Psycho

      Я в очередной раз прихожу в себя, всем телом ощущая твёрдую поверхность, на которой лежу - каждый шов сходящихся вместе досок, под тонким матрасом. Мышцы ног сводит судорога, отчего я чуть морщусь, но всё так же лежу без движения, ссадины и царапины привычно ноют, но почти не доставляют дискомфорта. Ведь я привыкла. Я не знаю, который сейчас час, какое время года и какой именно год наступил где-то там, далеко за пределами моего маленького мирка, границы которого обрываются у стен небольшого подвала…       Когда-то давно у меня была семья: папа, мама, старший и младший братья, да ещё большой рыжий кот, которого все баловали и втайне под столом угощали самыми вкусными кусочками ужина. Когда-то у меня было всё это, пока однажды я не приглянулась тихому милому юноше по имени ВонХо, живущему неподалёку. Его неловкое признание не смогло зародить во мне ответных чувств, так что мягко ему отказав, я и думать о нём забыла, до тех пор, пока возвращаясь поздно вечером с учёбы, не оказалась огретой чем-то, и не очнулась в этом самом подвале. Вот тут я сразу вспомнила того робкого парня, который совсем не робко смотрел как я прихожу в себя на грубо сколоченной деревянной лежанке. Глядя в его глаза я не находила в них и капли нормальности, казалось, что в этих огромных расширенных зрачках плещется океан безумия, ещё немного и он накроет меня с головой и я утону в считанные секунды. В тот день случилась первая в моей жизни истерика, тогда же я узнала что значит, когда на тебя поднимает руку тот, кто сильнее.       На следующий день он пришёл извиняться. Я ещё доверяла своим внутренним часам, неточно, но ориентировалась во времени и верила, что смогу спастись. Верила в это, пока он ползал на коленях и целовал мои руки, еле касался синяков, проступавших на нежной коже, и умолял не злиться на него. Но как только я заикнулась о собственной свободе – всё изменилось – вчерашнее безумие стало проявляться, чёрными пятнами расползаясь вокруг и делая и без того ужасную обстановку ещё более гнетущей. Тяжёлая оплеуха откинула меня обратно на лежанку, в голове зазвенело так, что я не сразу разобрала крики своего мучителя.       - Не смей даже заикаться об этом! Ты поняла меня? Поняла?! – он схватил меня за плечи и яростно тряс, вглядываясь в лицо, на которое упали пряди волос, выбившиеся из хвоста.       - Отпусти, я никому ничего не расскажу, - я умоляла, всхлипывая и захлёбываясь в слезах и обещаниях. – Пожалуйста! Никто не узнает.       - Забудь об этом, - он обхватил моё лицо руками, заставляя смотреть в глаза. Красивые, но злые, жестокие и гипнотизирующие. – Ты останешься здесь.       Отшвырнув от себя безвольное тело, он молча ушёл, закрыв за собой дверь на замок.       С тех пор прошла, казалось, вечность. В подвале не было окошка, не было часов или чего-то ещё, что могло помочь в определении времени. Я спала, когда мой персональный кошмар покидал меня, и не смыкала глаз, когда он одаривал своим вниманием. Привыкнуть к такому положению было тяжело. За ширмой стояло ведро, которое служило туалетом, и которое исправно выносил мой тюремщик, он также регулярно приносил тазик с тёплой водой и губкой и обтирал моё тело, не выпуская меня никуда, чтобы я могла помыться. Сначала я сопротивлялась, пытаясь драться и царапаться, но сильные затрещины подавляли бунт почти моментально, так что я смирилась с этим унижением и сносила его, молча глотая слёзы. Как добрый хозяин, монстр приносил еду, простую и питательную, так что умереть от голода я не рассчитывала. Первая же попытка голодовки кончилась очередными оплеухами, синяками, гудящей от боли головой и насильственной кормёжкой.       