Через! Через! Сквозь!

Он лежал и смотрел, как переливаются огонь, ночной океан и молоко. Всё это сливалось в коктейль с привкусом отчаяния и послевкусием радости. Звали его неловко – Звездовод. Он обитал в сосновом лесу, который полвека назад был сосновым подлеском, а ещё раньше он не был, а до этого был берёзовой рощей. Звездовод не питал ничего особого к этому лесу, кроме любви. Он просто сидел здесь и ждал людей, и того, что они скажут про этот лес. На лес глядели, как на музей. Лесу было всё равно. А Звездоводу - нет. Много людей приходило сюда посмотреть на берёзовую рощу, которой уже нет. Все слова, которые эти люди произносили, были про те сгоревшие деревья. А ещё про то, что пожар, погубивший их, - великое зло. Сосны же никого не интересовали. Кроме, естественно, Звездовода. Он всё ждал и ждал, пока кто-нибудь придёт, и скажет, как же красивы эти сосны, эти пылающе-океанские, колоннообразно-юные, солнечно-вольные сосны. Но никто такого не говорил и о таком не думал. Хотя прошло всего-то пол столетия, ну, может, ну чуточку больше. Ещё просто время не пришло этим соснам быть прекрасными и быть обсуждаемыми, обдумываемыми. Они ещё не сгорели, не погибли неволей. И вот Звездовод ждал. Ему хотелось послушать, как кто-то любит эти сосны. Как они кому-то важны. Он ждал, но со временем ничего не менялось. Он ждал. А потом всё изменилось как-то совершенно внезапно. Он лежал и смотрел на то, как сливаются огонь, ночной океан и молоко, а тем временем один Шёпот входил в лес, озираясь и ни на секунду не задумываясь о берёзах. - Сударь, сударь! – воскликнул Шёпот, увидев лежащего на земле Звездовода. Тот не услышал. Не потому, что был глух, а потому что крик Шёпота тише обыденных людских слов. Звездовод всё не замечал Шёпота, и тот, повалившись на землю, покатился к Звездоводу, заворачиваясь, как в ковёр, в мох и черничники. Подкатившись к Звездоводу близко-близко, практически вплотную, Шёпот залез в сребро-инеевые волосы прохладным апрельским дыханием. - Что за песни вплелись мне в косы? – спросил тогда Звездовод. - Я не песня. Я Шёпот. - Что за шёпот закрался мне в разум? За что ты здесь? Ты пришёл почтить память берёз? - Нет. Я ищу кое-что. - Что же ты ищешь? - Себя. Наверное. Или, может быть, смысл. Или правду. Или ещё что-нибудь. Что сделает меня мёртвым или же докажет, что я могу жить. - Ты можешь жить. Потому что живёшь. - Может быть. - Или нет, - подытожили они хором. А потом они молчали. Звездовод сидел по-турецки, запрокинув голову к огромнейшей чаше, а Шёпот сполз из чужих кос и держал Звездовода за холодную руку, переполняемый страннейшими чувствами. - Тебе помочь? – спросил Звездовод через несколько секунд или, может, часов. - Имею ли я право просить тебя о помощи? - Имеешь. - Давай искать меня, или смысл, или правду, или ещё что-нибудь вместе! – пролетело тогда легчайшим дыханием и слегка пощекотало длинные колосья. - Давай, - шепнул Звездовод и направился прямо, посадив Шёпот себе на плечо. Звездовод подошёл к краю леса и немного застыл. - На волю! – шепнуло у уха. И Звездовод пошёл. Он шёл через поле или, может быть, через время. Он шёл, пока путь ему не преградила дорога, по которой, как кровь по венам, бежали машины безостановочным, вечным потоком. - Сколь странная река. В ней столько надежд и стремления, - сказал Звездовод и, усевшись на крутой холм у дороги, зачарованно глядел, как течёт сталь и пыль. - Иди, иди! – шепнуло у уха. - Наверное… - ответил Звездовод. – Дождаться бы весны. - Весны, весны, весны!.. – вторило всё вокруг, кроме престранной реки. И Звездовод сидел неподвижно, а Шёпот неподвижно молчал. А потом, спустя минуту или года, к ним по пустырю вышел ребёнок с глупым подсолнухом и крыльями тишины. - Зачем ты здесь? – спросил ребёнок у Звездовода. - Знать бы.. – выдохнули Звездовод и Шёпот хором. - А