Мемба

      Маленькая девочка с кожей коричневой, как земля, сидит на корточках и увлеченно шлепает ладошкой по водной глади, не замечая, что ее маленькие ножки уже по щиколотку ушли в жидкую грязь. Брызги разлетаются в разные стороны, поблескивая в курчавых черных волосах. Неожиданно воздух разрывает скрипучее кваканье. Девочка поднимает голову, и ее глаза округляются в восхищении — всего в паре шагов на камне сидит такая здоровенная лягушка, каких она еще не видела! Девочка вытягивает губы трубочкой, и быстро, словно маленький зверек, осматривается по сторонам, изо всех сил стараясь не делать резких движений. Удача сопутствует ей — всего в паре шагов лежит отличная ветка с обломанным, мокрым концом. Стараясь не выдать своих намерений, она снова переводит взгляд на лягушку, смотрит на нее пристально, стараясь даже не моргать, пока глаза не начинают слезиться. Лягушка раздувает бледное, дрожащее горло, и оглушительно хрипло квакает. А маленькая коричневая ручка тем временем медленно-медленно тянется к ветке. Травинки щекочут кожу, и девочка прикусывает нижнюю губу, чтобы не фыркнуть. Кажется, ветка немного дальше, чем казалось, придется немного наклониться в сторону, еще немного... почти совсем лечь на бок, пачкаясь в темном иле, но цель достигнута — пальчики касаются мокрой шершавой коры. Она крепко сжимает ветку, и медленно тянет ее к себе, по-прежнему прикованная взглядом к лягушке. Та беспокоится, бледный как лепесток горловой мешок вздрагивает и опадает, задние лапки судорожно подергиваются, готовясь к прыжку, но уже поздно — воздух над водой разрывает торжествующий вопль, и лягушку насквозь пронзает острая, обломанная ветка. Девочка поднимает дергающуюся на острие лягушку к самым глазам, и смотрит, как судорожно дергаются ее лапки, как круглые, ничего не выражающие глаза затягивает мутная пленка. Затем она ловит пальчиком несколько капель бледной крови и проводит на своем лбу вертикальную черту. - Я, Мемба, убила тебя. 1.       Субира подвинула ближе глиняную чашку с прохладным травяным настоем, взяла небольшую квадратную тряпицу, смочила в коричневатой жидкости и провела по лбу Оити. Ее маленькую девочку съедала болотная лихорадка, она была такая горячая, как камень, весь день пролежавший на солнце посреди деревни, ее губы запеклись и потрескались, и она постоянно просила пить. Субира медленно и нежно, стараясь не причинить боли, обтерла маленькое личико, потом по очереди обе ручки, снова смочила тряпку и положила дочери на грудь. Может быть, вода и шесть трав немного охладят ее, и прекратится этот хрип, раздающийся при каждом вздохе.       Старый Тенеко приходил к ним вчера, он долго смотрел на Оити, пожевывая воздух беззубым ртом. Он смотрел на ладошки Оити, сначала на одну, потом на другую, потом оттянул ее нижние веки, потом потрогал мочку левого уха. Когда Оити подрастет, старый Тенеко проколет ей это ухо, и скажет ей новое имя, и она будет носить красивое желтое кольцо в левом ухе. Но Тенеко сказал, она не подрастет. Он сказал, Оити нашла мертвую птицу на дороге, и играла с ней. Дух птицы рассердился, прилетел ночью и исклевал воздух в груди у Оити. Теперь воздуха мало, и Оити скоро перестанет дышать. От Тенеко пахло мокрым мхом и рыбьей чешуей, на его старой тощей шее болтался крысиный череп, и на него садились мухи. Такие же мухи будут садиться и на нежное личико Оити, когда она умрет. Субира поняла это и заплакала. Она любила маленькую дочку, она не хотела отпускать ее к жаре, мухам и духу птицы, который найдет ее и будет клевать. Тенеко не был злым, хотя ему и было все равно, будут мухи ползать по Оити, или по черепу на его шее. Тенеко посмотрел на ее слезы, потом встал и ушел, и его не было весь день, и никто в деревне не знал, где он. Он вернулся, когда солнце село, и небо стало темным и зеленым, как вода в реке. Он принес Субире разную траву, и сказал, что нужно греть воду, и класть в нее траву, а когда дух выйдет из травы, умывать этой водой маленькую Оити. Он сказал, что это прогонит птицу, и, если в груди у Оити осталось еще достаточно целого воздуха, то она будет жить, вырастет и станет красивой, а если нет, то она уйдет в Бесформенную Землю.       Субира верила старому Тенеко. Он был мудр как деревья, и стар, как болота. Старый Тенеко жил так долго, что даже самые умные охотники не могли подсчитать, сколько дождей он видел. Когда самый старый охотник в деревне был ребенком, у Тенеко во рту уже оставалось всего два зуба. Но Тенеко никогда не был злым.       Субира вскинула голову, заслышав топот маленьких ног. Через несколько мгновений в хижину ворвалась Мемба, ее старшая дочь. Жесткие черные волосы растрепаны, ноги в грязи, а глаза блестят, словно плоды дерева отомбе под дождем. Мемба видела уже девять дождей, совсем скоро она станет большой, и Тенеко даст ей настоящее имя. - Маа! - Мемба подбежала к Субире и сунула ей в лицо палку с болтающейся на ней дохлой лягушкой. - Я убила ее! Сама убила! Когда у меня будет имя, я стану охотником, лучшим, чем отец!       Субира притянула к себе нетерпеливо приплясывающую на месте дочь, и попыталась вытянуть из ее цепких пальчиков палку. - Мемба! Ты — девочка. Девочка не ходят на охоту и не могут выслеживать детей Шанго, - тонкие бровки Мембы недовольно изогнулись. - Когда у тебя будет имя, ты заплетешь в волосы красные цветы, и лучший охотник возьмет тебя к себе. - А если я буду охотником, - разочарованно протянула девочка, помахивая мокрой палкой, - то кого я возьму к себе? Тенаи, если он заплетет в волосы красные цветы?       