Неровный жёлтый свет единственной лампочки освещал мою тюрьму. Помимо ведра, ширмы и лежанки в комнатушке, в самом углу, стоял надёжно привинченный к стене древний металлический умывальник, с помутневшим зеркалом рядом. Однажды именно это зеркало и навело меня на малодушную мысль покончить с этим кошмаром, ворвавшимся в мою жизнь. Зачем влачить жалкое существование ручной зверушки ненормального, когда вот оно, решение? Достаточно придумать, как разбить зеркало, и придёт свобода. Лихорадочный обыск места заточения привёл к ширме – она оказалась достаточно лёгкой, чтобы даже я смогла её поднять. Притащив её к умывальнику, я остановилась и прислушалась к тишине за дверью. Если он решит навестить меня именно сейчас, то всё пропало, но нет, за дверью не были слышны шаги, так что я облегчённо прерывисто выдохнула. Приподняла ширму и со всей имеющейся силы обрушила её на зеркало, которое пошло крупными трещинами, но не спешило рассыпаться. Прислонив ненужную мебель к стене, я судорожно ощупывала потрескавшуюся стеклянную поверхность, поддевая сколы ломающимися ногтями и, наконец, с невнятным возгласом оторвала острый зеркальный треугольник. Трясущимися руками прижимая его к груди, как величайшую драгоценность, я прошла к лежанке и села.       Как правильно резать вены? Вдоль запястья или поперёк? В прошлой жизни меня не интересовали такие вопросы, никогда раньше в голову не приходили мысли о самоубийстве, а сейчас эти знания бы пригодились. Я всхлипнула. Будет больно, наверняка, но я почти привыкла к боли. Я потерплю и справлюсь со своим последним заданием. Так всё-таки вдоль или поперёк?       Пока я решалась и нервно сжимала стекло в руках - изрезала все пальцы, так что осколок стал скользить в ладонях. Приложив острие зеркала к запястью, зажмурилась и стала медленно вдавливать его в кожу. От волнения пульс зашкаливал, кажется, в ушах зашумела кровь, а окровавленные ладони ещё и вспотели. Чувствуя, как от навернувшихся на глаза слёз мир стал расплываться, я вжала своё орудие освобождения ещё сильнее и вздрогнула, когда распахнувшаяся дверь подвала громко хлопнула о стену.       - Нет! – оглушительный крик чудовища обрушился на меня, отражаясь от голых каменных стен. – Не смей!       Он за секунду подлетел ко мне и, отшвырнув в сторону стекло, стал ощупывать мои руки. Судорожно покопавшись в кармане, достал чистый платок и зажал неглубокую рану на запястье, после чего прижал к себе, как ребёнка и стал укачивать в объятиях.       - Ты не бросишь меня, слышишь? –крепко прижатая к его груди, с одной стороны я слышала быстрые удары сердца мучителя, а с другой ушей достигали слова, наполненные паническим ужасом. – Ты не покинешь меня, как они. Ты не такая. Я не останусь один, нет. Ты будешь рядом, рядом, рядом…       Звуки затихали в тишине подвала, а его руки всё так же обхватывали меня за плечи и временами нервно сжимались. С усилием разжав ладони, он сперва отпустил меня, но затем обхватил моё лицо, вглядываясь в глаза, словно ища там подтверждение своим словам. Я же была шокирована искренней болью и страхом, что сейчас переполняли того, кого я иначе, как чудовищем, не могла назвать.       - Кто – они? – мой хриплый голос удивил нас обоих. – Кто тебя бросил? – Я смотрела на своего тюремщика с непонятно откуда возникшей жалостью.       - Они… - он отвернулся и обхватил себя руками. Чуть покачиваясь вперед-назад, он собирался с духом, что давалось ему непросто, это было явно видно. Рассматривая то, как он закусывает по-детски пухлую губу, как в глазах постепенно появляются слёзы, мне всё сильнее хотелось коснуться его, но нерешительно потянувшись в сторону парня, тут же одёрнула себя и уронила руку обратно на колени. – Они. Мама. Моя мама, мамочка… она взяла сестру, и они бросили меня.       - Что случилось? – продолжая эту пытку вопросами, я не могла остановиться.       - Они бросили меня! – ВонХо сорвался на крик, в котором была слышна обида и непонимание. Крупные слёзы покатились по щекам, и он не торопился вытирать их. – Они умерли. Как они могли уйти и оставить меня одного? Как?!       Сейчас передо мной сидел не похититель, а обиженный несправедливой судьбой маленький мальчик, который нуждался в любви, ласке и жалости. Он рыдал, не понимая, почему его близкие покинули его и оставили в одиночестве, когда он так нуждался в них. Так что, не выдержав, я всё-таки коснулась его плеча, сначала робко и неуверенно, а потом, приняв решение, крепко сжала его ладонью. Спустя мгновение он уже плакал, уткнувшись мне куда-то в изгиб шеи, громко и взахлёб, снова подтверждая моё мысленное сравнение с ребёнком. После этого происшествия ничего не поменялось – он всё ещё был моим мучителем, а я его жертвой. Жертвой, которая проявила жалость к своему истязателю.       