всегда был молчалив и холоден, словно она была самой огромной обузой в его труппе. В деревеньке Дертмауф было тихо, лишь угрюмый старейшина, недовольно смотрящий гостям в след, забавный жучок, вызвавший на дуэль Брумма, он даже ударил своим деревянным мечом одного из мрачных скакунов, за что едва не лишился головы, на яростный рев из центрального шатра выбежала молодая девушка из рода бабочек и едва успела схватить разъяренного жука, крепко обнимая его за шею. — Тише, тише дружок, все хорошо, — бабочка прижалась лицом к морде скакуна и ласково провела ладонью вдоль его шее, мурлыча тихую колыбельную, ее песня была о бескрайнем небе, серебряной луне и ее детях озорных звездочках, тихая чарующая магия ее голоса окутывала разъяренного зверя, гнев отступал, его сменила приятная слабость и умиротворение, мрачный скакун прижался мордой к молодой циркачке и закрыл глаза. Когда от гнева не осталось и следа, скакун удовлетворенно урчал, а наглеца и след простыл, Серебрянка поправила кристальную брошь в виде цветка, скрепляющую ее крылья, и наполнила их кормушку свежим кормом, больше всего ей нравилось ухаживать за мрачными скакунами, хотя первое время они то и дело норовили укусить ее за крылья. — Серебрянка… тебя маэстро зовет, — Брумм выглядел немного взволнованным, то и дело оглядывался назад, нервно сжимал свою гармонь, бабочка взволнованно посмотрела в глубь шатра, маэстро редко звал ее к себе, в основном, если она вновь что-то сделала не так, но сейчас скакуны были сыты и довольны, обитель Божественной чиста и благоухает свежими благовониями все готово к предстоящему мероприятию. Причин для гнева маэстро Гримма не было… видимых причин, нервно сжав свои крылья, бабочка тихо вернулась во мрак шатра, с каждым сделанным шагом ее сердце ударяло о грудную клетку все сильнее, страшно хотелось убежать и спрятаться, но это лишь усугубит положение. Главная сцена, как и всегда, была опрятна, чиста и погружена во мрак, сейчас партер был пуст, но Серебрянка могла поклясться, что чувствовала взгляды мрачных учеников направленных в ее сторону, когда бабочка нерешительно ступила на сцену, вокруг нее зажглись фонари алого цвета, из глубин оркестровой ямы раздалась барабанная дробь, а помещение окутали клубы алого дыма, когда два алых фонаря слились воедино и замерли, произошла вспышка перед бабочкой появился он. Маэстро мрачной труппы Гримм во всей своей красе, даже сейчас, когда она стала взрослой, то чувствовала себя ничтожно маленькой и хрупкой рядом с таким великолепным созданием ночи. Маэстро стоял спиной к ней, молодая циркачка восхищенно аплодировала его эффектному появлению и учтиво поклонилась. — Все ли готово к прибытию нашего гостя? — его тихий голос бескрайней бездны окутывал помещение подобно алому дыму, окруженный светами софитов, маэстро выглядел как никогда внушающее. Серебрянка восхищенно смотрела на Гримма, с детства считая его самым совершенным созданием сильным, мудрым, таинственным, словно непроглядная тьма. — Д… да маэстро, мрачные скакуны сыты и довольны, все знают свои роль в представлении… — А ты знаешь свою роль? — маэстро обернулся в ее сторону, смерив хрупкую девушку взором алых очей, Серебрянка чуть вздрогнула и медленно кивнула. — Сидеть тихо в шатре и никуда не выходить, чтобы не мешать представлению, — ее тихий едва уловимый шепот дошел до ушей маэстро, Гримм удовлетворенно кивнул и полностью повернулся лицом к сироте. Он видел как потухли в разочаровании ее глаза, ей хотелось исследовать город, поговорить с местными жителями, узнать что-то новое, но вновь слышит одно и тоже. Из раза в раз. — Ты как и любой член моей труппы очень важный элемент в ритуале, — его голос лишь чуть потеплел, но даже это заставило Серебрянку вздрогнуть и поднять глаза не веря, что маэстро обращается к ней больше двух привычных фраз, — Тем более, что последний твой поход окончился плачевно, — плащ мягко струился вдоль высокого жука, приблизившись к молодой бабочке, Гримм взял ее руку в свою, осматривая шрамы от копья богомола, полученные в прошлый раз. — Я понимаю, — тихо согласилась она, сжимая свободной рукой брошь, маэстро не спешил отпускать девичью руку, он долго и внимательно осматривал последствия ее безрассудства, словно пытался найти что-то новое, алые глаза чуть сверкнули, подмечая что-то, и Гримм медленно разжал ладонь, предоставляя ей свободу. — Твои крылья мертвы, тело хрупкое, а голова заполнена глупыми мыслями, как последнему представителю своего вида, я не советую тебе пробовать на вкус внешний мир. Не разменивай дар, который тебе любезно подарил Бледный Король, на глупую блажь. Ступай, скоро начнется представление. Серебрянка смиренно поклонилась Гримму и поспешила в покои Божественной, сопровождаемая холодным взглядом кроваво-красных очей.  — Сегодня ты особенно печальна моя дорогая, — Божественная как всегда лучилась и была бесподобна, ее розовая меховая шаль так подчеркивала цвет лица, — На улице прекрасная погода, ко мне приходил такой милый малыш с такими вкусными ароматными дарами. Милый маленький малыш, только очень жадный, — жучиха надула пухлые губы, показывая свое недовольство, — Он такой жадный, что заплатил мне гео лишь бы я вернула ему дар. — Божественная, скажите, я ведь обуза для маэстро? — украсив обитель цветами, Серебрянка села прямо на пол, ее безжизненные крылья образовали чудесный серебряный плащ, слегка мерцающий от висящего фонаря с алым пламенем, прима цирка чуть нахмурилась, ей не понравился вопрос маленькой бабочки, и недовольно цокнула языком. — Тебе бы стоило отрезать язык за подобные слова, если маэстро узнает о твоих мыслях, то он, не раздумывая, сожжет тебя в алом пламени, — жучиха поправила пушистую шаль на шее, наслаждаясь ее мягкостью, Божественная всегда так делала когда злилась это ее успокаивало, — Ты — дар Червя, последняя из рода, маэстро очень дорожит тобой. А после твоей выходки на песчаных землях, я думала, запрет тебя в кошмарах и будешь вечно там сидеть. При упоминании песчаных землях, Серебрянка сжала руку, стараясь унять боль шрама, иногда в моменты сильного стресса он чувствовала обжигающее лезвие копья богомола на своей коже словно он только что нанес ей эту рану. Тогда маэстро рассвирепел и его гневу не было предела, он уничтожил посмевшего напасть на члена его труппы, при этом едва не сорвав представление. — Подумай лучше, милая крошка, — укутывая бабочку в теплый плед, мягко продолжила прима, — Стал бы маэстро рисковать всем ради «обузы»? Ритуал очень важен для него, я бы сказала жизненно важен. Не забивай свою прелестную головушку ерундой и поменяй мне благовонии, я хочу чувствовать запах оваций и восхищения в гримерной! Брумм был вторым ее другом, жуком, которому бабочка полностью доверяла, поэтому, когда он взял ее за руку, сказав, что хочешь показать одно замечательное место, чтобы она смогла собрать нитей для создания шали, Серебрянка хоть и с огромным сомнением и страхом нарушить приказ маэстро, но все ж согласилась идти. Место, окутанное нитями паутины, ей не нравилось, в воздухе витал запах печали, скорби и смерти, как можно ближе бабочка шла рядом с другом и сжимала его руку, боясь потеряться в этом нескончаемом лабиринте из нитей. — Маэстро будет в гневе, когда узнает, что мы ушли так далеко, — тихо произнесла бабочка, Брумм молча кивнул, он был необычайно тих, мрачные думы одолевали его, она это чувствовала, а еще ее пугал блеск его черных глаз, словно он что-то задумал. Когда Брумм привел ее в пещеру наполненную коконами жуков, Серебрянка испугалась молчаливый и угрюмый Брумм пугал ее сильнее странных шорохов и звуков населяющих это место, шрам на руке ныл, она сжала свою руку, кутаясь в безвольно висящих серебряных крыльях.  — Мне страшно, Брумм, я не хочу тут быть… я сделаю из другого материала шаль для Божественной, прошу тебя давай вернемся обратно. — Послушай Серебрянка, — жук вонзил посох с горящим алым пламенем в землю и бережно сжал ее тонкие ручки, призывая к спокойствию, — Пока я здесь тебе ничего не угрожает. Скоро сюда явится гость маэстро, мне будет намного спокойней от мысли, что ты в безопасности со мной здесь. — В безопасности… мы будем в безопасности когда мы вернемся в наш шатер, — бабочка тщетно пыталась образумить друга, умоляя вернуться, она клялась, что сохранит в тайне их небольшой поход, если маэстро узнает, то возьмет всю вину на себя, но жук был непреклонен, он лишь поправил на ее крыльях брошь и тяжело опустился на землю, ожидая гостя. И он не заставил себя ждать, маленький гость имел поразительную схожесть с тем жучком, посмевшим