Метаморфозы

Вечером к братьям приехал Мичия. Журналист сдержал слово, во-первых, потому что чисто по-человечески волновался, а во-вторых, потому что профессиональная тяга к приключениям подбивала его лететь за теми хоть на край света. Если б его спросили, что давило сильнее – благородство или любопытство, он не смог бы определить. Но, к счастью, его не спрашивали. Вечер упал на город еще быстрей, чем вчера: погода менялась – с моря тянуло сыростью и черные тучи клубились над трассой, как комки мокрой крашеной ваты. Шимизу хмуро поглядывал на них через лобовое, досадуя, что (как обычно) не уложился совсем чуть-чуть. Словно в подтверждение мыслей, где-то на выезде из города на машину стеной обрушился ливень, заштриховав окружающую картинку так, что Мичия с трудом рассмотрел за этой пеленой мигающий знак сужения трассы. Сбросив скорость до минимальной, журналист прокрался мимо пнувших одна другую «тойот», заботливо огражденных маячками, и вновь припустил по сверкающему шоссе, молясь, чтобы не повторить чужой опыт. К счастью, обошлось. За считанные метры от автомобиля до дома дождь промочил Шимизу насквозь, вскочив под спасительный козырек, гость сперва тщательно отряхнулся и только потом позвонил в дверь. Доктор открыл сразу же, без церемоний пропустил репортера. - Спасибо, что приехали, Шимизу-сан. Намечается нескучный вечер... боюсь, без вашей помощи не обойтись. - А что так? Он вернулся? Вы его расспросили? – позволив хозяину подхватить свое пальто и пристроить его на вешалке, Мичия бесцеремонно забросал Йошиду вопросами. - Расспросил, – ветврач подтвердил журналистские догадки, – правда, он крайне плохо помнит происходящее. Ему нехорошо: скоро ночь, – помрачнел Кенджи и, прикусив губу, кратко добавил: – Буду благодарен, если вы поможете мне его подержать. - Можете на меня рассчитывать. Не сказав больше ничего, он проводил журналиста прямиком в комнату брата, где Хироши проверял надежность своих наглухо захлопнутых штор. Сам программер был взвинченным, о чем свидетельствовали резкие движения и заметная дрожь в пальцах, хотя Йошида-младший изо всех сил старался сохранять спокойствие. Увидев Мичию, он кратко кивнул ему, прошагав на середину комнаты, уселся в перенесенное туда тяжелое кресло да положил руки на мягкие подлокотники. Все способное хотя бы в теории причинить травму – часы, ремень, перстень – он заблаговременно снял, сложив на столешнице, как в участке перед досмотром, лишние же предметы мебели, находившиеся рядом, были сдвинуты по углам, так что кресло возвышалось на пустыре, вызывая у Шимизу нехорошие ассоциации с камерой пыток. Наспех переглянувшись с братом, Кенджи крепко-накрепко привязал его руки и ноги к креслу с помощью эластичных бинтов, что в достаточном количестве валялись в докторском доме. Потом врач потушил весь свет, кроме напольной лампы – совсем тусклой, создававшей таинственный полумрак. Вдвоем с Мичией они опустились на пол в отдалении от Хироши и принялись ждать – покорно и тихо. Сначала ничего не происходило: то ли болезнь пока никак не проявляла себя, то ли Йошида-младший очень хорошо подавлял растущую внутри него жажду крови. Внешне он оставался спокоен, лишь изредка напрягался, ощущая легкое недомогание и шум в голове, как при повышенном давлении. Мичия даже задремал, доверчиво привалившись к плечу Кенджи, и очнулся только когда тот мрачно проронил: «Начинается». Торопливо продрав глаза, журналист испуганно уставился на оборотня, который, что есть дури впившись руками в подлокотники, зажмурился, дыша часто и тяжело. Иногда запрокидывая голову, он тряс ею, как если бы хотел избавиться от мигрени, шептал под нос нечто неразборчивое. Со стороны казалось, будто человек пытается перетерпеть приступ, но выходит прескверно: с каждой тягучей, как нефтяная капля, минутой Хироши слабел, а хворь, наоборот, напирала, и совсем