Метаморфозы

Следующим же вечером, отбрыкавшись от текущих забот, Шимизу, наконец, прибыл в свой желанный пункт назначения. Дом будущего героя репортажа стоял поодаль прочих зданий в самом, пожалуй, укромном уголке возле границ заказника – там, куда вряд ли часто попадали заблудившиеся, где никто не тревожил приболевших четвероногих гостей. «Прямо зоосанаторий», – хмыкнул журналист, осторожно заезжая во двор: несмотря на лесную тьму, оценить буддийское спокойствие этих мест было возможно даже без яркого света, а когда репортер вышел на воздух, тишина попросту оглушила его: после шумного Токио она казалась осязаемой! Доктор, встретивший Мичию, безусловно, заметил чужое недоумение и улыбнулся, пожимая вяло протянутую ладонь. - Хорошо, что вы приехали: на неделе доставят панд, так что теперь не знаю, когда еще отыщется время спокойно поговорить, – заметил он, не без беспокойства заглядывая гостю в глаза. – Все в порядке? Что сказали врачи? - Что жить будет. Это не авария. Это драка или что-то вроде того, – Мичия зевнул: сказать по правде, его, человека горячего, уже мало интересовала судьба Танаки. Гораздо более ценной ему казалась совершенно другая тема, к которой он, собственно, и перешел без лишних прелюдий: – Скажите, Йошида-сэнсей, в Токио может водиться филин? Их глаза встретились. Доктор, сглотнув, переспросил, точно не услышал: - Филин? - Филин. - Может, сова? Неясыть. - Да хрен разберет, – невежливо буркнул репортер да, покуда эмоции не перегорели, беззастенчиво вывалил на голову Кенджи все свои наблюдения: – Вчера на окраине города я видел филина. Или крупную сову-толстуху. Машин не боится, огромный, но стоило подойти – тут же дал деру. Такие птицы у нас живут? Мне бы мнение эксперта. - Зачем? – пробормотал Йошида. Мичия вздохнул. - Для статьи, чтобы самому понимать, тянет ли эта фигня на новость. Я тут подумал, пока к вам ехал, что людям такое может понравиться: не вечно же читать про политику, курсы валют, катастрофы и футбол. В нынешнем сезоне, кстати, две последние темы, как ни тупо, срослись в одну, – хмыкнул журналист. – Вот, посмотрите, – добавил, выводя на экран смарта памятный кадр в максимальном увеличении. – Красавец, правда? С минуту врач молча изучал фотку. Потом как-то вяло заметил: - Кота жрет. Мичия радостно закивал. - Круто, да? Как считаете, откуда эта клевая птичка? - Из заказника, наверное. Хотя вообще-то филины – редкие жители нашего региона, здесь скорее встретишь неясыть, но могу заверить: на вашем снимке именно филин, характерные перья возле ушных раковин выдают. Правда, куда более странно, что он напал на такую крупную жертву, – сообщил доктор, поднимаясь по широким ступеням на крыльцо. Псевдонациональный фонарь барахлил, горя неровно и тускло, и хозяин, проходя мимо, чуть подкрутил его, но это не помогло. – Обычно кошки сами не прочь поохотиться на птиц... только размером меньше. Он, похоже, «отомстил» за братьев, – закончил специалист с хитрой улыбкой. - Точняк! – чуть ли не вскрикнул Шимизу, высоко оценив журналистски меткую фразу, сказанную Йошидой: теперь он знал, как назовет статью! – Завтра же в ленту. - Смеетесь? – доктор обернулся, смерил визави удивленным взглядом. – Это же мелочи. - Наша жизнь состоит из мелочей, – возразил Мичия, правда, аргумент вряд ли показался Кенджи достаточно убедительным. - Все равно в вашем филине нет ничего сенсационного: поиски пищи привели птицу к людям, ей в когти попался чей-то потерявшийся кот. Было немало случаев, Шимизу-сан, когда филины нападали и на зайцев, и на куниц. Сейчас он уже наверняка далеко в лесу. Есть ли смысл рассказывать? - А если нет, о чем тогда писать? – задавая набивший оскомину вопрос больше себе, чем Кенджи, Мичия вряд ли ждал ответа. И увлекся, проговорившись: – Как кот перекинулся, что ли... - ? - Ну да, чуть позже, когда птица исчезла, я наблюдал еще одну дичь, – журналист нехотя кивнул, понимая, что сболтнул лишнего, но слово не воробей: пришлось пояснять. – Дохлый кот