Колокольный перезвон

Это действительно самая волшебная музыка — колокольный перезвон. Гром величественных басов заставляет ваше сердце благоговейно замереть, предаться силе его многотонных звуков, приблизиться к неземному, недостигаемому прежде чувству. Но проходит время, и тяжелый низкий звон уступает место легким трелям маленьких колоколов, напоминающих задорный детский смех. Вы можете заметить, что покинув пленительное чувство оцепенения, все ваше существо наполняется необыкновенной радостью, жаждой жизни, надеждой и верой во все светлое, что живет в нашем огромном мире. Я слушал переливы колокольного звона, наблюдая за худенькой фигуркой, которая стояла передо мной. Маленькая девочка прижала руки к груди и обратила сияющие глаза к небу. По розовым щёчкам градом текли слёзы счастья. Её заветное желание исполнилось, и мне удалось помочь ему осуществиться. Тогда я вспомнил слова матери, сказанные мне очень давно, двадцать лет назад. *** Я родился в небольшом городке в окружении небогатой, но любящей и заботливой семьи. Мой отец, Николай Аркадьевич, был сапожником, человеком честным и добрым, но очень доверчивым. Он постоянно попадался на уловки алчных спекулянтов, что ему нередко приходилось шить ботинки из дорогой, но старой и сморщенной кожи или порванной ткани. Отец мечтал, чтобы я пошел по его стопам, поэтому часто брал меня собой в поездки и показывал мне столичные и иностранные мастерские. Там я не раз замечал, как глаза родителя сверкали завистью при виде роскошных итальянских сапог и лакированных туфель. Тогда я и пообещал себе, что став взрослым, наживу себе огромное состояние и скуплю со столичных прилавков всю обувь для отца и все шубы для матери. На подобное заявление мама, Мария Афанасиевна, лишь рассмеялась.  — И ты считаешь это важным?  — Я хочу получать всегда и сразу то, что хочу, — неуверенно ответил я, смутившись вопроса.  — Но хватит ли у тебя ног на сотню пар обуви? Неужели ты будешь чувствовать себя счастливым, осознавая, что тем, кому ты бы мог помочь, тяжело? Скряги, заботившиеся лишь о себе, никогда не будут любимыми и уважаемыми людьми, Василёк. Я очень любил мать: уважал её мудрость, восхищался её милосердием и безграничной добротой. И никогда не понимал, как она, Мария, настолько близкая к неземному образу матери Христа, выросла в местном детском доме, убогом здании на окраине городка. На мои бесконечные вопросы она отвечала одно: «Место прекрасно не фасадом, а сердцами его обитателей». Тогда я предавался иным размышлениям — если люди добры, почему они не должны жить в благополучии? Вот тогда я и решил, что наживу состояние, но направлю его не на туфли и шубы, а на родной детский приют матери. Спустя двадцать лет я достиг своей цели– из лучшего ученика школы я стал владельцем крупного металлургического завода. Я не исполнил желание отца, но, думаю, он бы простил меня, узнав, какой колоссальный доход приносило мне это предприятие. Пришло время восстановления моего детского дома. Я выкупил его летом 19** года, направив первые средства на перестройку здания и обновление водопровода. Осенью этого же года я посетил детский дом лично, чтобы проверить работу. Управляющая приюта, пожилая и эмоциональная женщина, с трудом могла поверить в начавшиеся преобразования и не скупилась на громкие благодарности, называя меня «дорогим Василием Николаевичем». В декабре я предложил устроить первый за историю приюта праздник и попросил воспитательницу составить список пожеланий и подарков для детей на Новый год и Рождество. Ответ не заставил долго себя ждать, и на следующий день на меня обрушились бесконечные просьбы о куклах, платьях, солдатиках, хлопушках, конфетах…  — Маша тоже хочет куклу? — спросил я управляющую, вспомнив о загадочной девочке в приюте, читающей в углу книгу.  — О нет, Василий Николаевич, но вы не беспокойтесь. Ее желание исполнить невозможно. Пускай получит куклу, как и все остальные. Такой ответ меня удовлетворить не мог. Я потребовал личный конверт пожеланий Маши. В нем оказался аккуратно вырезанный квадратный лист, на котором было написано: «Хочу услышать колокольный перезвон. Он всегда нравился маме».  — Она безнадежно глуха, Василий Николаевич, — печально вздохнула воспитательница. — С ней и без того трудно, так и ее желанию не дано сбыться. Этот жестокий приговор раздался как гром среди ясного неба. Как можно было отвернуться от такой искренней и невинной просьбы ребенка и покориться жестокой реальности? В чем была девочка виновата? Как порой природа губит судьбы людей. Маша — самое любимое и неземное для меня имя. Я обещал матери, что сделаю обитателей ее родного места счастливыми, значит, должен был сделать все возможное, чтобы каждая душа была рада в канун праздника. Я не раз слышал об известном докторе, живущем в Германии, который творил чудеса в любой области медицины. Узнав его адрес, я принялся писать письмо, дрожа от непонятного волнения: «Уважаемый доктор ***, прошу Вас о невозможном, но другого выхода нет. Необходимо операция для глухой девочки. Цена для меня на данный момент не имеет значения. Нужно успеть провести операцию до января. Полагаюсь на Вас и на Бога». Прошла половина декабря. Я по-прежнему успевал уделять внимание приюту и заводу, но к последнему относился с крайней небрежностью. В то время мне пришел маленький тонкий конверт из Германии. С трудом скрывая страх, я открыл его и был готов к категоричному «нет», но вместо этого я увидел одно предложение, написанное быстрым и острым почерком: «Прибываю в Москву 19 декабря». Снизу был написан адрес больницы, в которой он примет Машу. *** Трудно описать словами эмоции Маши, когда она впервые услышала свой голос, хлопки в ладоши, смех друзей. Она не могла говорить так же бегло, как и другие, поэтому молчала, с удивлением и восхищением слушая окружающие её звуки. После операции она, плача, обняла доктора и никак не хотела его отпускать. На мой вопрос об оплате врач с улыбкой ответил: «Лучшая плата и награда для меня — радость пациентов. Ради этого и стоит жить». Вот и наступило Рождество. Маша, замерев в восторге, слушает колокольный перезвон. Детский дом окончательно перестроен, все дети получили подарки. Я так счастлив. Я верю, что и ты счастлива, мама — моя неземная дева Мария.