Опять эти глаза

      Сегодняшним вечером Сева был неуловим.       Он решил, что не позволит никому испортить себе праздник. Даже Водяной и тем непонятным ощущениям, которые она всегда приносила с собой. Овражкин знал, что его ищут друзья и знакомые, но, даже завидев издали Муромца, не подошел к нему — где он, там его сестра, а с ней ее подружки вместе с Водяной.       Нет, сегодня Сева был одинок и наслаждался этим. Конечно, колдуньи то и дело докучали ему, но огромная толпа помогала скрыться и от знакомых, и от незнакомых.       Никаких снадобий и настоек Заиграй-Овражкин пить не стал (пока). Зайдя в кафе и сунув в рот что-то сладкое, он заглянул по очереди в беседки, нашел пустую и какое-то время просто сидел, наслаждаясь спокойствием. Потом он вернулся к сцене, чтобы посмотреть на исполнителей. Попадались нормальные и даже красивые песни, но немало было и тех, что откровенно Севу смешили. Одна исполнительница мало того что пела тоскливую песню каким-то визгливым голосом, так еще и одета была в грязно-белую тогу, а на голове ее красовалась широкополая шляпа с пером. Несмотря на это, в толпе песню оценили. «Выпили лишнего», — подумал про себя Овражкин.       Выбравшись из толпы, он пошел к лесу, где довольно долго бродил, слушая доносившиеся со сцены звуки. Сумрак, тишина и приглушенные расстоянием мелодии. Неплохо.       Черная птица взмыла ввысь, рассекая крыльями теплый воздух. Полет. Больше всего он любил эти ощущения. Его обнимала родная стихия, небо манило, звезды неизменно сияли, спокойный и величественный лес был недвижим, и шумный фестиваль потерялся где-то внизу…       Сева немного устал, а потому спустился к опушке и снова стал собой. Он вернулся на праздник, где к нему подскочил какой-то веселый колдун со словами о чудо-квасе, он сунул в руки Овражкина кружку и скрылся в толпе. Сева хмыкнул да и выпил этот несчастный квас залпом. Не повредит.       Перед его глазами появился какой-то туман, на лице расплылась улыбка, и через минуту он уже лихо отплясывал под пение анубисоголового, не обращая внимания ни на кого вокруг. (Впрочем, и на него никто странно не косился. Чудо-квас — страшная сила!) Вот это праздник!       Через некоторое время Заиграй-Овражкин будто очнулся. Он тряхнул головой, глянул на сцену, на свои руки, на толпу… А потом осушил еще одну кружку с чудо-квасом и стал пробираться поближе к сцене. Происходящее Сева осознавал не очень ясно.       Вот совсем рядом целуется парочка…       Вот на сцену выплыла Полонея Златовласка…       Вот какая-то девушка окликнула его, но он не обернулся…       Вот погас свет…       Вот лицо Водяной, освещенное вновь вспыхнувшими огнями…       Она улыбается.       Он направляется прямо к ней.       Почти вплотную подойдя к Полине, Сева снова «пришел в себя». Вот идиот! Поворачивать было уже поздно, но, к счастью, Овражкин вовремя вспомнил об отце и заговорил с Водяной. Тут к нему пристали назойливые колдуньи и пришлось сказать, что он уже танцует.       Он нехотя приблизился к ней и снова провалился в странную пелену. Что-то говорил Водяной об Арсении, о Кассандре, о часах… Она, кажется, снова улыбалась. А потом он, разом почувствовав холод, бросил ей вывернутый наизнанку «комплимент» и устремился к противоположному краю толпы. Златовласка покинула сцену.       Опять эти глаза, опять это смутное чувство.

***

      Он медленно протискивался сквозь шумную толпу, в то время как очередной участник музыкального фестиваля горячо признавался в любви своим новоиспеченным поклонникам.       Чудо-квас все еще действовал на Севу. Он чувствовал, как временами его мрачная натура «выключалась», уступая место какой-то веселости и беззаботности, странному дружелюбию.       Вдруг чья-то рука коснулась его плеча и Стефани Монье со своим загадочным выражением лица и витиеватой манерой предложила ему потанцевать. Зазвучала медленная мелодия, свет притушили, и возможности отвертеться Заиграй-Овражкин не находил. Хотя… Почему, собственно, он должен отказываться? Он с удовольствием потанцует с ней.       Едва он кивнул, Стефани обвила его руками и защебетала что-то о французской музыке и чудесном вечере. Сева не особенно слушал, только кивал и пытался улыбнуться время от времени.       Вокруг образовывались парочки, одни колдуньи со счастливой улыбкой кивали на предложения потанцевать, другие обиженно опускали глаза, оставшись без пары. Девушки на сцене были одеты в длинные полупрозрачные платья, волосы у всех были черными и короткими, только у одной ведуньи доставала до пяток толстая коса. К ее рукам ласкалась скрипка. Пели, кажется, действительно на французском.       Сева чувствовал странную отстраненность от происходящего.       Но неожиданно в нем что-то зашевелилось, задергалось, затрепетало, возникло желание убежать отсюда, обратиться коршуном, лететь прочь…       — У тебя часы Паулин? — вопрос, заданный повышенным тоном, вернул Овражкина в реальность.       — Да, я… — ему удалось-таки избавиться от наваждения. — Нашел их. Надо вернуть. Ты знаешь, где она?       — Кажется, я видела ее… Ах, как стганно, забыла! — серебристый смех влился в мелодию песни.       — Я поищу ее. Еще увидимся. — Сева, не слушая слов Монье о том, что часы можно отдать позже, вклинился в толпу и попытался пробиться к окраине леса. Он не мог избавиться от тревожного предчувствия, хотя странные ощущения исчезли.       Толпа неохотно пропускала его, но наконец Заиграй-Овражкин подошел к первым деревьям. Лес был совсем рядом. Здесь было темно, солнце давно ушло за горизонт, оставив розоватое свечение, которое почти сошло на нет. Сева вдруг нашел очень красивыми эти остатки заката, но через минуту опять тряхнул головой — наверное, квас еще не совсем выветрился. Он присел и прислушался, до него долетели строки очередной песни.

Ах, колдуй, колдуй, позабудь про сон —

Моё сердце не заколдуешь.

Ах, ты песни пой у моих окон —

Моё сердце не очаруешь.

      Овражкин, внутренне посмеиваясь, растянулся на траве и посмотрел вверх, но золотистый шарик света, неожиданно появившийся словно бы из ниоткуда, заставил его вскочить на ноги. Сомнений не было. Информационный ком.       Сева сразу подумал, что этот ком как-то связан с его непонятным чувством, и понял, что не ошибся, услышав слова Муромца.       Полина. Нападение. Здесь.       Через секунду коршун взмахнул крыльями и рванулся вверх. Когда он выглянул из-за деревьев в человеческом обличии, Водяная и Македонов как раз шагнули в дверь и исчезли.       Сева понял, что совсем недавно его действительно звала Феншо. Звала Финиста. Его кольнули иглы сожаления… или ему это показалось? Что-то вновь екнуло внутри, но Сева подавил это чувство.       Что. С ней.       Замолчи.       Он услышал, как Муромец назвал его фамилию, и, сняв Отвод глаз, направился к небольшой группе людей впереди, на ходу придумывая что-то о подкарауливших его колдуньях.