Субира мягко улыбнулась и ласково погладила Мембу по волосам. Тенаи жил с отцом на окраине деревни. Он видел уже двенадцать дождей, и с гордостью носил имя Тенаи — его собственное, настоящее имя. Мать Тенаи, когда начались последние дожди, стала по ночам выходить из дома, и подолгу стояла, глядя в небо, с которого падала вода. Потом она стала тихо разговаривать, когда рядом никого не было, сначала тихо, а потом все громче и громче. Она мешала спать Тенаи и Айо, его отцу, но когда Тенаи пошел за старым Тенеко, она внезапно замолчала, а потом бросилась прочь из хижины. Айо пытался ее поймать, но она вырвалась у него из рук, из рук могучего воина, и убежала в ночь. Субира сама видела лиловые отметины, оставшиеся на руках Айо. Когда вернулся Тенаи с Тенеко, Айо собирал воинов племени, чтобы найти и поймать свою жену. Но Тенеко постоял на пороге хижины, тихо бормоча себе под нос, а потом велел всем разойтись по хижинам. Его жену забрали духи, сказал он Айо, они говорили с ней, а потом взяли ее ноги и увели ее в ночь. Они не найдут никого, сказал Тенеко, потому что так хотели духи. А потом колдун повернулся и ушел. На следующий день Айо отнес в хижину Тенеко хлеб, двух убитых им птиц с радужными хохолками и шкурки шести болотных выдр, и больше никогда не вспоминал свою жену. Субира тогда молчала половину дня, а потом отправила к Айо и Тенаи свою дочь Мембу, чтобы та помогла им с хозяйством.       Мемба вернулась, когда солнце уже опустилось за стену джунглей, возбужденная, шумная, и перемазанная землей. Она сказала, что Тенаи учил ее бросать копье, и что когда она получит имя, они будут охотиться вместе. Она сказала, Тенаи ей пообещал. Субира только обеспокоенно покачала головой, а отец Мембы, Азубуик, посмеялся и сказал, что женщины никогда не охотятся, потому что женщины слишком слабые и глупые. Женщины должны сидеть дома, шить одежду для охотников и варить похлебку из птиц с радужными хохолками. А если женщина возьмет в руки копье, сказал Азубуик, то все племя ждут большие несчастья. Духи рассердятся на нее, и сделают так, что у нее иссохнут и отвалятся обе руки, сначала одна, а потом вторая. И с тех пор даже лучшие охотники не смогут убить даже птичку с радужным хохолком, и все племя медленно умрет с голоду, и последней, мучительнее всех, умрет женщина без рук, принесшая горе своему племени. Так сказал Азубуик, и пообещал, что, если Мемба еще пойдет к Тенаи, то он больно побьет ее. И Мемба в слезах пошла спать, она легла, обняла маленькую Оити, и долго плакала, прижавшись к ее плечу.       А Субира и Азубуик долго говорили, так долго, что звезды успели потускнеть на небе. Тогда они легли и уснули так крепко, как спят камни и лягушки. А утром Азубуик подозвал Мембу и сказал, что она может ходить к Тенаи и его отцу Айо, и мести хижину, и варить для них похлебку, и чинить им одежду. Но если она только попробует хоть одним пальцем коснуться копья или лука, или хотя бы наконечника стрелы, то он, Азубуик, тут же об этом узнает, и когда Мемба вернется домой, больно ее побьет. Ведь она не хочет рассердить духов, спросил он Мембу. И Мемба сказала, что не хочет, потому что она на самом деле не хотела, чтобы духи сердились, чтобы у нее отвалились руки, и чтобы племя умирало от голода — даже старый Тенеко, хоть он и был старым и страшным. - А ты хочешь, чтобы Тенаи взял тебя к себе, когда ты получишь имя? - Мемба задумалась, глядя на мать. - А я буду такой же красивой, как ты? - Да, - Субире наконец удалось вытащить палку из руки дочери, и она встала, прошла к выходу из хижины, отвела в сторону серую занавеску и забросила палку с лягушкой далеко в кусты. -Ты будешь такой же, и даже красивее. - Тогда, наверное, хочу. - Мемба проследила взглядом за полетом лягушки и расстроенно скривила губы. Мать повернулась к ней, вытирая ладони о свой пестрый саронг, и прищурилась, всматриваясь в лицо дочери. - Что это у тебя на лбу? Где ты опять испачкалась? - Это кровь. - Мемба неопределенно повела рукой. - Ну, я же убила ее, верно? Папа всегда так делает, когда убивает кого-то.       Субира покачала головой, вытирая подолом лоб дочери. Мемба не сопротивлялась, только выражение ее рожицы становилось все более горестным. - Пообещай мне никогда больше так не делать. Если отец тебя увидит, он будет очень сердит.       Мемба уныло кивнула. Затем взгляд ее упал на сестру. - Оити все еще жарко, ма? - Да. - Субира тронула пальцем тряпку на груди спящей Оити и нахмурилась. Уже теплая. Она взяла ткань и расправила, собираясь снова опустить ее в темный отвар. - Ма, разреши, я сама умою Оити? - Мемба подошла ближе, и ее тонкие пальчики легли на запястье матери. - Я видела сегодня, как ты это делаешь, я смогу. Это нетрудно.       Субира помедлила, глядя в темные глаза дочери, потом слабо улыбнулась и протянула ей тряпицу. - Да, Мемба. Ты придумала хорошо. Умой свою сестру, потом намочи ткань еще раз, сложи ее — ты видела, как, - и положи ей на грудь. А я пойду и принесу свежей воды.       Мемба серьезно кивнула, присела на краешек подстилки, на которой лежала Оити, и начала осторожно и сосредоточенно омывать ее горячее личико, так серьезно, словно выслеживала самого Шанго.       