ударить мрачного скакуна, но с настоящим мечом-гвоздем, вокруг малыша крутилось существо похожее на маэстро Гримма, только маленькое еще совсем детеныш. Крохотное создание покинуло Полого рыцаря и закружилось вокруг серебрянокрылой бабочки, Серебрянка чуть улыбнулась мрачному малышу и протянула вперед руки, позволяя ему опуститься в ее ладоши. Маленькая копия Гримма моргнула черными глазами и подалась вперед, вдыхая запах исходящий из ее шрама, малыш тихо заурчал и потерся мордочкой о ее рану, взмахивая крыльями. Отчего-то с каждым новым ритуалом, новое мрачное дитя все добрее и теплее относилось к ней, если последний терпел ее прикосновения и изредка ласково покусывал тонкие пальцы, этот не желал покидать ее руки, крепко прижавшись к девичьей груди, тихо урчал, позволяя бабочке гладить его по голове. Предложение сорвать ритуал и прогнать маэстро из этих земель повергли бабочку в шок, она не верила, что Брумм сказал это. — Ты не посмеешь! Это важно для маэстро! — возразила Серебрянка, маленький полый рыцарь собрал алое пламя и повернулся в ее сторону, он не промолвил ни слова, а мрачный малыш угрожающе зашипел. — Мы все станем свободны, разорвем оковы вместе и обретем покой, Серебрянка, так будет лучше. Лучше для всех нас, это необходимо мастеру, — огромный жук протянул ей свою руку, но бабочка отшатнулась от нее словно он собирался напасть, в хрупкой ладони сверкнуло лезвие и бабочка метнула маленький гвоздь в Брумма, острое лезвие вонзилось в стену, пригвоздив небольшой кусочек ткани его рубашки. — Нет… нет-нет-нет! НЕТ! Он нашел меня, заботился и оберегал, вылечил мои раны, я не могу отплатить ему предательством. Поверить не могу, что ты хочешь предать маэстро! — бабочка метнулась в сторону, жук попытался преградить ей дорогу, но Серебрянка ловко проскользнула мимо него и безучастного полого рыцаря, она выбежала из пещеры и побежала как можно дальше, Брумм бежал следом, умоляя ее остановиться, ведь без него она может стать легкой добычей, ему почти повезло поймать беглянку, он почти схватил кончик ее крыла, метнувшийся в воздухе подобно плащу, но бабочка вильнула в другую сторону и проскользила по гладкой земле прямо в небольшой лаз, оторвавшись от бывшего друга. Серебрянка бежала еще долго, ей слышались шаги Брумма, казалось, что он ее нагонял, бабочка могла поклясться, что слышала его голос, просящий остановиться, когда сил уже не осталось, а грудь сдавил спазм, бабочка упала на землю не в силах пошевелиться, внутри все болело, воздуха не хватало, голова кружилась, лишь мысль о маэстро не позволяла ей расслабиться, сжав пальцами паутину, бабочка предприняла попытку подняться, но ноги категорически отказывались шевелиться. От бессилия Серебрянка заплакала, если бы ее крылья были целы, она бы легко долетела до маэстро и предупредила его или попросила малыша не делать этого, но они оставались безмолвны к мольбам хозяйки. Медленно, сохраняя последние крупицы сил, бабочка доползла до ближайшей стены и оперлась о нее спиной, кутаясь как можно сильнее в свои крылья, голова кружилась от горьковато-сладкого запаха, в глазах стоял молочный туман, хотя не так давно место где она оказалась не имела никаких запахов, голова кружилась. Серебрянка отчаянно боролась со сном, но силы покидали ее, глаза слипались, ей показалось, что ничего не будет страшного в том, что на она немного отдохнет и прикроет глаза на несколько минут… буквально на чуть-чуть. Совсем на секундочку. Серебрянке снилось что-то странное и даже немного пугающее, она помнила странный укол в плечо, затем блаженную слабость во всем теле, стало так невесомо и легко, а еще тепло, словно кто-то закутал ее в теплое одеяло. Так кутала ее Божественная, когда она была совсем крошечной, она часто засыпала прямо на сцене и лишь изредка, когда открывала глаза от чувства, что ее кто-то взял на руки, то помнила красное сияние, иногда ей снилось что кто-то похожий на маэстро ее несет на руках, так бережно, словно самое ценное сокровище на свете, но это вряд ли был маэстро, то существо было полностью красного цвета даже его рога. Когда она выросла, то доброе существо перестало являться в ее снах, лишь однажды, после нападения богомола, когда она забылась в страшном и беспокойном сне, он вновь пришел, он был добр, хоть и