оказался вовсе не дохлым и вовсе не котом: на моих глазах он скрылся в клубах дыма, потом дым рассеялся, а под деревьями валялся бесчувственный парень. Его-то я и возил в больницу, но поговорить нам не дали: он спал, когда я был там. Сейчас он в норме, насколько знаю. Это, конечно, в тысячу раз интересней филина, да редактор такие бредни не пропустит: решит, что я с бодуна. Если честно, Мичия ожидал, что герой будущего репортажа расценит его слова как шутку, однако тот отреагировал иначе: отмахнулся, будто Шимизу рассказывал нечто банальное, да облегченно бросил: - Всего-то. Я уж было подумал, что кот превратился в рогатого демона. - А вас разве ничего не смутило?! – подавился журналист, догоняя хозяина на пороге дома. Самые худшие предположения заворошились на дне сознания, но Шимизу предпочитал смотреть на вещи открыто. Доктор оставался спокойным как удав. - Нет. Как насчет чая, Шимизу-сан? Заодно обсудим, если хотите, и моих пациентов, и метаморфозы котов. В уютной кухне курились ароматы цитрусовых: то ли апельсина, то ли памело – Мичия не мог определить, – а еще лаванды. Нарочито грубая деревенская мебель гармонично соседствовала с охапками сухих трав на стенах и полках да всевозможными мешками с мешочками. Возле стола высились удобные кресла, окно обрамляли фиалковые шторы в крупную клетку, подвязанные широкими лентами. Это было предельно здорово – несравнимо лучше, чем в любом ресторане, стилизованном под прованс. Как только Мичия залез в кресло, ему захотелось остаться тут насовсем, а когда его еще и любезно угостили фантастически вкусным чаем, журналист вообще замурчал. Хозяин составлял чудесные сборы сам и был искренне счастлив знать, что гостю нравится. - Если не ошибаюсь, вы наслышаны о так называемых обращенцах? – начал разговор доктор, расположившись напротив Шимизу. Тот кивнул. - Было дело по молодости. - Ну, тогда мне не придется объяснять, что встреченный вами кот вполне мог быть совсем не котом. Не повезло бедняге. У них, насколько я знаю, обратное превращение происходит автоматически, если они теряют сознание, так что ничего особенного... - А вот и нет, как раз полно тут особенного! – репортер нетерпеливо перебил. – Это вы в курсах, а простые граждане? Да большинство из них никогда в глаза не видели оборотней! Скажу больше, Йошида-сэнсей: даже я, в студенчестве в поисках этих самых чародеев перерывший, наверно, весь Токио от подвалов до шпилей, ни одного настоящего так и не нашел. А вы говорите... – Мичия фыркнул. – Чушь. Обращенцев не существует. - Да неужели? – ехидно прищурился хозяин тихого дома. - Выдумка это, развод на деньги. Ничего больше. Пару секунд Кенджи молча изучал своего визави, точно колебался: стоит ли того переубеждать? Но решение принял быстро, наполнив чашку гостя новой порцией горячего пряного напитка. - В пору моей учебы как раз прогремела мода на изучение внутренней магии, – сказал он. – В каждом универе только тем и бредили. И хотя сам я далек от всякого рода мистики, вокруг меня набралось немало поклонников нового течения. - Помню, – журналист красноречиво вздохнул. – Возомнившие себя избранными шатались по всяким шарашкиным конторам, так называемым «школам», дабы открыть свои скрытые способности. Якобы они есть у всех, только спят, но «искреннее желание вкупе с тайными знаниями, полученными от наставников, сумеет их пробудить»... Тьфу. - Вы не верили в это? - Почему же, сначала верил. И даже искал живые примеры свежеиспеченных магов для журналистского расследования. Интервью у всяких придурков брал, а они соловьями заливались: мол, им так нужна свежая кровь, последователи. Но – повторю – ни одного успешного ученика я не встретил, хотя, – он криво усмехнулся, – многие пяткой в грудь стучали, но то ли луна не в той фазе, то ли электромагнитные волны... Увы. Шимизу развел руками, демонстративно выражая полнейшее разочарование – со стороны это смотрелось манерно и немного комично, нелепой теме под стать. Журналист не повелся даже