Ты снимаешь вечернее платье, Стоя лицом к стене. И я вижу свежие шрамы На гладкой, как бархат, спине.
Мака, Мака… Сегодня у нас вечеринка, а значит, ты наденешь свое любимое зеленое платье на бретельках. Я уже стою в проходе в смокинге и жду, когда ты окончательно приведешь свои волосы в порядок. Поправив спадающие на плечи кудри, ты с улыбкой начинаешь вертеться перед зеркалом, а я не могу оторвать взгляд от шрамов на твоих лопатках. Улыбка сползает с моего лица. Я вспоминаю, как этот недо-Кишин распарывает твою тонкую кожу своими руками, похожими на ножи. Ты кричишь от боли, а я не могу тебя защитить. Не могу пошевельнуться…Мне хочется плакать от боли Или забыться во сне, Где твои крылья, Которые так нравились мне?
Ты удивленно смотришь на меня, когда я аккуратно провожу своими пальцами по недавно зажившим шрамам. Я вижу отражение твоих глаз в зеркале. Они становятся серьезней чем обычно, когда ты видишь, что я поменялся в лице. Мака, ты действительно все замечаешь. Даже малейшие изменения во мне. — Соул, — поворачиваясь ко мне лицом, спокойно говоришь ты, — опять вспоминаешь этот случай?Где твои крылья, Которые нравились мне? Где твои крылья, Которые нравились мне?
— Это все моя вина, моя вина, Мака, — говорю я, будто не слышу вопрос, а сам продолжаю гладить твои обезображенные лопатки. Ты хмуришься, поворачиваешься ко мне лицом и хватаешь за руку, крепко переплетая свои пальцы с моими. — Твоей вины тут нет, Соул. Мы уже говорили об этом. Прекрати корить себя. Мака… Ты говоришь об этом так спокойно и обыденно… Я не могу так. В твоем голосе нет ни капли грусти. В моем же голосе слышна боль. — Но Мака… Если бы не Кид… — Соул, — ласково говоришь ты, уже обнимая меня.Раньше у нас было время, Теперь у нас есть дела — Доказывать, что сильный жрет слабых, Доказывать, что сажа бела.
— Никто не знал, что этот недо-Кишин пустит яд. Поверь, никто. Даже сам Шинигами это признал, — говоришь ты, утыкаясь лицом мне в грудь. Я ведь не помню половины этого дня, Мака… Я только помню, как выдернул тебя из рук Кида, когда очнулся. Помню, как донес тебя до Академии сам, несмотря на то, что Кид бежал рядом и все время кричал мне что-то про помощь. Помню, как тебе сначала откачивали яд, а после зашивали раны. У тебя даже больше не было сил кричать. Помню свою кровь на моих руках, вперемешку с твоей.Я не спрашиваю, сколько у тебя денег, Не спрашиваю сколько мужей. Я вижу — ты боишься открытых окон И верхних этажей.
Ты долго не могла ходить на задания. Это я не давал тебе. Ты злилась на меня и плакала из-за этого. Считала, что я думаю о тебе, как о инвалиде. Господи, мне было очень тяжело. Я готов был вынести все твои затрещины и побои, лишь бы только эти шрамы зажили, лишь бы только ты смогла смеяться, как раньше. Я просто не мог дать тебе рискнуть своей жизнью еще раз.И если завтра начнется пожар И все здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, Которые нравились мне.
Теперь ты стоишь, обнимая меня. Я аккуратно беру тебя за подбородок и целую в губы. Ощущаю на языке вкус твоей новой помады и довольно облизываюсь. Мака, ты как всегда краснеешь от этого. Удивительно, что даже после трех месяцев отношений ты к этому все никак не можешь привыкнуть. Я приобнимаю тебя за талию и веду в сторону нашей комнаты. Кажется, что я не хочу сегодня идти на вечеринку. — Мака, ты согласна остаться дома? — шепчу я, одновременно наматывая на свой палец твой локон. — Да, — отвечаешь ты через несколько секунд, снимая с меня пиджак. Мака… Я тебе клянусь всем самым дорогим, что есть у меня. Больше я не оставлю тебя одну… Больше я не хочу видеть шрамов на твоем прекрасном теле.