скоро на страдальца стало больно смотреть. Шимизу хватило минут на пять. Не выдержав, он толкнул в бок доктора. - Мы должны что-то делать! - Пока нет. Сядьте, – распорядился тот, но его не слушали. В два прыжка оказавшись рядом, репортер осторожно коснулся плеча несчастного. - Вы как? – в ответ он едва не остался без руки. - Свалил, – огрызнулся оборотень. – Я справлюсь, сентименталист хренов... Кенджи пришлось вмешаться, оттащив журналиста, силой усадить его обратно на пол, но не переубедить: Шимизу не мог равнодушно наблюдать, как кто-то мучается. Возмущенно глядя то на одного Йошиду, то на другого, он не раз и не два назвал их обоих придурками, воззвал к совести, потребовал прекратить... однако его услышали только когда страдания стали совсем непереносимы. - Счас сдохну... – процедил Хироши сквозь зубы. – Дай печать. - Нет, – резко выдохнул старший. Мичия уставился на него как на чудовище. - Ему же больно! - Потерпит, – брякнул врач, вызвав в душе союзника шквал эмоций. Нет, этот идеалист-гуманист абсолютно не понимал, что тут творится: почему доктор поступает как сущий изверг, чего ждет, зачем заставляет брата умирать, черт возьми?! Знает ведь, сволочь, как помочь, но намеренно ничего не делает!! - Кенджи, – Хиро вздрогнул всем телом. Если бы не вес кресла, он бы точно опрокинул его. – Помоги мне. В ответ брат отвел глаза, не сказав ни слова, и с места не сдвинулся. Лишь руки – правая поверх левой, сжав пальцы до белизны костяшек, – выдавали колоссальное напряжение. - Помоги!! – прорычал младший уже почти по-звериному. Из его нечесаной шевелюры выскользнули и упали на пол рябые перья, штуки четыре, фантастически длинные и красивые, – он заметил это, ругнулся с досады. – Черти, чтоб вас... Давай же! - Нет. Я не убийца. Кажется, только теперь чародей осознал, что происходит: в его сознании как-то само собой уложилось, что родственник безусловно поможет ему – стоит лишь привычно отдать приказ. А оказалось, его власть над старшим отнюдь не безгранична. Ему могут сказать «нет», и тогда... в одно хрупкое мгновение его устоявшийся мир, гремя, покатился под откос. - Ты урод, слышишь?! Мразь! Трус! Предатель! Кенджи вздрогнул, как будто бы внутри него разжалась пружина. На глазах изумленного журналиста он резко поднялся на ноги, подошел к связанному Хироши и так же резко схватил того за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Вышло больно: программер сощурился. - Ну, кто я еще, умник? – фраза, в разрез действиям, была ледяной. Этот страшный контраст подействовал на Мичию, единственного зрителя дикого представления, как холодный душ, Хироши же, казалось, совершенно не испугался, только заерзал, пытаясь освободиться, но это ему, конечно, не удалось. - Садист, – буркнул он. - Не новость, – бесстрастно отозвался брат. – Это у нас семейное. Дальше. - Засранец. - Э нет, засранец здесь как раз-таки ты: всю жизнь только и делаешь, что спихиваешь ответственность. Хватит. Я не стану вновь марать руки. С этими словами он брезгливо разжал хватку, и голова заложника получеловеческой болезни бессильно мотнулась. - Брат... – прохрипел перевертыш, но Йошида-старший был непреклонен. - Я не буду тебя убивать. Подыхай сам. - Прекратите! – гаркнул Мичия. Вскочив с места, он вцепился в плечо врача и встряхнул, как в последний раз, чтобы достучаться до того, кто когда-то давал клятву бескорыстно помогать другим, пусть и не двуногим. – Спасите его! – потребовал, как протестующий у представителя власти. – А не хотите, я сам поставлю эту гребаную печать. Метнувшись к столу, он импульсивно схватил приготовленное клеймо, но тут же застыл, неуверенно покрутив в руках эту увесистую штуку: инструмент, выкованный из прочного металла, имел внушительный вид, треснешь кого – мало не покажется. Длинная рукоять оканчивалась плоской площадкой с изображением совы внутри