Уже приближаясь к хижине, Субира вдруг услышала голоса. Один — высокий и тоненький, конечно, принадлежал Мембе. А второй... Субира прижала к себе покрепче глиняный кувшин с широким горлом, в котором носила воду для питья. Поверхность кувшина с мелкими капельками приятно холодила кожу. На ткани саронга медленно расплывалось мокрое пятно. Второй голос, звучавший в хижине, был ей незнаком, и даже, изо всех сил напрягая слух, она не могла разобрать ни слова. Она прибавила шаг, и возле самого входа споткнулась, больно ушибив большой палец на ноге, и едва не расплескав воду. Поборов желание вскрикнуть, она отвела в сторону занавеску, скрывавшую вход, и шагнула внутрь, в полутьму. - Я сделала все, как ты сказала, - проговорила Мемба, почему-то немного виновато, - Оити теперь заснула, и она больше не хрипела.       Субира перевела дух, поставила тяжелый кувшин на землю, и, поморщившись, потерла ушибленный палец. - С кем ты говорила? Кто-то приходил? - Никто не приходил, - голос Мембы стал еще более виноватым. - Я хотела поговорить с птицей. Ну, с той, что исклевала Оити. Я хотела ее попросить, чтоб она улетела, и дала Оити дышать. - И она отвечала? - Нет. Я думаю, она не хочет говорить со мной. Я не умею говорить с духами, я слишком маленькая. Тенеко говорил, духи говорят не со всеми, только с теми, кто умеет говорить, и кто понравится духам.       Субира слабо улыбнулась. - Это он тебе говорил? - Нет, я подслушала, - простодушно объяснила Мемба. - Когда он приходил к Айо, я подошла к самому входу, и все слышала. Тенеко что-то рисовал прямо на земле, а потом он говорил на разные голоса, только ничего не было понятно. А потом он сказал Айо, что.. - Хорошо, хорошо... - Субира крепко взяла дочь за плечо и серьезно посмотрела ей прямо в глаза. - Мемба, никогда не подсматривай и не подслушивай Тенеко, иначе я очень рассержусь, и твой отец очень рассердится. Ты поняла? Мемба молча кивнула несколько раз. 2.       Над мангровыми болотами стояла удушливая жара. Казалось, воздух был словно мутная вода в реке, его можно было вдохнуть, но в груди тут же начинало жечь, и воздух вырывался наружу кашлем. В такое время и женщины, и мужчины сидели в своих хижинах, иногда смачивая водой длинные полоски ткани и прикладывая их к голове, чтобы хоть на мгновение освежиться. Женщины не готовили пищу, никого не мучил голод в такую жару, и все довольствовались кисло-сладкими ягодами с болота. И водой. Большим количеством воды.       Мемба сидела верхом на ветке дерева и уныло рассматривала собственные ноги, время от времени прихлопывая кусачих черных мух. Ее маленькой сестре Оити сегодня стало совсем плохо, ночью она хрипела и кашляла, а когда взошло солнце, все увидели, что ее маленькое личико стало из коричневого грязно-серым, как будто весь цвет высосали из ее кожи. И еще она была очень горячая, горячее, чем раньше, и воздух выходил из ее груди со страшным хрипом. Субира обтирала ее холодной водой и отгоняла мух листом папоротника, а Азубуик побежал за старым Тенеко. Он был храбрым воином, Азубуик, и быстро бегал, но старый Тенеко бегать совсем не мог, и поэтому пришел он нескоро. Мембу сразу же выгнали из хижины, и велели уйти подальше, и поэтому она не знала, что было дальше — она ведь пообещала матери никогда не подсматривать. Поэтому теперь она сидела на дереве, и ее сердечко разрывалось от тревоги и страха. - Мемба! - она вздрогнула от неожиданности и посмотрела вниз. Там стоял Тенаи и смотрел на нее своими черными глазами, полными сочувствия. - Не сиди там одна. Ты упадешь и покалечишься. Слезай сюда.       Мемба помедлила, потом ковырнула шершавую кору дерева пальцем, перекинула ногу через ветку, и легко спрыгнула на землю. Падать было высоко, ее ноги не выдержали, подломились, и она упала на колени. Тенаи тут же шагнул к ней и протянул руки, помогая подняться. Она оперлась на его руку, и ее взгляд зацепился за нечто новое — на груди Тенаи в ярких, разрисованных ножнах висел кинжал длиной в ладонь. - Это отца, - сказал Тенаи, правильно истолковав ее взгляд. - Отец уже старый, и он сказал, что его теперь должен носить я. Хочешь посмотреть?       Мемба кивнула, и он потянул за рукоять. Формой лезвие ножа напоминало листья деревьев, растущих в глубине болот — такое же длинное и узкое, кожа, оплетающая рукоять уже поистерлась и посветлела от пота, но на конце рукояти на яркой красной шерстяной нити висел настоящий клык. - Видишь, это зуб одного из детей Шанго. Когда убьешь зверя этим ножом, нужно напоить клык кровью. Тогда Шанго обрадуется, и никто из зверей не сможет победить тебя. Отец не раз проверял.       Мемба согласно покивала. Айо и вправду был очень умелым охотником, и почти никогда не возвращался домой без добычи, так что, наверное, могучий Шанго и вправду ему помогал. Шанго любил силу, и лучшим развлечением для него были схватки охотников с его детьми, ходящими в глубине джунглей на мягких лапах. Победивший получал любовь Шанго, полосатую шкуру и почет всего племени, и впредь мог выходить из дома в разгар дождей, когда от рыка Шанго дрожат небеса, и не бояться его гнева. Мемба знала, что и Тенаи мечтает когда-нибудь поставить босую ступню на мягкую шкуру, покрытую полосками, и провести на лице четыре ритуальные полосы кровью хищника. - А знаешь, - продолжал тем временем Тенаи, - я видел логово самого Шанго в джунглях. Хочешь, покажу тебе?       Мемба заколебалась, бросив быстрый взгляд в сторону деревни. Ей, конечно, очень хотелось, но вот Оити... Тенаи проследил за ее взглядом, поглядел на хижины, и снова перевел пылающий взгляд на Мембу. - Я знаю, там твоя сестра, да? Но так скоро тебе ничего не скажут. Я проходил мимо, там внутри совсем тихо, только Тенеко что-то бормотал. Я не стал слушать, но это же обычно долго, правда? - Тенаи ободряюще положил руку на ее плечо. - Мы обернемся совсем быстро, никто даже и заметить не успеет, что нас нет. И мы сможем попросить Шанго, может, он как-нибудь поможет твоей сестре. - Шанго же не помогает женщинам, - возразила Мемба. - Только охотникам и воинам. - Ну а я ведь воин! - Тенаи гордо выпрямился. - И, если я попрошу, он услышит, вот увидишь. Мы вернуться не успеем, как твоя сестра уже будет здорова. - Хорошо. Пойдем. Только быстро — туда и обратно. - Мемба протянула руку мальчику. - Показывай, куда идти.       