Спящая Найтария

      Юный восторженный менестрель, типичный представитель человеческой расы, увлеченно куда-то топал по пыльной дороге — куда именно, не смог бы ответить даже он сам, потому что возложил нелегкую задачу выбора пути вовсе не на предназначенный для того орган, то бишь мозг, а на ноги (обутые в изрядно прохудившиеся сапоги). Голова же юноши, увенчанная копной светлых кудрей, была занята куда более важной, по его мнению, проблемой — сочинением очередной баллады, которая, вне всяких сомнений, станет шедевром. Ведь в песне присутствовало все необходимое — и прекрасная дама, томящаяся в заточении и вздыхающая у окошка (ни в коем случае не льющая слезы — это портит цвет лица!), и доблестный рыцарь, закованный в сияющие латы по самые брови, и злющий-презлющий дракон, как положено, плюющийся огнем и хлопающий крыльями. Менестрель подыгрывал себе на лютне (которая отчаянно нуждалась в настройке, а лучше — в смене струн, а еще лучше — в замене на более качественный инструмент. Или в замене певца), пытаясь по-новому скомбинировать известные ему три аккорда. За этим сложным занятием он и сам не заметил, как вышел к ручью, и, едва не свалившись в воду, наконец вернулся в реальность и вспомнил, что хочет пить. И есть. Не помешало бы и умыться, а то день выдался знойный; да и просто отдохнуть. Убрав лютню в прохудившийся чехол, местами напоминавший решето, юноша начал выискивать место, где можно было бы расположиться с комфортом. Его внимание привлекли густые кусты, отбрасывающие щедрую тень, и, чрезвычайно довольный собой и жизнью, молодой певец отправился туда…       Как выяснилось, он не был первым, кого посетила такая удачная мысль — в тени уже кто-то отдыхал, прикрывшись темным дорожным плащом, какой можно было увидеть на путнике или путнице любой расы. Но парня это не смутило — приятная компания еще никому не вредила, может быть, неизвестный даже захочет послушать его песни! (А если нет — это бы юное дарование не смутило тоже).       Подойдя ближе, парень приглушенно ахнул, тут же зажав рот рукой — перед ним на ковре зеленой травы лежала девушка, словно вышедшая из его собственных песен! Прекрасная незнакомка крепко спала; темная коса, почти растрепавшаяся, змеилась по траве, создавая удивительный контраст с молочно-белой кожей, гладкой, как шелк, даже с виду, и странная татуировка, которая бы скорее подошла воину, чем юной деве, ее не портила, лишь подчеркивая совершенную красоту; глаза были закрыты, но одни густые ресницы и нежные веки могли свести с ума любого. Остальное закрывал плащ, но ошеломленный менестрель еще и не думал его сдвинуть, любуясь лицом спящей. Она чуть повернулась, и из волос выглянул кончик заостренного уха, едва не вызвавший у юноши слезы умиления. Неужели это сама эльфийская богиня Элен спустилась на землю, чтобы дарить смертным свою красоту?..       Потом ему пришли на ум многочисленные легенды о девах, погруженных в вечный сон, и ждущих поцелуя истинной любви от прекрасного принца, чтобы сбросить проклятие. Юноша был достаточно скромен, чтобы не считать себя прекрасным принцем (хотя как знать — мало ли незаконнорожденных отпрысков благородных семей скитается по свету, не зная о своем происхождении?), но прекрасным менестрелем — запросто. А разница не такая уж и большая — неужели он оставит красавицу в беде?..       И герой, трепеща от восторга, склонился к своей «богине» — сердце его бешено колотилось, ладони вспотели, а шум дыхания был слышен, наверное, за десять лиг отсюда, но такие мелочи «прекрасного менестреля» отнюдь не смущали. Он уже собрался запечатлеть поцелуй на нежно-розовых, чуть приоткрытых, по форме напоминающих эльфийский лук, губах красавицы…       …и внезапно, будто по волшебству, очутился на земле, вдавленный в траву парой сильных совсем не по-девичьи рук. Юноша только слабо ойкнул, невольно зажмурившись, не успев понять, как же это могло случиться; рискнув снова посмотреть на белый свет, он столкнулся с гневным взглядом незнакомки. Глаза у нее оказались темно-зелеными, под цвет листвы на кусте.       — Совсем, что ли, страх потерял, Светопоклонник?! — возмущенно воскликнула она, прибавив к этому пару непонятных слов, но, судя по интонации — совсем нелестных для юноши. — Яйца вдруг лишними стали?       Менестрель покраснел, как рак, и уже собирался сказать, что такие выражения не подобают прекрасной деве… но резкое движение нежной и изящной руки, от которого во всем теле вспыхнула боль, отбило у него желание распространяться на этот счет.       — Вообще обнаглели мужики, — продолжала эльфийка свою тираду. — Уже прилечь отдохнуть нельзя, и во сне домогаются!       — Я… я думал…       — Не похоже, что ты умеешь это делать, — оборвала попытки объясниться девушка. — Чем ты «думал», когда лез к темной эльфийке? Уж точно не головой.       — Так ты не… спящая красавица?       — Око Нора, еще один придурок! — сплюнула она. — Наслушаются бардов-идиотов — иногда мне хочется бросить свое ремесло, чтоб не иметь ничего общего с ними — и лезут… Тебе никогда не казалась отвратительной идея целовать незнакомую девушку без ее согласия? Лично я бы предпочла проспать до конца времен, чем быть разбуженной таким способом.       — Но… — попытался возразить оскорбленный до глубины души менестрель.       — Молчать! — цыкнула эльфийка.       Повисла тишина. Юноша не осмеливался издать ни звука, и любоваться красотой девицы, способной так скрутить не самого слабого мужчину, он почему-то больше не мог. Сама «спящая красавица» понемногу успокаивалась, но выпускать нападавшего не спешила.       — Так вот, — наконец сказала она. — Сейчас и я тебе расскажу одну легенду. Далеко-далеко, в стране темных эльфов, стоят обсидиановые башни, черные, как сама Тьма, а в них томятся женщины — одна прекраснее другой…       Менестрель кивнул — вернее, попытался, сделать это, будучи прижатым к земле, весьма затруднительно. Такие легенды он слышал неоднократно, да и сам слагал…       — А их охраняют драконы? — решился спросить незадачливый герой.       — О, конечно — целая каста. И Архонты тоже, — ответствовала эльфийка. — Так что тебе есть куда приложить свои усилия, направь их в более достойное русло.       Она наконец выпустила парня — тот с опаской поднялся, осторожно разминая руки и озираясь по сторонам в поисках путей к отступлению. Вдруг Норкейн передумает и все же решит лишить его каких-нибудь частей тела…       — Очень надеюсь, что, если тебе каким-то чудом удастся добраться до столицы и не угодить на алтарь жрецов, ты напорешься на мою мачеху, госпожу Рану, — уже почти миролюбиво, но с потаенным огнем в глазах, добавила эльфийка. — Ей как раз нужно на ком-то практиковаться в некромантии…