Война за мир

- Бухнем! - закричала Кана и с самой опьяняющей улыбкой со всей силы стукнула Нацу по рюмке. А Нацу все так же широко улыбнется, пьяно подмигнет и залпом выпьет водку, от которой, право слово, уже просто тошнит. Они не могут нарадоваться. Победа так была так нелегка и так долгожданна, что пили не первую неделю подряд. Самый первый день был полон скорби и тихого, грустного молчания с привкусом боли. Они поминали их. Тех, кто погиб, защищая своих товарищей и гильдию, тех, кого смели гарнизоны генералов, тех, кто банально не успели уйти из-под атаки, и тех, кого задели свои же. Таких было много. В пылу борьбы, когда в заклятие влаживаешь максимальную силу, когда без разбору убиваешь, сжигая живую плоть направо и налево, чтобы уничтожить равного противника и счет идет на секунды некогда огибать своих, вот и Нацу не раз приходилось слышать знакомые голоса, которые кричали от боли, попадая под его всеразрушающий огонь. Он корил себя за это, конечно, но в то же время понимал, что не мог по другому. И сейчас он больше мертв, чем жив. За них. За всех. Война за мир. Поэтому Нацу снова и снова наполнит стопку до краев и ждет, пока Кана крикнет что-то на подобии тоста. Опьянев окончательно, он понимает, что едва держится на ногах и решает подняться в маленькую комнатку на второй этаж гильдии, чтобы избавиться от навязчивого, фальшивого, горького смеха и боли в глазах друзей, оставшися в живых. Он сначала ее не замечает, торопливо подкуривая сигарету, и только после слов... - Дай мне одну. ...он наконец обращает на нее внимание. На автомате лезет в карман и достает одну. Она чиркает золотистой зажигалкой, как ее волосы, и затягивается. Чисто по-женски, так изящно, но... - Хуевая у тебя гильдия, и друзья тоже хуевые. Она нечасто так говорила, но это всегда было в ее глазах и на сердце. Она в душе была все той же девушкой с белой костью и голубой кровью и все прилагающиеся дикарства претили ей. Но и в них было особое очарование. Она изменила себя, но не себе. Курили в тишине. Нацу рассматривал ее элегантное, но короткое платье, уложенные волосы и пустоту в глазах, сравнивая с развованной одеждой, запекшейся кровью на коже. Только одно осталось неизменным - дым в волосах. Тогда - от заклятий Нацу, которые ее все же обходили стороной, сейчас - сигаретный. Пропорционально темноте в комнате исчезали и стены между двумя. Он, выбросов окурок, медленно сел возле нее и взял за руку. Холодная, как и всегда. Люси порывисто вздохнула и села на колени парню. Очевидно, тоже безбожно пьяна. - Давай мы сейчас трахнемся, а завтра опять будем поминать друзей и чувствовать себя дерьмом. - Нет, не так. Люси, сначала протрезвеем, а потом все остальное. Они лежали на кровати без подушки: он пропускал локоны сквозь пальцы, она - воспоминания и бахрому шарфа. Она думала, что по утру все будет как прежде. Снова безмолвная стена дружбы, которую они почему-то не могут преодолеть, но он знал, что теперь многое изменится.