Джунгли подступали почти вплотную к деревне умбару Инга, тень густых крон падала на крыши хижин. Вблизи от деревни еще были тропки — одна вела к небольшому источнику, который когда-то давно аккуратно обложили камнями, и откуда женщины брали воду для питья, другая — к хижине старого Тенеко. Колдун жил на отшибе, в деревню приходил только по какой-либо надобности, и к нему просто так никто не захаживал. Жители деревни пересказывали друг другу шепотом страшные слухи про мертвых диких собак, которых Тенеко убил в джунглях, а потом оживил колдовством, и которые сейчас якобы охраняли его жилище — страшные, с глазами, закрытыми бельмами, с посиневшей кожей, покрытой язвами и кое-где зашитой черной нитью, и с огромными кривыми клыками длиной с ладонь взрослого мужчины. Говорили, что на деревьях вокруг хижины Тенеко висят черепа его врагов, и днем их не видно, а ночью их глазницы горят зеленым и синим огнем. Говорили, что под порогом хижины живет огромная черная змея, а Тенеко кормит ее печенью и пальцами умерших, а по ночам разговаривает с ней, и носит ее на шее, как ожерелье. Много всего говорили про старого Тенеко, и строго-настрого запрещали детям даже подходить к той, второй тропинке, что вилась вокруг корней деревьев, и вела к дому колдуна.       Вот и сейчас Мемба не удержалась и искоса глянула туда, в тень деревьев, в которой скрывалась вторая тропка. Ей почему-то подумалось, что старый Тенеко сейчас в их хижине, и он точно не вернется так скоро, а если нет Тенеко, то можно было бы... - Нет, - сказал Тенаи. - Даже не думай. - Что нет? - Мемба подняла бровки. - Ты же сейчас подумала о том, чтобы сходить поглазеть на дом старого Тенеко, пока того нету. Я и сам об этом думал когда-то. Но только туда мы не пойдем. - Почему? - Да я тоже все хотел туда слазить. - Тенаи поморщился и машинально поправил ножны на груди. Он был меньше своего отца, и ремешок все время сползал. - А потом посмотрел я на эту хижину, когда ма... ну, когда ма стало плохо. Меня отец за ним послал. Я туда больше ни за что не пойду, только разве что помирать кто будет. Там даже воздух противный, как будто в болоте сидишь по горло, и тебе в спину все кто-то смотрит, смотрит...       Тенаи сплюнул на землю и передернулся. - А правду говорят, что... - Мемба понизила голос почти до шепота, - Ну, про змею и всякое такое... - Про змею - правда, - неохотно признался Тенаи, - Я когда пришел, она у него на коленях лежала. Здоровая, вот с мою ногу длиной, и черная, как вода на болоте. А про остальное — не знаю. Собак я не видел. Черепа у него на стене висят, но все крысиные и птичьи, и глаза у них не светятся... А снаружи я черепа не высматривал. Пойдем, нам сюда.       Тенаи пригнулся, стараясь не задеть свисавшие с ветвей лианы, и шагнул с тропы в разлапистые кусты папоротника почти в человеческий рост. - Осторожно, тут корней много, - донесся до Мембы его приглушенный голос, - не споткнись, а то полетишь носом. И давай потише, мы не в деревне, здесь орать нельзя.       Здесь, под деревьями, царил жаркий зеленоватый полумрак. Мемба тихо кралась следом за Тенаи, стараясь не шуметь, и даже дышала через раз. Она никогда не уходила далеко от деревни, и сейчас радостное возбуждение в ней боролось со страхом за сестру, и предчувствием того, что по возвращении ей неизбежно влетит.       «Но я же ничего не делаю плохого», подумала Мемба. «Я всего лишь хочу, чтобы Оити выздоровела. Я ничем не смогу помочь, если буду сидеть на дереве. А вот Тенаи прав, он охотник и воин, и Шанго должен его послушать. Мы идем туда, просто чтобы помочь Оити». Под ее ногой хрустнула сухая ветка, и Тенаи тотчас обернулся, прижав ладонь к губам. Мемба покаянно закивала, и повторила его жест, словно обещая, что впредь будет более осторожна. Тенаи кивнул и снова устремился вперед. Мембе было тяжело за ним угнаться, в такой духоте было трудно дышать, промокшая от пота ткань неприятно прилипала к телу, но она старалась идти так быстро, как могла, не отрывая глаз от смуглой спины Тенаи, мелькающей в густой зелени.       Постепенно их путь пошел под уклон, под ногами начал пружинить мох, а чуть позже и зачавкала жидкая грязь. Тенаи неожиданно остановился, обернулся, и Мемба увидела на его лице мучительное сомнение. - Ты только не смейся надо мной, - сказал он вполголоса. - Но, кажется, мы немного не туда зашли. Тут сыро очень, и мы все время вниз идем, значит, это мы идем к болотам. Но туда-то нам совсем не надо, там ничего нет хорошего, только топи, змеи и мухи. Я вроде бы правильно пошел, мы с отцом так ходили, но там никаких болот не было. Овраг там был, но совсем сухой. Давай-ка мы в другую сторону заберем, а там мы быстро на знакомую дорогу выберемся, я тут все места знаю.       