Black Sea ...

Эмма Свон сладко потянулась, ощущая приятную усталость во всем теле. Почти мурлыкая от удовольствия, скользнула рукой по простыне, слегка коснувшись спящего Киллиана. Она могла бы разбудить его, рисуя на его спине замысловатые узоры, могла бы просто поцеловать в плечо, и тогда он бы проснулся, потянул ее за собой, что-то бормоча, и, возможно, они продолжили бы то, что начали, ворвавшись вчера вечером в дом… Но она просто перевернулась на бок, улыбнулась и, легонько коснувшись его плеча губами, встала, накинула халат и, выйдя из комнаты, спустилась вниз. Она возвратила его из Неверленда, они счастливы вместе, вот-вот поженятся, на ее пальце ярко блестит обручальное кольцо с бриллиантом… И все хорошо. Сейчас, на данный момент… «Киллиан заслужил этот сон, пусть проспит хоть до обеда» — подумала Эмма и прошла в кухню. Там, стоя у плиты, распаковав коробку со смесью для блинчиков, она принялась за дело. Ловко орудуя деревянной лопаткой, Свон вспомнила прошлую ночь… То, как они ворвались в дом, как Джонс выбил ногой дверь, каким-то чудом не сломав замок, как в порыве охватившей их страсти они разбили дорогую вазу — подарок Жасмин, — как она трясущимися руками снимала с него плащ, как исступленно целовала его шрам на виске… Как Джонс шептал что-то игривое и смелое ей на ухо, срывая с нее куртку и швыряя куда-то в сторону, как быстро и яростно загоралось внутри них нечто сумасшедшее, необъяснимое. Они не могли насытиться друг другом… В какой-то момент они оба оказались на полу у камина, полураздетые и счастливые. Джонс покрывал ее разгоряченное тело жадными, жаркими поцелуями, оставляя засосы; она ерошила его волосы, царапала спину и плечи, почти рычала в ответ на его лихорадочный шепот. — На тебе слишком много одежды, любимая, — пробормотал Джонс, поддевая крюком лямку кружевного лифчика. — На тебе тоже, — усмехнулась Эмма, проводя рукой по горячей коже его живота. В ответ Киллиан прорычал что-то нечленораздельное и с силой рванул тонкое кружево. Эмма подалась ему навстречу, выгибаясь дугой, ближе, еще ближе к нему, настолько, насколько это было возможно. Чтобы почувствовать его в себе, утонуть в бездне этих горящих глаз, захлебнуться его именем и взорваться на тысячу осколков… Чтобы после блаженно опустить голову на его плечо и переплести пальцы, ощущая покой, умиротворение и счастье… Они продолжили на лестнице, по пути в спальню, срывая голос, задевая висящие на стенах рамки с фотографиями. Губы распухли от поцелуев, и уже, казалось, можно было бы и прекратить, но один лишь взгляд горящих глаз, одно слово… и снова… — Не хочу останавливаться, мне слишком мало тебя, Джонс, — шептала Эмма, наклонившись над любимым, окутывая их облаком своих шелковистых волос. — Так и не надо, любимая… Вспоминая это, Эмма безнадежно спалила три штуки блинчиков… — Пахнет вкусно, — прошептал Джонс, неожиданно подкравшись сзади. Эмма вздрогнула от неожиданности, но тут же улыбнулась. — Они из коробки, — ответила она и теснее прижалась к любимому, чувствуя, как внутри нее нарастает сумасшедшее желание. Джонс, приняв вызов, легонько прикусил мочку ее уха. — Так я не о блинчиках, сейчас… Забыв напрочь о готовке, Эмма резко развернулась и набросилась на него с жадным поцелуем, обвивая руками его шею, затем на мгновение замерла, смотря прямо ему в глаза. — Что такое? — спросил Киллиан, посерьезнев в один миг. Кажется, сейчас он был готов сразиться с любым, кто посмел бы ее обидеть. — Все хорошо. Я… просто счастлива. Это все еще удивляет меня. — Да, любимая, меня тоже, — ответил он и улыбнулся ей в ответ. Эмма снова прильнула к нему, вцепившись в его плечи и теряя остатки самообладания. — К черту блинчики! Подтолкнув его к столу, она рванула жилетку, обрывая пуговицы, расстегнула дрожащими от нетерпения пальцами рубашку и довольно усмехнулась, заметив на его груди царапину и засос. Перехватив инициативу, Джонс резким движением развернул ее, и, не отпуская друг друга ни на секунду, они почти упали на стол. Сбросив с себя рубашку, Киллиан стянул ее халат, покрывая поцелуями ее грудь, кусая и дразня ее соски, заставляя ее дрожать, стонать, извиваться от наслаждения. — Киллиан! — Да, любимая?! — Пожалуйста… — Пожалуйста, что? — спросил он, опускаясь ниже, проводя рукой по внутренней стороне ее бедра. Эмма дрожала от возбуждения, лежа обнаженной на кухонном столе, на смятой скатерти… Джонс жадно наклонился над ней, казалось, еще немного, и снова все границы будут нарушены, еще чуть-чуть и взрыв, пожар… И в этот самый момент со стороны прихожей раздался звук открывающейся двери. Впопыхах накинув на себя одежду, Эмма и Киллиан замерли у плиты. — Мама? — Эмма плотнее запахнула халат. — Тысяча чертей, — выругался Джонс, безуспешно стараясь застегнуть рубашку. — Помоги мне, Свон, застегни ее. В дверном проеме показалась Мэри Маргарет с огромной папкой в руках и каким-то странным блеском в глазах. Словно не замечая царящего вокруг беспорядка, она направилась в сторону кухни. — Ой, я помешала? — Замерла она, ошарашено смотря на дочь в объятиях Киллиана. — Да, — недовольно пробурчал Джонс, теснее прижав к себе Эмму. — Нет, что ты… Мы просто… — Да, — ответил он за них двоих. — Мы просто… жарили блинчики. — Блинчики… Ну, конечно, — смущенно улыбнулась Мэри Маргарет и опустила голову. — Но, вы знаете, я не голоден, я, пожалуй, пойду… В душ, — произнес Киллиан и прошел мимо будущей тещи, даже не потрудившись застегнуть рубашку и скрыть засос на шее. Эмма стояла напротив матери, и той не составило ни малейшего труда заметить распухшие губы, взлохмаченные волосы и горящие глаза… — Я могу зайти позже. Или я… позвоню. Я просто проснулась пораньше, и в голове родилась блестящая идея по поводу свадьбы, — с этими словами Мэри Маргарет положила на стол толстую серую папку. — Ты собирала ее? — Уже очень давно… — Мам, это так мило, просто нет слов, — Эмма обняла мать и тут же отстранилась. — Только давай договоримся, прежде чем приходить к нам, предупреди. Хорошо? — Хорошо, ну… Я пойду. Мы с твоим отцом хотели поговорить о месте проведения свадьбы. — Мам, мы с Киллианом придем чуть позже… — Я поняла, — спокойно ответила Мэри Маргарет. — Оставь папку тут, я вечером посмотрю… Наконец Эмма проводила мать за дверь и повернула в замке ключ. Наверху послышались звуки льющейся воды, Эмма улыбнулась и, взмахнув рукой, для верности наложила на дверь защитное заклинание, чтобы, не дай Бог, не зашел Дэвид или, того хуже, Генри. «Нас нет дома. Не ищите нас ближайшие сутки… Или двое», — подумала Эмма, поднимаясь на второй этаж…