на напускную серьезность доктора, отлично понимая: его разыгрывают. - Трудно переубедить человека с такой крепкой позицией, – хозяин дома снисходительно улыбнулся. – Наверное, если бы я жил по-вашему, воспринимал бы подобное так же, но мне повезло близко знать настоящего чародея, потому я скорей поверю, что вы вчера встретили оборотня, чем что вам нечто привиделось натрезвянку. – Спохватившись, он бросил взгляд на часы. – Кстати, возможно, Шимизу-сан, что с моим волшебником я скоро познакомлю вас лично. А пока вернемся к нашим баранам. - Как скажете, – добродушно кивнув, Мичия включил диктофон, и они продолжили вчерашний разговор о прихворнувшем малыше муфлона, который сейчас, к счастью, уже поправлялся, отдыхая в поместье Йошиды. Материал собирался быстро и ненавязчиво. Сложно сказать, сколько точно минуло времени: увлекшись, журналист не следил за ним и, жадно впитывая информацию, искренне удивился, когда герой попросил о паузе. - Слышите? – спросил Кенджи, затаиваясь. – Нет? А вот он нас слышит. Поторопитесь, иначе пропустите все самое интересное, – поднявшись на ноги, доктор подхватил нечто темное, висевшее в углу на крючке, да поспешил к выходу. Мичия, не теряя драгоценных секунд, бросился за ним, по пути вслушиваясь в окружение – до него донесся негромкий шорох, похожий на шелест крыльев, и такое же негромкое уханье. После света кухни тьма улицы ненадолго ослепила Шимизу, но он не мог не увидеть большую тень, плавно кружившую над двором. Зрелище было непередаваемым, у хронического горожанина аж дыхание от восторга сперло: совершая глубокие взмахи, а затем гордо планируя, хищная птица величественно описывала широкие круги в воздухе, и этот воздух, иногда на поворотах врезаясь в тугие перья, издавал тихий свист. - Ого... – подавился журналист, Йошида же буднично натянул на правую руку перчатку для соколиной охоты да, крикнув «эй ты, снижайся!», поднял повыше защищенный локоть – импровизированный насест. Не прошло и пары секунд как птица спикировала вниз и, ловко сложив мощные крылья, забавно угнездилась на предплечье звериного доктора. Теперь Мичия мог ее рассмотреть. Это был крупный филин, сразу же заставивший Йошиду охнуть: вес птички был, видно, знатный. Устроившись, пухлый хищник нахохлился, переминаясь с лапки на лапку и не сводя с гостя неподвижных глаз, ярко-оранжевых, идеально круглых, как кофейные блюдца. Пестрое охристо-бурое оперенье несильно переливалось в лучах тусклого фонаря, голову венчали фирменные «ушки» из перьев, а острые загнутые когти впивались в толстую кожу перчатки так же легко, как нож входит в масло. На одной из лап поблескивало мощное стальное кольцо. Всем своим видом филин не выражал даже маломальского дружелюбия. Смерив Шимизу оценивающим взглядом, хищник тяжело заухал, заворчал. В его страшных глазах читалось такое ледяное презрение, что Мичия невольно поежился, отступив на шаг... Репортер мог поклясться: птица как будто бы пыталась спросить: «Это что за хрен?». Наверно, хозяин почувствовал то же самое, потому что, вздохнув, обратился к ней, шепнув что-то. Реакция была бурной: приподняв крылья, филин захохотал, точно полоумный, Кенджи с трудом утихомирил его. - ...Хорош беситься, Хиро! – наконец, донеслись до Мичии обрывки их странного диалога. – Говорю же тебе: этот парень свой. Пускай и из СМИ. Вся ситуация Шимизу не радовала, а если совсем честно, слегка пугала. Тянуло поскорее вернуться в дом. К счастью Мичии, человек и птица, проспорив еще какое-то время, в конце концов нашли компромисс. Кроткое «пожалуйста» сотворило чудо: филин согласно ухнул и великодушно сощурил властные глаза в щелочки. - Шимизу-сан! – доктор окликнул репортера. – Простите нас: нам трудно договориться, – и, скромно улыбнувшись, прибавил: – Позвольте представить: мой младший брат Хироши. – А затем кивнул филину: – Давай уже, не тяни. За дальнейшем Мичия наблюдал с выпученными глазами. Мысли разбежались в разные стороны: подумать только – то, чего он жаждал