Мемба молча кивнула, стараясь не показать беспокойства. Ей хотелось пить, и она начала понимать, что они глупо поступили, не взяв с собой даже воды. Если тут болото, то вода в нем, конечно, есть, но пить ее нельзя, даже если умираешь от жажды, иначе ты очень быстро умрешь совсем от другого, твоя кожа посинеет и распухнет, а твое тело потом выбросят в болото. - Ты только не плачь, - сказал Тенаи, ласково поглаживая ее по плечу. - Потерпи немножко. Но, если ты очень захочешь есть или пить, я могу найти кислые ягоды. Они, конечно, не очень вкусные, но воду заменят. - Я и не думала плакать. - Мемба гордо вскинула голову. - И пить я совсем не хочу. Пойдем искать твой овраг.       И они пошли вверх по склону, стараясь держаться лицом в сторону солнца, которое изредка пронзало густую лиственную тень. Тенаи пару раз залезал на дерево и осматривал окрестности, но, видимо, пока ничего знакомого не увидел, потому что его лицо становилось все более и более озабоченным. Тем временем джунгли вокруг них становились все более и более непроходимыми, все чаще стал попадаться густой кустарник с мелкими гнутыми колючками на длинных лозах, продираться сквозь который было настоящим мучением, папоротник разросся до неимоверных размеров, а с гнутых ветвей деревьев свисали полосы темно-зеленого мха. - Мы пройдем еще немного, и я еще раз залезу на дерево и осмотрюсь, - Тенаи повернулся к Мембе, и внезапно, оступившись, рухнул прямо на огромный резной папоротник. Раздался хруст, земля под ним поехала вниз, и мальчик с коротким криком скрылся из глаз. - Тенаи! - Мемба упала на колени и быстро-быстро поползла на четвереньках вперед. - Те...       Она осеклась и пронзительно завизжала, съезжая по краю оврага. Могучие папоротники едва цеплялись корнями за мертвую почву, и не выдержали даже ее веса. Мемба кубарем скатилась на дно оврага, больно ударяясь о корни и пачкаясь в сухой земле. Внизу она тихонько лежала некоторое время, плотно зажмурив глаза, пытаясь понять, жива ли она, или, открыв глаза, она встретит неподвижный взгляд Хозяина Мертвых. - Мемба, - немного дрожащий голос Тенаи прозвучал прямо над ухом. - Ты жива? Ты жива?? - Не знаю, - ответила Мемба и открыла глаза.       Она лежала на самом дне глубокого оврага, усыпанного сухими листьями. Кроны деревьев плотно смыкались высоко над головой, не оставляя ни клочка неба. Здесь, внизу, царил жаркий и глухой влажный полумрак. Над ней наклонился Тенаи, щеку его пересекала длинная и глубокая ссадина, сочащаяся кровью. - Я жива, - шепотом сказала Мемба, и поднялась на колени. Ее еще пошатывало, и кололо в боку. - Смотри, это то самое место! - Тенаи говорил возбужденным шепотом. - Логово Шанго! Смотри, Мемба, смотри!       В дальнем склоне оврага темнел неровный провал пещеры. У Мембы засосало под ложечкой. В жаркой полутьме вход в пещеру выглядел словно раззявленная пасть. Очень, очень голодная пасть. Такие пасти поджидают охотников очень-очень далеко в джунглях, и их нельзя победить, потому что они не боятся ни одного оружия, сделанного руками умбару. И потом от храбрых охотников не остается ни единой косточки, даже самой маленькой и тоненькой.       Мемба поежилась. Внезапно ей стало очень холодно, словно кто-то плеснул на нее водой из ручья. - Тенаи, - шепнула она. - Я боюсь. Это плохое место.       Мальчик положил руку ей на плечо, и она почувствовала, как у него мелко дрожат пальцы. - Шанго же не нападает на детей, - неуверенно шепнул он. - Но мы сами пришли. Нас не звали, духи не говорили с нами. Шанго может рассердиться.       Зашелестели листья, и слабый-слабый порыв воздуха неожиданно обдал их густым, непереносимым смрадом. Так пахнут утонувшие животные, пролежавшие в болоте несколько дней. Мембе нестерпимо захотелось кричать, кричать во все горло и бежать, не разбирая дороги, но в маленькой грудке крепла уверенность, что стоит им повернуться спиной к темному провалу, их больше никто никогда не увидит. Они были здесь не одни, теперь она это чувствовала. - Тенаи, смотри, - шепнула она еле слышно. - Там... там что-то есть... Что-то шевельнулось в глубине пещеры, или это дрожит перегретый воздух? Поблескивают в тусклом свете камешки, или... Или... Или глаза смотрят на них из темноты? - Давай уйдем отсюда? - Ее перемазанная землей мордашка жалобно скривилась. Новая волна отвратительного запаха мягко коснулась их, и на глазах Мембы выступили слезы. - Здесь нет Шанго... Шанго не ест мертвых....       Тенаи кивнул. На его смуглой коже выступили бисеринки пота, и он, казалось, не мог оторвать взгляда от колышущейся темноты, словно его привязали ниткой. - Я не могу... - шепнул он, и его губы задрожали. - Ноги не двигаются...       Мемба с усилием повернула голову, и вскрикнула, отчетливо увидев черную тень, метнувшуюся вверх по склону оврага. Папоротники зашелестели. Ее вскрик растревожил жаркую тишину, и листья, устилавшие овраг, сухо зашелестели, хотя воздух был неподвижен. Земля под их ногами дрогнула, и они, обмирая от ужаса, услышали глухой и тягучий стон из глубины пещеры, словно что-то огромное ворочалось, просыпаясь.       Липкий, животный страх овадел Мембой, и она бросилась прочь, словно вспугнутый зверек, тоненько, отчаянно крича. Тенаи бросился за ней. Мемба попыталась с разбегу подняться по склону оврага, но сухая земля раз за разом осыпалась под ногами, возвращая их обратно на дно. Земля дрогнула снова, уже ближе, уже явственнее. Тенаи удалось наконец схватиться за большой куст папоротника, росшего на краю оврага, он подтянулся и с усилием выбрался наверх. - Мемба! - он лег на живот на самом краю и протянул руку повизгивающей от страха девочке. - Держись! Держись, я вытащу тебя.       Мемба схватила его за руку, но мокрая ладонь соскользнула. Она отчетливо почувствовала движение воздуха за своей спиной, и на мгновение услышала хриплый вздох. Ноги подкосились от страха, и она упала на колени, больно ударившись о выступающий корень. - Мемба! Держи руку! - Тенаи опасно свесился с края, рискуя снова скатиться вниз. - Быстрее!       