Цветок в темноте

Самые обычные звуки ей в новинку. Пение птиц, бег ветра, чуть касающийся земли или мощный галоп, бьющий о стену, сотрясающий крышу. Даже дождь. Он совсем не похож ни на хлюпанье геля в трубах, ни на плеск кислоты в испытательной камере. И на сырую капель в заброшенных шахтах не похож. Под эти, новые, звуки беглянке из исследовательского центра нравится спать. Едва в комнате показываются первые пики солнечных лучей, Челл с головой кутается в посеревшее от древности одеяло. Ей бы сменить бельё — нетронутый комплект найден в одном из брошенных домов. Но Челл не хочет ложиться в идеально, по-гостиничному, заправленную кровать с новыми — без единой складочки или пятна старины — простынями. Слишком часто она засыпала в подобной постели. Из дома Челл выглядывает с приходом темноты, когда уже нет риска, поймав случайный отблеск, принять его за притворяющийся естественным светом искусственный. Сад встречает зеленью, тёплой от едва скрывшегося за горизонтом дня и золотого колыхания огня в лампадах. За несколько лет глаза уже привыкли различать детали и в таком освещении не хуже, чем раньше — в полдень или под потоком множества ламп. У самого крыльца к лицу Челл тянутся грозди сирени и глицинии, чуть ниже пушистыми мордами тычутся в ладони шапки салатовой и жёлтой гортензии. А у ног шелестят, переливаясь от розового и красного до глубокого фиолетового, крупные лепестки маков и лилий, колокольчики водосбора и шаловливые ёлочки астильбы. Челл позволяет себе постоять у порога несколько минут, чтобы с тем же недоверием, что и в первый день на поверхности, вдохнуть самый чистый, ароматный, прилетевший с гор, моря, из леса (но только не из очистителя) воздух. Сейчас она уйдёт в кухню, займётся неспешной готовкой, а затем засядет в огороде, что тянется полосой между цветником и кромкой леса. И если до рассвета ещё останется время, она проведёт его на скамейке, любуясь садом. В нём, как и в жизни Челл, нет и никогда не будет только трёх цветов: голубого, оранжевого и белого.