Лисенок

* * * Он кричит на Менина. Он орет так, что стены замка Рулх, кажется, негодуют на такое недопустимое поведение. Он орет от облегчения и еще от того, что может высказать все, что так давно плясало на самом кончике языка. И даже терпеть больше не надо. И еще можно хлопнуть дверью изо всех сил. Наконец-то. В Тихом городе едва уловимо тянет красильной вонью, но этот запах почти не раздражает. В нем даже можно найти свое удовольствие. Ничего не хотеть, ни о чем не думать и знать, что все получилось правильно. Цедить по вечерам странные местные напитки, лениво поигрывать в карты. Чего еще желать? Нечего. До того момента, как Макс оборачивается к нему от стойки и улыбается, радостно и беспечно. Макс, который тоже решил спасти своего Наставника. Своего создателя. Макс, у которого получилось то, чего не получилось у него самого. Макс, которого он сейчас почти ненавидит за то, что тот играючи отнял у него цель. Смысл. Аве, Джуффин, сияющий, живые и мертвые рукоплещут вам. А теперь идите, ладно? Я — мертвый, но не железный. Хлопает дверь. Сэр Халли, Почтеннейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска, оборачивается и видит, что это действительно дом старого Нони Хелуфеца. И совершенно точно Ехо. Он задумчиво хлопает пару раз в ладоши и думает — все-таки мертвый? Или живой? * * * Он сидит на крыше Мохнатого Дома — по заверению присутствующего тут сэра Макса — лучшем месте во всех известных ему мирах. И в этом вопросе сэру Максу, пожалуй, стоит верить. Макс только что выиграл в крак полдюжины партий из двух десятков, в очередной раз совершил невозможное и теперь готов делиться со всеми чистейшей радостью бытия — просто так, потому что не может иначе. Для Джуффина у этой радости отчетливый вкус дождя, тумана и влажной земли. Он закрывает глаза, и перед его внутренним взглядом проносится сероватый камень, сливаясь в полосы растущим по краям пропасти темно-зеленым мхом. И снова вместо удара его ласково и мягко принимает ручей, текущий на Темной Стороне, а старая удочка вдруг шевелится на плече, падает куда-то в распевающую на разные голоса воду, вмиг прорастает белыми листочками, тянется вверх, выбрасывает бутоны, и из них вырываются маленькие крылатые рыбки, кружащиеся над головой. И он изумленно и неверяще смотрит на своего наставника, а тот улыбается — как могло бы улыбаться небо. Или Миер. Или все горы разом. Огромно, непредставимо и при этом ласково. Смех и лай вырывают его из воспоминаний. Вокруг кресел возбужденно мечется Друппи, а Макс смеется и пытается оттолкнуть пса коленом. — Не мешай, у нас тут важный эксперимент. Ну, поехали? «Поехали» — такое же непонятное, прилипшее к ним ко всем словечко, как и «отбой». Джуффин смотрит, как Макс, сосредоточенно закусив губу, протягивает своему лучшему другу Дырявую Чашу, над которой чуть колышется золотистый округлый столбик бомборокки. Как на его пальцы ложатся другие, с ногтями, исчерченными защитными рунами. И все содержимое Чаши вдруг с шумным плеском проливается через дыру на стол, капает на пол, течет на Максово лоохи — тот подскакивает и ругается, на мантию Великого Магистра, который просто торопливо машет рукой, убирая все это безобразие. На крыше сразу начинает пахнуть так, словно тут открылся филиал «Джубатыкской пьяни» с непременным фонтаном. Шурф укоризненно качает головой, но тоже улыбается — как уж умеет. Макс заливисто хохочет, смотрит на Джуффина. Почтеннейший Начальник усмехается в ответ, половиной рта. Смотрит на Макса. И одними губами говорит ему: «Лисенок».