Она из последних сил рванулась, вцепилась в протянутую руку, стиснув пальцы так, что Тенаи вскрикнул от боли, и в последний момент, когда он уже потянул ее наверх, услышала злобное шипение совсем рядом, и краем глаза заметила промельк черной полосы. Ногу чуть ниже колена пронзила жгучая боль, Мемба обернулась, и успела заметить исчезающую в сухих листьях треугольную змеиную головку.       Оказавшись наверху, они бросились бежать так быстро, как только были способны их маленькие ножки, и бежали так долго, пока в груди не закололо, а в просветах между деревьями не замаячили крыши хижин. Тогда Мемба села прямо на землю, прижала ладони к ранке на ноге и разрыдалась. 3.       Огромное багровое солнце медленно опускалось в джунгли. Небо, днем белое от жары, остывало, снова наливаясь цветом, как крылья радужных птичек. Но умбару Инга не радовались прохладе, не разжигали костры, чтобы готовить пищу, и не пели песен. Неровным веночком стояли они вокруг камней у родника, и смотрели на маленькую Мембу, которая сидела на камне и горько плакала от боли. Старый Тенеко стоял на коленях прямо в пыли, наклонившись к ножке Мембы и рассматривал две крохотные ранки на коричневой коже. В тишине было слышно только жужжание мух, садившихся на птичий череп.       Тенеко молчал, долго молчал, пожевывая беззубым ртом, потом вытянул иссохший, словно веточка, палец, и сильно нажал на ранку. Мемба тихо вскрикнула, и по ее щекам снова заструились слезы. Субира вздрогнула, словно это ее пронзила боль, и спрятала лицо в ладонях. Азубуик положил руку на плечо жене, другой рукой сжимая рукоять кинжала. Одна его маленькая девочка сгорала в невидимом огне в полутемной хижине, другая плакала на камне, терзаемая болью. Азубуику было плохо, очень плохо. Лучше бы на них напали дикие звери, тогда он, Азубуик, знал бы, что делать. Он взял бы тяжелое копье, и убил зверей, и снял с них шкуры, и Субира сварила бы похлебку из их мяса, и Мемба и Оити играли бы кусочками меха, а Азубуик смотрел бы на них и смеялся. Но это были не звери, и Азубуик ничего не мог сделать.       Тенеко поймал кончиком пальца каплю крови, выступившую из ранки, внимательно осмотрел, понюхал, закрыв глаза, и слизнул. Потом он открыл свои глаза, темные, как болота, и посмотрел на умбару. - Ее укусил Тека, - сказал старый Тенеко. - Тека, прячущийся в тенях, полосатый Тека, ворующий у мертвецов их глаза. Он проткнул клыком ее кожу и отравил ее кровь. Отраву нужно изгнать.       Колдун с кряхтением встал. - Отраву нужно изгнать, - повторил он. - Духи кричат, духи воют. Скоро пойдут дожди, и духи перегрызут нам глотки, если мы не изгоним отраву.       На плечи Азубуика легло несколько ладоней, но Азубуик только опустил голову и прижал к себе Субиру. Слово духов было законом, и он не мог с ним спорить. Отравленные Текой изгонялись в джунгли, потому что такова была воля духов. Потому что отраву нужно изгнать.       Сухая ладонь Тенеко легла на маленькое плечо Мембы, и та подняла личико, залитое слезами, не понимая, что от нее хотят. Субира затряслась в рыданиях, прижимаясь к груди мужа. Азубуик крепко обнял ее, потом повернулся, и медленно повел ее к хижине. - Не надо! - Субира внезапно рванулась назад, к дочери. - Не надо! Лучше пойду я, я! Пусть духи заберут меня!       Азубуик перехватил бьющуюся в слезах женщину и крепко прижал к себе, зажимая рот ладонью. Он был сильным воином, очень сильным. Он унесет Субиру в дом, где она может кричать и плакать так, чтобы духи не услышали ее. Духи мстительны. Они услышат крики, и заберут и Мембу и Субиру. И тогда Азубуик останется один, совсем один, с огромной дырой в груди, хотя будет казаться целым. Он повернулся, ссутулился, и пошел обратно в деревню, волоча за собой упирающуюся Субиру, и взгляды обжигали его спину.       Мембу словно окутывал туман. Она помнила, как боль вспыхнула в ее ножке, помнила, как почему-то плакала мама, и как бормотал старый Тенеко. Потом Тенеко взял ее за плечо, и это было больно, потому что пальцы у Тенеко сухие и твердые, как дерево. Он заставил ее встать, и повел прочь, и умбару расступались перед ней.       А потом они шли и шли, пока край красного солнца не скрылся за деревьями, и воздух не потускнел, как тускнеет вода в реке перед дождем. Тогда Тенеко велел ей идти дальше одной, развернулся и ушел, а она осталась стоять посреди кривых стволов, почти по пояс в папоротниках, маленькая, одинокая и испуганная. В ноге билась боль, плечо ныло от хватки Тенеко, и было очень жалко маму, поэтому Мемба села в папоротники и расплакалась. Но она слишком много плакала сегодня, слез в ее глазах оставалось совсем мало, и они очень скоро кончились. Тогда Мемба встала, и, прихрамывая и размазывая по мордашке слезы, побрела вглубь джунглей.       Солнце уже ушло светить подземным джунглям, и между деревьями стелился слоистый сумрак. Небо над головой темнело быстро, и скоро его было почти не отличить от деревьев. Мемба почти не видела куда идет, боль грызла ногу, словно старая змея со сточившимися зубами, а в глубине души медленно просыпался и поднимал треугольную головку дневной страх.       