ровнехонькой пентаграммы – знак, ассоциирующийся у Мичии скорее с черной магией, нежели с невинным развитием таланта. Кенджи вздохнул. - Бросьте, только я как кровный родственник могу это сделать. У вас ничего не выйдет. - Тогда почему? – слабо воспротивился Шимизу. – Почему вы ждете? - Потому что это крайнее средство! – бездонная чаша терпенья доктора переполнилась, а сам он еле сдержался, чтоб не зашвырнуть ревниво отобранный у Мичии ненавистный артефакт в дальний угол. – Потому что люди от него дохнут! Потому что эта фигня, пропечатывая повторно, может как спасти этого придурка, так и убить, а я не намерен рисковать его жизнью! - Но ведь иначе... – Мичия пугливо покосился на Хиро: тот тяжело дышал, из его рта текла кровавая слюна, как у бешеной собаки. Впрочем, вероятней всего он попросту прикусил язык. – Он станет... - Ага, – издевательски кивнул врач. – Больным оборотнем, ни черта не соображающим и не отдающим себе отчета. Будет без разбора кидаться на прохожих, и мне придется держать его взаперти. Но я, – он сверкнул глазами, – срал на других! Мне только он нужен. - Я тебе нужен, мой командир? – младший поднял на брата неверяще мутный взгляд. - Спрашиваешь! – зло бросил старший. – Да, представь, я готов жить с тобой любым – хоть нормальным, хоть бешеным, – и мне как-то пофиг, сожрешь ты меня или нет. Я жизнь за тебя отдам, – поддавшись эмоциям, он стукнул себя в грудь, чувствуя, как щиплет глаза. – А если люди осудят тебя на смерть – за тебя приму ее без оглядки. - Вы его так любите... – сам не зная зачем пробормотал Мичия. Его мысли на самом деле уже завертелись, уносясь в воспоминания, поэтому нелепый вопрос вырвался на автомате. - А как еще? – врач замученно хмыкнул. – Хироши бывает рассеянным, безответственным, эгоистичным, но я люблю его таким, каков он есть. Мы братья. Мы одно целое. Затем Кенджи отодвинул преграждавшего ему путь Шимизу да обнял полуживого родича, прижав к себе, как если бы пытался отгородить ото всех невзгод. Гладя Хироши по голове, слыша частое биение его загнанного вхлам сердца, доктор почти что плакал – без слез, зато горько-горько. - Кто я без тебя? – прошептал он, зарываясь пятерней во взлохмаченную каштановую копну. – Я никогда не прощу себе, если ты погибнешь. Хиро-чан, мы всегда были вместе, я обещал тебя защищать. От других, – он слабо улыбнулся, – и от себя тоже. Журналист, наблюдая эту трогательную картину, вдруг ощутил некую раздвоенность: будто он одномоментно беспомощно стоял посреди чужой комнаты и смотрел на все это со стороны, как зритель в кинотеатре. Образы защелкали перед ним, словно кадры старого фильма, пленки из прошлого, выцветшей и поцоканной, но такой же яркой, как годы назад. Беззаботное детство в Саппоро, северное небо, снежные баталии во дворе... - ...Я маме скажу! – размазывая по щекам слезы, раскрасневшийся малыш, еле поспевая за широко шагавшим брательником, тащившим его за руку по сугробам, не переставал дуться. Сегодня им с трудом удалось добраться до автобусной остановки сквозь беспросветную метель, и, если бы не «взрослые разговоры» брата с соперником по команде у школьного крыльца, перетекшие, естественно, в драку, они оба давно бы уже грелись в стенах родного дома. Теперь же последний транспорт, следующий в их дыру, благополучно ушел, и ребятам пришлось топать вдоль набережной, заметенной младшему по колено. А все Мичия... Внезапно брат остановился, отчего малыш врезался в него. - Что еще? – проныл кроха, потирая ушибленный нос. - Тупик, – мрачно констатировал старший, но тут же нашелся. – Иди сюда, – и легко подхватил мальчика на руки, из-за чего тот завопил, точно резаный. - Поставь назад!! - Не-а, – Мичи улыбнулся, лукаво и победно глядя на брата. – Я тебя понесу, комок. Надо срезать, а мелкошне вроде тебя там по шею. - Я не мелкошня! – обиженно пикнул комок. Но Мичия, не обращая