безмолвен, гость заботливо гладил ее по голове, позволив бескрылой бабочке прижаться и тихо плакать ему в плащ, когда она проснулась маэстро стал еще мрачнее и совершенно перестал с ней разговаривать. А теперь ей снилась Божественная, она была печальной, та половила лица, что не скрывала маска была влажной от слез, жучиха прижимала к груди ее старую пеленку и тихо всхлипывала, мрачные скакуны тихо скулили и склонили головы к земле, не желая ни на что реагировать, хуже всех выглядел Брумм, его тело было исполосовано, гармонь разорвана в клочья, но нигде не было видно маэстро. Картинка становилась размытой, голова постепенно пустела и последней мыслью, перед тем как провалиться в заветную тьму была о дорогом маэстро, Серебрянка надеялась, что с ним все будет хорошо… Пустой рыцарь никогда не видел столько красного пламени, мрачное дитя после совершенного ритуала завершило свой цикл и стало полностью походить на хозяина мрачной труппы, маленький фамильяр сам привел обратно в глубинное гнездо, он упорно летел в одну ему известную сторону, издавая обеспокоенный тихий писк. Мрачное дитя залетело в окутанную паутиной пещеру и взору гостей предстала огромная зала, наполненная заточенными в коконы жертвами огромной паучихи, восседающей в центре. Голодное дикое создание с ярко-рыжими глазами истекало слюной при виде новых жертв, полый рыцарь незамедлительно обнажил свое оружие и храбро бросился на огромного монстра. А внимание мрачного дитя привлек блеск в одном из свежих коконов, подлетев поближе, малыш схватился зубками за блестящую вещь, не без труда выудил ее из плотного кокона, им оказалась знакомая брошка в виде цвета с кусочком серого крыла, маленькая копия маэстро опустила на землю драгоценность и тихо печально заурчало, его малюсенькое тело сотрясло от переизбытка эмоций, его тельце обуяло алое пламя, изменяя, трансформируя его во что-то более зловещее. Огромную паучиху объяло алое пламя, пустой рыцарь опустил оружие, смотря как мучается в агонии жуткое существо, обернувшись, он увидел маэстро Гримма в полном своем великолепии с бессознательной бабочкой на руках из ее плеча сочилась кровь и мутно-желтая слизь — яд паука. Маэстро осторожно прижал к груди девушку, внутренне смеясь от иронии судьбы, когда-то точно так же он держал в руках кокон с маленьким существом, жизнь которого он желал закончить как можно скорее, а теперь он держал повзрослевшую бабочку точно так же, он всем сердцем желал, чтобы она жила. Подняв голову, Гримм кивнул творению старого друга и исчез вместе с Серебрянкой в алом тумане, оставив полого рыцаря в одиночестве. Хорнет давно не была в Дерфмауте, ей тяжело давалось общение со старейшиной, который до сих пор скорбел о маленьком, но смелом полом рыцаре, подарившем ему цветок и мир в эти земли. В его честь жители города возвели красивый памятник, изредка его навещала Клоф и рассказывала каменному рыцарю о своих приключениях, благодаря за то, что он научил ее быть смелой, Брета оставляла у подножия цветы и рассказывала малышам о том, что это был великий жук не такой, конечно, как их великий, добрейший, умнейший, благородный, бесподобный, храбрейший, заботливый, энергичный, очаровательный, страстный, прекрасный и самый лучший отец, но тоже прекрасный друг, Салюбра любила посещать статую рыцаря именно эту, она со слезами на глазах вспоминала о маленьком милом малыше, разделившем с ней любовь к амулетам, а Изельда и Корифер давно не появлялись, кажется, они решили наведаться в земли богомолов… отчаянные супруги. Но сегодня Хорнет решила отдать память маленькому пустому и стояла рядом с его статуей, когда ее внимание привлекли два странных алых шатра, рядом с ними спали создания похожие на Уиллоу только с разрисованными на карнавальный манер лицами, из большего шатра вышла молодая высокая девушка, Хорнет даже не поверила своим глазам видя живого представителя бабочек, рисунок на ее крыльях, безвольно лежащих на плечах, образующих при этом диковинный плащ, был схож с родом среборокрылых, но ее крылья, как и цвет глаз, были насыщенно красные, словно кровь, обернувшись, странная гостья что-то с улыбкой сказала во тьму шатра и легкой поступью подошла к возвышающемуся памятнику, положив на подножие маленький лоскуток ткани и сверкающую брошь в виде цветка.