Мемба очень живо представила себе, как будет долго идти наугад, пока земля под ногами не обрушится, и она не провалится в тот самый овраг. Как она скатится на самое дно, ударяясь о корни, как наглотается сухой земли, и как влажная и липкая темнота обступит ее. И тогда из глубины пещеры выйдет то, что скрывалось там днем, медленно-медленно поползет к ней, зная, что маленькая Мемба может сколько угодно метаться, звать на помощь, и пытаться вылезти из оврага, ей все равно никуда не деться. И оно сожрет ее живьем, медленно, разгрызая каждую косточку, и ее отчаянных криков все равно никто не услышит.       Мембе стало так страшно, что она остановилась как вкопанная и начала сухо, без слез всхлипывать. В неровных сумерках ей казалось, что по папоротникам вокруг нее шныряют тени, как тогда, днем в овраге. Она отступила к большому дереву и прижалась к нему спиной, но стоять оказалось еще страшнее, чем идти. Словно бы шнырявшие голодные тени решили — наконец, маленькая вкусная девочка устала и остановилась, и теперь нужно бежать быстрее, быстрее, чтобы наконец сожрать ее! Мемба всхлипнула и бросилась дальше, в темноту.       Мало-помалу страх прошел, глаза стали привыкать к темноте, но нога разболелась так, что Мемба почти не могла идти. Она села на землю, вытянула ногу, но здесь, под деревьями, куда не проникал даже свет луны, ничего не было видно. Тогда она провела ладошкой по коленке, нащупывая место укуса, и даже зажмурилась от боли. Нога была горячая-горячая, вспухшая, и кожа на месте укуса болезненно натянулась. Это было плохо. Мемба помнила, как одного совсем маленького мальчика покусала змея. Сначала это были две маленькие ранки, потом они стали краснеть, рука распухла, став почти как рука взрослого мужчины, и Тенеко пришел и сказал, что нужно отрезать эту руку, или мальчик умрет. Но отец мальчика запретил колдуну делать это, он сказал, что без руки его сын не сможет охотиться, не сможет защищать деревню, и ни одна женщина не захочет стать его женой. Тогда Тенеко ушел, а рука болела и распухала, потом стала синеть, и мальчик долго кричал, а потом ушел в Бесформенную Землю. Мемба была тогда маленькая, но она все-все видела и слышала. Неужели теперь с ней будет то же самое? Только здесь не будет Тенеко, здесь будут только голодные звери и духи, и хорошо бы они съели ее раньше, чем нога посинеет.       Внезапно Мемба вскинула голову, услышав странный шум. Так шумят сухие листья, когда женщины сгребают их палками, чтобы сделать подстилки. Почти так, но не совсем. Мемба наклонила голову, вслушиваясь, но никак не могда понять, откуда доносится шум. Она встала сначала на четвереньки, потом поднялась на ноги, с трудом опираясь на подрагивающую раненую ногу, и задрала голову, всматриваясь в черноту над головой. А шум становился все громче и громче, пока наконец на голову Мембы не упали первые капли, пробившие наконец густую листву.       Пришел дождь. 4.       Мемба упала, разбрызгивая жидкую грязь, и взвыла от боли, сильно ударившись прокушенной ногой. Вода струями стекала по ее личику, саронг был мокрый насквозь, и грязный, как земля под ногами. Сердце колотилось прямо в горле, и она жадно хватала воздух ртом. Над головой сверкнуло, на мгновение выхватив из темноты заросшее болото и искривленные стволы мангровых деревьев. Раскат грома, казалось, разорвал небо напополам.       Мемба затравленно оглянулась, но в наступившей темноте не было видно даже собственной руки, если протянуть ее вперед. Она с трудом оперлась о ствол дерева, поднялась на ноги, сделала несколько шагов, и снова полетела в воду, запнувшись о корень. На мгновение ей послышалось шлепанье ног по воде далеко у нее за спиной. Мемба тихонько заскулила, и поползла вперед на четвереньках, нащупывая дорогу руками. Струи дождя заливали ее лицо, смывая слезы.       Очередная вспышка — и Мемба увидела впереди небольшую прогалину между деревьями. Можно идти, можно даже бежать! Задыхаясь, она снова встала, пытаясь не обращать внимания на боль, разгоревшуюся с новой силой, и заковыляла вперед, подгоняемая страхом. Ноги увязали в болоте, шум дождя заглушал все вокруг, и идти было все труднее и труднее. Когда молния полыхнула в следующий раз, Мемба не выдержала и оглянулась.       Крик застрял у нее в горле, а волосы на голове зашевелились. На какой-то краткий миг, меньше, чем промежуток между двумя ударами сердца, в синеватом свете она отчетливо увидела высокую нескладную фигуру далеко позади себя. Она была бы похожа на человека, только люди не бывают такими высокими. И у людей не бывает таких длинных, неестественно несгибающихся ног. Мемба подавилась мокрым воздухом, повернулась, и бросилась бежать так быстро, как только могла. Она мчалась, не разбирая дороги, в кромешной темноте, на подгибающихся ногах, и ливень хлестал по ее плечам. Она спотыкалась и падала, больно ударяясь, она проваливалась в наполненные водой ямы, она врезалась в деревья так, что воздух вышибало из груди, но она снова вставала и бежала, бежала, только для того, чтобы в очередной ослепительной вспышке увидеть, как приближается к ней кошмарный нескладный силуэт.       Нога снова запнулась о корень, и Мемба полетела кувырком. Хлебнула болотной воды, рванулась в сторону, и неожиданно ощутила под рукой твердую землю. Неловко поползла вперед, над головой грохнуло, и молния в очередной раз осветила джунгли. Мембу обступало гнилое мангровое болото, но сейчас она сидела на единственном небольшом островке твердой земли, над которым протянуло извивающиеся корни наполовину вывороченное дерево. Она тут же оглянулась, но джунгли уже погрузились во мрак. В темноте, всхлипывая, она отползала спиной вперед, пока не уперлась в узловатые корни. Некоторое время она сидела, дрожа, вцепившись в пульсирующую болью ногу и прерывисто дыша. Мемба изо всех сил старалась заставить себя не прислушиваться, боясь услышать мерно приближающееся шлепанье по воде. Однако вокруг было тихо, только шумел дождь, да слышалось ее собственное прерывистое дыхание.       