Проклятие

      Люди сами виноваты в своих бедах. Сами куют свою беду, не понимая этого. Люди глупы и трусливы. И самое главное, невероятно забывчивы, особенно, когда нужно успокоить свою совесть. Они предпочли не слышать мольбы матери, а смеяться, пока она горела на костре заживо. Они не дали ей спасти сына. Они забыли, как звали её знахаркой и шли к ней за помощью, которую она щедро давала. Называя сейчас ведьмой. Но она ничего не забыла. И просто так никого не отпустит.       Ей практически ничего не пришлось делать. Только следить, чтобы никто не покинул границ проклятой деревни. Это так легко. Лес темен и густ, а дорожки так запутанны. Особенно, когда на деле ты не хочешь уезжать из деревни. Ведь в мире гораздо опаснее. И они возвращались, все до единого. Ни один не избежал её ласковой руки и тихого нежного любящего шепота. Ни один.       Когда Чума - Черная смерть вместе с другими болезнями вошла в деревню, как королева со своей свитой, и люди начали заболевать, она лишь тихо, сдержанно улыбалась. Когда жители деревни начали умирать, она смеялась. Когда жители деревни начали заживо сжигать дома с запертыми в них больными людьми, не разбираясь, кто на самом деле, кто нет, в попытке остановить распространение чумы, она хохотала до слез. Господи, ты видишь? Ты видишь, что они творят? Ты видишь, как они прекрасно сами мстят за меня? Та же смерть, что у меня. Прекрасная смерть для предавших меня. Первыми погибли сына и её убийцы, приведшие её на костёр. Глупые шарлатаны. Когда разъяренная, обезумевшая от страха перед болезнью толпа поняла, что их лекарства не помогают не только от чумы, но и от обычных болезней, от которых помогали её лекарства, она растерзала их куски заживо. Медленно, кусок за куском. Так похоже на огонь, что сжигал её. И они видели её в последние мгновения своей жизни и понимали, за что их убивали. Легкой, воздушной походкой шла она по тропе чумы, не давая ни одной жертве сбежать от неё. Смех её слышали в погребальном звоне колоколов. Она танцевала на площади, празднуя урожай смерти и мести. Жители тревожно шептались друг с другом, опасаясь выходить по ночам, что вместе с чумой по улицам бродит неупокоенная душа сожженой ведьмы. Она действительна бродила по улицам, следя, чтобы никто не ускользнул от чумы, чтобы все ею заразились и умерли. Она пела погребальную песнь для мертвых и пока живых. И только для младенцев невинных, ничего не понимающих, ничего не знающих Тереза фон Людовинг была милосердна. Им Тереза фон Людовинг бывшая знахарка, мертвая ведьма дарила милосердную смерть без мучений. Они засыпали вечным сном, чтобы уже не проснуться. Но другие... Их ждал долгий путь до смерти, полный мучения. Тереза фон Людовинг была прекрасной знахаркой, чтобы знать, как продлить их мучения, как можно дольше. Её ненасытная душа, душа несчастной горюющей матери, потерявшей сына, невинно убиенной оклеветанной знахарки требовала, требовала, чтобы каждый, кто не дал ей спасти сына, кто возвел её на костёр, кто присутствовал на её казни и не заступился за неё. Чтобы все, кто погубил её сына и её, все понесли наказание. Все жители деревни должны были сгореть в черном пламени чумы. Все должны умереть в муках, как она и её сын Мар! Все! Каждому она являлась в последние мгновения жизни, чтобы они знали, что умирают по своей вине за своё преступление. И лишь когда последний житель деревни умер на месте её казни, выползая из дома в поисках воды к колодцу, умер от ужаса, видя её призрак, лишь тогда её душа насытилась и успокоилась. Но обретя покой, душа Терезы фон Людовинг уснула и вновь вернулась к сыну, чтобы быть с ним, пока он не освободится.

***

      А где-то далеко глубоко на дне колодца проснулась кукла Элиза и тихо-тихо рассмеялась,стараясь не разбудить спящего дирижера мертвых. Её тонкие музыкальные пальчики нежно и ласково гладили по-матерински черные с проседью волосы, пока она тихо шептала. - Спи спокойно, Мар. Мать очень хорошо отомстила за нас. Все понесли возмездие за своё преступление.