на всхлипы совершенно никакого внимания, решительно полез по склону к домам, нахохлившимся от ветра. Ноша его совершенно не тяготила, хотя была порядком увесиста: шестилетний брат за последний год здорово вымахал. «Меня перерастет», – почти не сомневался Шимизу-старший, но таскать своего комка поклялся вплоть до того момента, пока их вес не сравняется. Скоро братик затих и прижался крепче, уткнувшись в наглухо запахнутое пальто. Когда они добрались домой, малыш уже сладко спал, так что Мичии не пришлось краснеть, выслушивая справедливые укоры родителей: воспользовавшись бессознательностью единственного свидетеля, старший сын поведал им о своем героическом походе через пургу, тактично умолчав о причинах того похода... он уже тогда отлично умел выдумывать. Когда-нибудь этот дар пригодится ему в профессии. Когда-нибудь они с братом перестанут друг друга понимать. Когда-нибудь ему будет больно вспоминать прежние счастливые дни, когда все еще было по-другому... но это когда-нибудь. Тридцать лет – это очень много. Мичия тряхнул головой, и осколки слез разлетелись, сорвавшись с ресниц. Он даже не сомневался, как поступил бы на месте Кенджи: когда-то небеса подарили каждому из них по кровному другу, и теперь никого ближе и дороже у них обоих не было и быть не могло. - Пожалуйста, – вдруг попросил Хироши. Именно попросил – не приказал, не распорядился и не потребовал. – Не хочу быть зверем, лучше не жить вообще, чем так... Это только мой выбор, мой крест и целиком моя вина, Кенджи-сан, что бы ни случилось. Рискни ради меня. Прячась, он еще сильнее зарылся в родного брата. - Но ты... – начал было тот, однако не закончил: подошедший журналист тронул его плечо. - Давайте, сэнсей. Я в вас верю. Дальше все происходило оперативно и четко, как по плану: Йошида-старший, бросившись в кухню, врубил чайник, а пока вода грелась, расстегнул рубашку брата, оголив ему левую лопатку – там программер носил под одеждой свой магический знак, нанесенный однажды каленым железом. Печать Кенджи ненадолго опустил в кипяток и тут же, одним движением, приложил к татуировке, крепко прижав. Оборотень взвыл, дернулся на мучителя, едва не вырвавшись из хватки Шимизу, который предусмотрительно держал его руки, но доктор клеймо не убрал – и то продолжало жечь кожу, жадно вгрызаясь в нее и рисуя новые шрамы поверх незарастающих старых. По спине и плечу Хироши потекла кровь. Мичия почувствовал, что его подташнивает, отвел глаза от ненормально жуткого зрелища, однако предобморочная глухота неумолимо накрывала... Вырубиться сейчас было крайне глупым решением, так что журналист помолился сразу всем богам известных ему конфессий. Но, на счастье, извращенная пытка не длилась долго: дернувшись еще пару раз, программист-перевертыш обмяк. Отпустив, Шимизу боязливо посмотрел на несчастного. Развязанный, тот без сил рухнул в объятья подоспевшего брата. Отшвырнув печать да подхватив сомлевшего родича, Кенджи осторожно пересадил его на пол и встряхнул. - Эй, – испуганно позвал он. - Спасибо, – с трудом пробормотал чародей, расплывшись в блаженно-светлой улыбке. А потом его мутные глаза медленно закрылись, и он потерял сознание. Мичия наспех вытащил телефон с намереньем вызвать «скорую», но доктор остановил его, попросив помочь привести в порядок Хироши: рана уже не кровоточила, затянувшись свежей коркой удивительно быстро и вряд ли разительно отличаясь от прежней татуировки, зато рука и бок оборотня выглядели как после бойни: сплошь в грязно-красных подтеках. Мастерски расправившись со следами крови с помощью добытых в аптечке перевязочных средств да опять устроившись возле своего маленького Хи-чана, Кенджи бережно прижал к себе бесчувственного брата да, покуда репортер скромно ждал дальнейших указаний, уверенно подытожил: - Теперь все будет хорошо. И Шимизу поверил – сразу, без лишних доказательств.