Меч, латы и эшафот для Девы Мэри...

      Одна из характерных черт разбираемого персонажа, подвергшегося всесторонней и всеобъемлющей идеализации, — невозможность автора с ним расстаться, которая часто вступает в резонанс с нежеланием читателя «потерять» своего героя, который, как выразились в одной исторической передаче, должен уехать куда-то по направлению заката, чтобы его фигура растворилась в лучах уходящего солнца. Как варианты — отплытие корабля на Заокраинный Запад из Серебристой гавани, размещение короля Артура на острове Авалон, да хотя бы тот маленький домик, в котором найдут, по ходатайству Воланда, вечный покой Мастер и Маргарита или слово «Спасена», которую пропоет хор Маргарите из «Фауста»…       Но это частные проявления одной общей тенденции — Мэри не может умереть, она бессмертна. И даже если она погибла какой-нибудь страшной смертью, по воле своего автора-сочинителя-создателя (и часто можно заметить, как не хочет автор делать решительный шаг, чтобы разделаться с любимым персонажем, особенно, если это поклонническое произведение, и канон его требует от автора кончины героя), ей будет суждено воскреснуть. По той же самой авторской воле. Как это будет сделано? Символически? Религиозно, поскольку у Бога мертвых нет? В результате того, что смерть была инсценировкой, как в сцене у Рейхенбахского водопада? Или же по причине того, что медицина достигла таких возмутительных высот, что может буквально вытаскивать человека с того света? Или не объяснять никак. Бобик воскрес — значит воскрес… Вариантов того, как воскресение обставить — много, сложнее отказаться от ощущения, что смерти нет. То есть полной, окончательной, бесповоротной смерти тела, духа и самой памяти о герое.       Надо сказать, желание воскресить своего героя встречается не только в литературе. Прототип Мэри — Жанна из Домреми — не избежала подобной истории. О том, что на костре ее подменили какой-то другой жертвой, начали рассказывать едва ли не в тот же 1431 год, как закончился казнью ее процесс. Смерть от простуды несколько лет спустя да еще и в статусе замужней дамы, кажется автору чем-то более справедливым, чем предлагается источниками и литературой. И если бы только автору, а не многим и многим читателям, которых это развитие сюжета увлекает настолько, что они с удовольствием переписали бы историю на свой лад.