столько лет назад и во что давно перестал верить, теперь разворачивалось пред ним, причем не в мечтах – в реальности. Странно и дико, но насколько же завораживающе! Оттолкнувшись мощными лапами, филин спланировал на скамейку перед крыльцом, там его фигуру коконом окружил плотный дым, а когда рассеялся, вместо птицы на лавке сидел невысокий человек в мягком свободном джемпере и потрепанных джинсах. Его нечесаные темно-каштановые волосы неаккуратно обрамляли по-детски круглое лицо. Поднявшись, он стряхнул с одежды налипшие рябые перья, подойдя к Мичии, протянул руку, здороваясь. - Йошида Хироши, – представился незнакомец. Его голос был низким, с легкой приятной хрипотцой, как у вокалиста или радиоведущего. - Очень приятно, Шимизу Мичия, – ответствовал журналист, про себя отмечая, что хотя новоприбывший внешне, конечно, не являлся копией доктора, заметное сходство между братьями явно прослеживалось. Правда, младший был коренастее, черты его физиономии – мягче. Похоже, один сын пошел в отца, другой – в мать, но вдумчивые глаза и какая-то особая горделивая манера держаться была у них общей. Еще общей была фирменная улыбка – слегка насмешливая и кривовато-снисходительная. - Извиняюсь, что в таком непрезентабельном виде, – изобразил ее Хироши, одернув ворот своего ненового джемпера. – Знал бы, что застану гостей, оделся бы поприличней. – И, недолго помолчав, поинтересовался: – Приехали на зверюшек посмотреть? - Да, репортаж готовлю. - Готовьте, – младший брат врача отступил, засунув руки в карманы, качнулся на каблуках, будто не знал, что еще прибавить. – Не буду отвлекать. Надеюсь, не сильно напугал вас. - Может, поужинаешь? – спросил у него Кенджи, но он отрицательно мотнул головой. - Спасибо, ужинал. Я лучше спать пойду. - Так рано? – удивился доктор, в его взгляде мелькнула тревожность, правда, брат не стал вдаваться в подробности, ограничившись кратким: - Угу. Устал. Прошу меня простить, Шимизу-сан. Он поднялся на ступени и исчез за дверью так быстро, будто его тут и не было. Мичия и Кенджи переглянулись, последний вздохнул: - Брат не любит незнакомцев. - Понимаю. Я и так узнал больше, чем мог мечтать. - Может, потом он расскажет вам что-нибудь, но сейчас открылся священный сезон охоты. Пусть отдохнет, – осторожно притушив лампу под навесом, переводя ее тем самым в режим экономии, Кенджи жестом позвал Мичию в дом. Перчатку он снял и, еще раз окинув напоследок глазами молчаливую чащу, озадаченно качнул головой. – В последнее время Хиро чересчур увлекся птичьим житьем, привычку завел жрать на охоте... Я от этого не в восторге, но он меня, конечно, совершенно не слушает. - А что плохого? – улыбнулся Шимизу. – На продуктах сэкономите. - Если б вы знали, сколько времени заняло у меня заставить этого упрямца не отрыгивать дома и во дворе остатки съеденного, – доктор вымученно потер переносицу. – Кости, перья, шерсть... он же их целиком глотает. Прожорливый пернатый убийца – далеко не самый добрый сосед. Представив красочную картину, Мичия почувствовал, как его мутит, и решил не спорить, хотя кое-какие остаточные знания из биологии сложились в невольное: - И естественных врагов не боится? - Он никого не боится: вершина пищевой цепочки. Аргумент был железным. Журналист, кивнув, вернулся в теплую кухню, если честно, с искренней радостью: на улице холодало, и Мичии особенно хотелось пропустить чашечку-другую чая или, если повезет, чего покрепче. Пристроив перчатку обратно на крючок, Йошида потер ладони: за эти недолгие минуты вечерний холод пробрал и его. Потрогав пухлые бока чайника, успевшего остыть, он вновь поставил его разогреваться и привычно устроился в кресле напротив гостя. - Еще кексов? – осведомился хозяин, придвинув поближе плетеную корзинку со свежими капкейками, откуда, как он наверняка приметил, журналист пристрастился таскать по штучке. - Спасибо, я сам уже как кекс, – неловко посмеялся Мичия. Получив очередную порцию цитрусового чая, он решил вернуться к незаконченной