We don't talk anymore.

***

      — Чарли, поверни голову направо, да, вот так, снимайте, — произносит мой менеджер, который контролирует этот сет, чтобы никто не посмел сфотографировать меня с неправильного ракурса.       Вспышка ослепляет меня всего на пару секунд, я щурюсь, чтобы глаза отпустило от боли. Всё ещё не могу привыкнуть к тому, когда меня снимают. Глаза иногда такие красные, что приходится капать капли по четыре раза в день. Жить новой жизнью не легко, особенно когда рядом нет родных и поддержки не хватает, но я благодарен за то, что вообще имею возможность жить так, как сейчас. Два года назад в это было трудно поверить.       — А можно уже отдохнуть? — спрашиваю я, устало потирая виски. Мне хочется выбраться из этой комнаты, где пахнет принтерами, проводами и плёнкой.       За огромными панорамными окнами прекрасная погода, как раз можно прогуляться по улицам. Я надеюсь мысленно на то, что получится посидеть спокойно в кафешке и выпить кофе. Рэймонд смотрит на меня, поправляя свою чёлку, а затем лацканы пиджака. Я стараюсь вложить в свой взгляд больше страданий, после чего он кивает, соглашаясь сделать перерыв на полчаса.       Конечно, это не совсем то, чего я хотел, но не говоря ни слова, я хватаю свою джинсовую куртку и накидываю её на плечи, не забывая прихватить очки и кепку, чтобы меня не узнали на улице. Иногда фанаты бывают слишком надоедливыми и достают с просьбами о фотографии, но отказывать им трудно, потому что я ощущаю вину, ведь только благодаря их поддержке я добился таких успехов.       — Я ненадолго, зайду в ближайший старбакс, — говорю я Рэймонду, который коротко кивает, принимаясь рассматривать получившиеся снимки, что украсят через пару дней обложки американского «GQ».       Мама звонила вчера, сказала, что уже сделала пред-заказ у местного издательского агенства, чтобы получить журнал одной из первых и прочесть моё интервью. Она гордилась тем, кем я стал. Думая о том, что надо будет позвонить ей по скайпу вечером, я выхожу из огромного здания и двигаюсь по улице, опустив голову вниз. Замечаю пару взглядов девушек, но прохожу мимо, пока они не поняли, что это правда я. Мне пришлось полюбить кепки, они скрывали шрам, по которому меня многие узнавали. Он стал моей особой фишкой, которая очень нравилась девушкам. Мужчин шрамы украшают.       Дойдя до первого попавшегося кафе, я смотрю на часы, понимая, что у меня минут двадцать-пятнадцать, не больше, поэтому забегаю внутрь и бреду к маленькому столику в углу. Официантка приносит мне меню, но я махаю головой и прошу кофе со сливками. В этот момент внутрь заходит молодая девушка и осматривается, но, не видя свободных мест, она идёт в мою сторону, а затем, положив сумку, спрашивает:       — Можно я сяду рядом? Все места заняты, — я лишь киваю, не желая поднимать головы.       Девушка оборачивается и просит официантку принести ей чизбургер и диетическую колу. Она садится напротив меня и вытаскивает из своей сумки телефон и наушники, засовывая их в ухо. Громкая музыка раздаётся из устройства и я узнаю свою мелодию. Улыбка появляется на моём лице. Это же «Dangerously».       Каждому из нас приносят заказ, я быстро отпиваю горячий кофе и шиплю, когда ошпариваю язык. Девушка усмехается, но молчит, принимаясь медленно поедать свой бургер. Сквозь очки разглядываю её лицо, а затем ощущаю разряд тока, который проходится по каждому моему нерву. Поверить не могу, это же Николь!       — Эй, ты не узнала меня? — спрашиваю я, снимая очки, а затем хватаю её руку и стучу по ней пальцами, потому что она не слышит.       Николь поднимает голову, отрываясь от своего мобильного и внимательно смотрит. Глаза её расширяются, когда она узнает меня.       — Чарли?! Это ты?! — спрашивает меня девушка, оборачиваясь, чтобы убедиться, что никто не слышит. Люди не обращают на нас внимания, занятые своей едой.       