Со временем ВонХо стал раскованнее и смелее, теперь он мог не только отхлестать и обрушить град ударов на хрупкое тело, но и наградить развязным поцелуем, от которого хотелось взвыть и долго тереть потрескавшиеся губы в надежде уничтожить все невидимые следы его прикосновений. Однако я чувствовала, что чем дальше, тем меньше эмоций во мне возникало, они утекали тонким ручейком и просачивались сквозь толстые холодные стены подвала, оставляя меня завидовать им в гордом одиночестве. Апатия наваливалась всё сильнее, придавливая своей тяжестью, как могильная плита. В какой-то момент во время очередного посещения ВонХо, когда он привычно замахнулся для пощёчины, я просто подняла на него свой безразличный взгляд и рука парня замерла в воздухе, словно наткнувшись на невидимую стену.       - Бей, - голос был тих и чем-то напоминал шуршание плёнки пустой видеокассеты, что крутится в проигрывателе в полной тишине. Одно слово заставило лицо ВонХо исказиться от боли и упасть передо мной в порыве сожаления. Он хватал мои руки и, шепча бессвязный бред о прощении, целовал каждый пальчик. Молча отняв ладони, я всё так же безучастно смотрела на него. – Уходи.       - Перестань! – тюремщик надрывно кричал во всю мощь своего голоса. – Прекрати это делать! Ты уходишь от меня, а не имеешь на это права! Ты такая же, как они. Как они…       Устав слушать монолог, переходящий в невнятное бормотание сумасшедшего, я просто легла на лежанку, отвернувшись к стене. Серая каменная стена была полна оттенками безысходности, тусклые переливы серости затягивали, затуманивали разум, и я как будто плыла на волнах этого холодного цвета, отключаясь от внешнего мира.       - Твари! Тварь! – меня жестоко вырвали из серого океана отстранённости и, сдёрнув с лежанки, швырнули на пол. Впервые сумасшествие ВонХо выплеснулось так ярко и так мощно. Он тряс меня, кричал и в итоге в бессильной ярости снова бил, жёстко, безжалостно, не контролируя силы и получая наслаждение. Когда он ушёл, я так и не смогла подняться с пола, чувствуя, как болят рёбра и тяжело дышится, попытавшись свернуться калачиком на холодном бетоне, я погрузилась в забытьё. Скользя по грани сознания, отметила, что в подвал кто-то зашёл и осторожно переложил моё тело на уже привычное спальное место, заботливо укутав большим мягким одеялом, после чего я полностью отдалась спасительной темноте.       Можно ли проникнуться тёплыми чувствами к своему мучителю? Этим вопросом я задавалась все последующие дни, когда ВонХо приходил и заботливо обрабатывал все мои синяки, гематомы и ссадины мазями, давал таблетки обезболивающего и был крайне осторожен и даже нежен. В какой-то степени я даже была благодарна за эту заботу, которая была непривычна после обычного поведения юноши и казалась маленьким и неуверенным лучиком тепла в моём тёмном подвале. Почти всегда эти сеансы опеки проходили в тишине, что устраивало нас обоих. Как-то после медицинского ухода ВонХо не покинул меня сразу, а прилёг рядом и долго молча рассматривал меня, я отвечала тем же. Всматриваясь в каждую черту его лица, отмечала, что парень был вполне симпатичным, наверняка у него есть поклонницы, ведь в спокойном своём состоянии он был похож на милого ангела. Но когда лампа начинала мигать, и свет порхал по его лицу, как пугливый мотылёк, я видела, как черты ангела обращаются чертами демона. А свет снова выравнивался и передо мной вновь появлялся робкий добрый парень из дома по соседству.       - Знаешь, - он осторожно убрал прядь волос, упавшую мне на глаза, - мы никогда не расстанемся. Я буду рядом с тобой, даже если нас будут разделять тысячи километров, даже если мы окажемся в разных мирах – я всегда буду у тебя за плечом, а потом встречу тебя, возьму за руку и мы вместе отправимся познавать тот и этот свет. Помни, ты никогда не будешь одна, я всегда рядом с тобой.       Он снова покинул меня, оставив осознавать сказанное.