Возможно, то, что ее преследовало, отстало? Может, ему надоело гоняться под дождем? Мемба провела рукой по лицу, разгоняя дождевые струи. Нужно подождать, еще немножко подождать, пока она не убедится, что не слышно ничьих шагов, пока не уймется немного боль, терзающая ногу. Может, если ее держать под дождем, прохлада воды принесет облегчение? Мемба поерзала, стараясь устроиться хоть немного удобнее.       В следующее мгновение сверкнула молния, и Мемба пронзительно завизжала.       Огромная черная фигура стояла прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки. Очень тяжелая, очень горячая ладонь с силой зажала ей рот, оборвав крик, да так, что Мемба почувствовала вкус крови во рту. Она забилась, пытаясь отползти, но спина упиралась в дерево. Существо наклонилось, и она с изумлением увидела лицо старого Тенеко. Да, он был совсем как старый колдун, вот только глаза... Маленькое сердечко Мембы затрепыхалось и упало в пятки. Там, где у Тенеко были глаза, у существа плескалась непроглядная тьма, и каждый глаз был пуст и черен, как вход в пещеру в полузасыпанном овраге.       Она истошно замычала, кусая губы, и горячая ладонь вжалась в ее лицо с такой силой, что Мемба ударилась затылком о ствол дерева, и из глаз ее брызнули искры. Обмирая от боли и ужаса, она почувствовала, как вторая ладонь касается ее колена, опускается ниже, нащупывая место укуса , и с силой надавливает. Боль пронзает огромным раскаленным копьем, и Мемба отчаянно дергается, глядя, как существо наклоняет голову к ее ноге, и чувствуя прикосновение очень острых зубов. Она кричит, кричит, но дождь глушит невнятное мычание, вырывающееся из ее губ.       Существо подняло голову. Оно по-прежнему выглядело как Тенеко, но теперь — как Тенеко много-много дождей назад. Он молод и силен, его лицо разрисовано черными и белыми полосами, и с его губ капает кровь Мембы. Только глаза его по-прежнему холодны, черны и пусты. Новая молния полыхнула высоко вверху, и яростный рев Шанго ударил по ушам. Существо, словно только этого ждало, наклонилось вперед, близко-близко, почти касаясь лица Мембы. Она замерла, словно маленький зверек, всматриваясь в черноту глаз, заслонившую весь мир. Горячая, как раскаленный камень, рука, сжимавшая место укуса, медленно двинулась вверх, провела по коленке и заскользила по бедру, отводя мокрую ткань саронга. Мемба зажмурилась, но даже с закрытыми глазами видела огромные, немигающие черные глаза. Горячие пальцы коснулись ее, и это было, словно прикосновение раскаленного уголька к нежной коже. Мемба съежилась и задрожала. Одно короткое движение, и ее пронзил новый всплеск боли, и одновременно с этим ладонь, зажимавшая ее рот, исчезла. Мемба запрокинула голову, коротко, болезненно вскрикнув, и затихла. Боль в ноге таяла, словно смываемая дождем. Существо выпрямилось во весь рост и отступило на шаг.       Яркая, болезненно яркая вспышка разогнала мрак, и вдруг у судорожно дрожавшей Мембы перехватило дыхание. Он стоял, безмолвный, неподвижный, омываемый струями дождя, и он больше не был похож ни на кого, кого Мемба знала. И одновременно с тем это разрисованное черными и белыми полосами лицо знали все. Его видели только что рожденные дети, впервые открывшие глаза. Его видели колдуны, дающие умбару их первое настоящее имя. Его видели дряхлые старики, уже шагнувшие в Бесформенную Землю. Его видели все — и не видел никто.       Мемба медленно подобрала мокрый саронг, подтягивая под себя ноги, подалась вперед и неловко встала на колени. Губы ее безмолвно шевелились, и тело сотрясала дрожь, но она уже не имела ничего общего с той, старой дрожью страха. Маленькие ладошки легли на землю, и Мемба низко склонилась, коснувшись губами горячей гладкой ступни. - Бвана, - шепнула она, и на мгновение задохнулась. - Бвана Самеди. ххх       Маленькая девочка с кожей, коричневой, как земля, медленно идет по полузаросшей тропинке. Солнце обжигает ее плечи, но она словно бы не замечает. Бывший когда-то пестрым саронг измят и испачкан землей и болотной тиной, но маленькое личико безмятежно. Маленькие ножки уверенно находят дорогу, и скоро она с любопытством смотрит на покосившуюся и заросшую папоротником хижину. Вход должен был быть закрыт занавесью, но сейчас он открыт, и девочка, не колеблясь, ступает внутрь.       Старый Тенеко поднимает голову от чашки, и встречается взглядом с маленькой Мембой. С любопытством он смотрит сначала на нее, потом вправо, влево, и, наконец, разражается смехом. Последний раз так смеялся он давным-давно, когда он был моложе, у него были еще все зубы, и он мог ночь напролет пить забродивший сок с другими воинами. Потом он встает, вынимает из складок саронга длинную иглу и жестом подзывает девочку. Жаль, что кольцо он не припас заранее, но это небольшая беда. Игла в старческих пальцах совершает неожиданно молниеносное движение, и на гладкой мочке уха Мембы выступает маленькая красная капелька. Тенеко некоторое время стоит в задумчивости, слушая жужжание мух, потом вынимает блестящее кольцо из своего уха и вдевает его в ушко Мембы. И снова сипло смеется. - Таонга, - говорит он наконец. - Духи назвали тебя Таонга. - Я знаю, - серьезно кивает девочка. Потом поворачивается ко входу, и лицо ее озаряется улыбкой. - Спасибо, Оити. Без тебя я не нашла бы дорогу домой.