ты зачем же? - Правда ли, что нет счастья без любви? – спросил ребёнок. - Знать бы.. – выдохнул Звездовод, а Шёпот промолчал. - У меня крылья-ветер за спиной и солнце на палочке. И Солнце, и Луна, и Госпожа Ветер, все они как-то несчастны, - ответил ребёнок. – А счастливы ли эти все люди? - Счастливы?.. – вторил ему Шёпот. - Их счастье – обман. Они смотрят на сосны и думают про берёзы, - ответил Звездовод. - Любимы ли они? – спросил ребёнок. - Как могут они быть любимы, когда не верят в тех, кто любить способен, а друг друга любить не в силах, потому как любят лишь то, чего нет. И верят лишь в то, чего нет. И уважают лишь то, что прошло. Чтобы быть счастливым человеком, надо не быть, - ответил Звездовод. - Люди… - дружно вздохнули ребёнок и Звездовод. - Люди?.. – вздохнул Шёпот. - Любви бы. - Любви бы, - вторил ребёнок. – И божественной госпоже моей. Любви бы. Звездовод встал и ушёл. Но куда идти он совершенно не знал. - И ветер не счастлив, и несчастливы люди. Одиноко одному, а не одному ещё более одиноко. Куда идти? - Вперёд, вперёд, назад уже тропинки не найдёшь, - шепнул Шёпот. И Звездовод шёл вперёд. Он шёл вперёд, пока не наткнулся на Город Голых Скал. Среди скал там бродили потерянные мысли. Всё то, что вы забывали, по своей воле или против неё, всё это там. Голые скалы Города Голых Скал были соединены мостами из потерянных карандашей и ручек. Но не успевали эти мосты достроить, как они уже рушились. Заправлял мостостроительством в том городе один забытый генерал, погибший за свою страну в то время, когда мир не трещал по швам. - К чему вы шляетесь по стройке без касок?? – гулко вскричал генерал. - К чему вы строите эти мосты? Есть ли в этом смысл? – спросил в ответ Звездовод. - Нету смысла. Никакого. Нигде. Ни в чём, - ответил генерал. – Больше строишь – больше рушится. Больше стараешься – большим идиотом считают. Умираешь – и всё. Никому не нужно твоё имя, коль не был ты гениальным убийцей. - Значит, смысла вы не видели. А счастье? Или любовь? Один ребёнок искал их тут. - Нет счастья. А любовь лишь ложь. Она существует, чтобы разрушать, - ответил генерал. - Хорошо. Ясно. Ясно. Хорошо. Звездовод побрёл меж скал и карандашей, а вокруг вились мысли, пустые, и бессмысленные, и одинокие. А после Звездовод встретил рыжее-рыжее море. Оно излучало пре-прекрасные звуки, а по мелким камушкам на его берегу прыгала чайка, маленький Наполеон. Звездовод подумывал было сесть здесь и смотреть на эти тихие волны вечно, но море зашуршало ему: - Иди, иди!.. - Куда? Ничего нигде нет. Так куда? – спросил Звездовод. - Всё выше, выше, выше!.. – зашептало вокруг. И Звездовод пошёл. Он карабкался на скалы по ничуть не надёжным карандашам, ручкам, перьям и обрывкам бумаги. Он лез всё выше и выше, пока не забрался на высочайшую из высочайших скал. А мир всё терзал его и терзал. Всё терзал и терзал. А Звездовод видел, как молоко неба нежно смешивается с чернильным кофе, налитым поверху. И Звездовод утопился в этом кофе. Там было ничего. - Здесь нет смысла. И любви нет. И счастья, - подытожил Звездовод. - Нет.. нет.. ничего нет.. – шептал Шёпот. - Чего нет, то так притягательно, но совершенно не красиво. - Ничто не красиво.. Нет смысла.. нет любви.. нет счастья. Смысла нет, - шептал, всё шептал. - А ведь сосны есть. Точно есть. И точно они красивы. - И то верно.. но смысла нет. Нет счастья, и любви нет, - шепнуло в ответ. Тогда Звездовод вынырнул из кофе в молоко, а из молока в ничего. И падал, и падал сквозь ничего, пока вновь не оказался у своего соснового леса, подросшего так, будто века прошли, а не дни и не года. Всё молчало, не желая перебивать сосновые легкокрылые беседы, а потом Звездовод вздохнул: - Любить бы! - Любимым быть бы!.... – вздохнуло в ответ. А поверху, сквозь утекающее молоко, просвечивали сахарные крошки в тёмном-тёмном кофе.