Я усмехаюсь, поправляя кепку, а моя подруга не может поверить, что это я. Прошёл год с тех пор, как мы перестали общаться… Ощущаю лёгкое покалывание в животе понимая, что она изменилась и выглядит просто потрясающе.       — Как ты? Чем занимаешься? — спрашиваю, всё ещё радуясь тому, что встретил её. Это ведь трудно, учитывая тот факт, что я постоянно в разъездах.       Николь откидывает свои длинные каштановые волосы за спину и улыбается мне. Она отпивает глоток от своей колы и снова возвращает взгляд.       — Я поступила на дизайнерский, как и хотела, если ты помнишь, — последнее она добавляет с заметной ноткой сарказма.       — Конечно, я помню, — мне немного неловко и я кашляю, — тебе нравится? — она пожимает плечами, как бы говоря, что другого ничего не нашла.       Мы смотрим друг на друга, а часы всё тикают, и я понимаю, что уже скоро должен вернуться в студию, но осознаю, что не могу уйти не сказав того, о чём думал весь год находясь без неё.       — Николь, я очень скучал по тебе, по тому, как мы общались, — признаюсь ей, а девушка усмехается, её карие глаза горят, напоминая мне о том, что раньше они так сверкали из-за меня.       — Почему же ты ни разу не вспомнил обо мне за год? Я писала тебе, ты не сменил номер… Открывал сообщения, отвечал вяло, и я поняла, что ты не нуждаешься во мне со своей новой жизнью, — она обижается на меня, я чувствую это в её голосе.       Она права. Мне нечего ей сказать. Все оправдания будут выглядеть глупо, потому что я вёл себя, как кретин.       — Мы больше не говорим с тобой так, как раньше, но виноват в этом ты сам, — она поднимается с места, — мне пора, прощай, Чарли, — берёт свою сумку, при этом кидая деньги на столик, таким образом расплачиваясь за нас двоих.       — Постой, Николь, — я хватаю её за руку, останавливая, и девушка смотрит на меня, а в глазах у неё видна боль.       — Ну, чего тебе ещё? — устало выдыхает она, присаживаясь обратно на место. Я размышляю о том, что же ей сказать, но слова застряли где-то глубоко в горле. Единственное, что я могу выдавить из себя:       — Прости, мне жаль, — она кивает, а затем снова поднимается и оставляет меня там.       Сердце в груди отчего-то болезненно сжалось. Я не могу сердиться за то, что она уходит, потому что поступил бы так же, если бы от меня отказался близкий человек. Даже не знаю, как она чувствовала себя, когда я игнорировал её… Она ведь была так дорога мне… И сейчас тоже. Не давая возможности ностальгии охватить меня всего, я встаю и ухожу, возвращаясь в студию, где Рэймонд, замечая моё плохое настроение, вопросительно изгибает бровь, но на немой вопрос «в чём дело?» я лишь отмахиваюсь, не зная, что ему ответить. Что я кретин, потерявший единственного человека, которому был по-настоящему нужен? Который верил в меня, не видя никаких трудностей? Усмехаюсь самому себе и возвращаюсь в работу, стараясь забыть о карих глазах, что смотрели на меня с тоской и обидой.       Вечером того же дня, находясь в квартире с видом на прекрасный Нью-Йорк, я смотрю в окно, а из динамиков льётся моя новая мелодия, слов к которой я ещё не написал. Мне не хватало чего-то.       Приблизившись к столу, хватаю телефон и открываю сообщения, листая и находя нужное имя, открываю нашу переписку и читаю последние слова. Нерешительно набираю текст, а затем, дрожащим пальцем, отправляю, и вдруг вижу три точки, означающие, что собеседник тоже что-то пишет. В горле пересыхает, когда глаза читают послание.       Я скучаю по тебе, Николь.

      Я тоже… Давай общаться так, как прежде?

      Улыбка озаряет моё лицо, я как ненормальный прижимаю телефон к груди и радуюсь. Сегодня самый лучший день из тех двух лет, которые я провёл, будучи знаменитым. Это даже лучше, чем когда я получил «Грэмми».       Большей наградой для меня стало возвращение друга, которого я так глупо потерял, но сейчас уже не упущу никогда.