беседе, пусть даже ее обстоятельства все еще никак не желали раскладываться по полочкам разума: одно дело увидеть оборотня двадцать лет назад, когда ты из кожи вон лез, чтоб найти такого, – и совсем другое – теперь, давно разуверившись. Шимизу пытался оставаться внешне спокойным, хотя давалось ему это с большим трудом: внутри него все ликовало, прыгало и отплясывало джигу с криком «сенсация!». – Давно у него это? - Что? – не понял хозяин. - Ну, давно он превращается в филина? - А. Да, давно, я уже не обращаю внимания – с тех пор как мы с ним заключили мирный договор с условиями не царапать мебель, не отрыгивать, не линять в доме и болеть только человеческим. - Почему только человеческим? – Шимизу заинтересованно наклонил голову. - Я не орнитолог – тонкостей не знаю, а птицы часто болеют, – пояснил доктор. – В общем, – подытожил он, – воспринимаю теперь эти метаморфозы как нечто рядовое, да и, впрочем, Хироши все же почти всегда пребывает в человеческом облике. Перекидывается от силы пару раз за неделю – крылья размять. Сейчас, правда, сезон... – доктор вздохнул. – Каждый день охотится. То есть – каждую ночь. - Он что, ведет ночной образ жизни? - Ему не привыкать, он же разработчик. А вот что разжирел он уже на своих мышах – то, конечно, проблема: на нормальную еду и не смотрит, крови хочет. Весит килограмма два, засранец, скоро не смогу ловить его на руку. Все эти перекосы до добра не доводят... – темные глаза врача сузились, между бровей пролегла жесткая вертикальная черта. Мичия невольно сглотнул, будто чужая тревога передалась и ему. – Чародей не должен так много времени проводить обращенным. Да только кто меня тут слушает-то. В последней фразе прозвучала искренняя обида, такая, что и возразить-то нечего. Мичия смолчал, поерзав в кресле, поменял ногу (теперь сверху лежала правая, хотя в глубине души он мечтал засунуть ее под себя) и снисходительно улыбнулся. - Младшие никогда не слушают старших. - Это точно, – хмыкнул доктор Йошида. – А у вас тоже есть брат? - Да, но он далеко. На севере, – прокашлявшись, Шимизу деликатно обошел скользкую для него тему миролюбивым: – И он тоже меня никогда не слышит. Они посмеялись, не слишком весело, зато искренне. Мичии даже почудилось, будто в кухне сразу же на осколки рассыпался незримый стеклянный купол: доктор сам возводил его, поддавшись внутренней панике, и лишь шанс поделиться наболевшим разбивал страхи. Шимизу знал, что плохо подходит на роль спасителя, но она ему по-настоящему льстила, так что продолжил расспросы, тем более что те помогали не только утешать, но и узнавать весьма захватывающие факты. - Я помню, – аккуратно начал он, – лет двадцать назад ходили слухи, что старым колдунам стало некому передавать знания. Маги сами, собственно, и запустили моду среди студентов, чтобы пополнить свои ряды, но потом та как-то незаметно сошла на нет, и уже спустя, кажется, года три после моего выпуска про оборотней совершенно перестали писать. Удивительно, что кто-то вообще сумел в итоге стать чародеем. Ваш брат – гений! - Что вы, – отмахнулся хозяин, – Хироши – самый обыкновенный парень, только упрямый донельзя: если чего задумал, зубами вцепится, но исполнит. Человек слова. Вот и тогда он увлекся этой идеей, из библиотек не вылазил. Может, ему просто с наставником повезло, не нарвался на шарлатана, а может, дело в этом жутком упорстве, но в итоге он научился перекидываться. Филин – тотемная птица нашего рода. После нескольких лет практики Хироши приняли в Союз Магов. - Иди ты! – присвистнул Шимизу. Кенджи кивнул. - Но Хиро там редко появляется: он ведь всего лишь обращенец – в обществе чародеев, выражаясь его сленгом, вроде продвинутого юзера. Настоящие волшебники изучают магию с рождения, сами понимаете, что уровень знаний и навыков несравним. - А все новички становятся обращенцами? – Мичия тут же ввернул в речь новое словечко. - Практически, – доктор сделал глоток и пояснил после вынужденной паузы: – Это проще всего: отыскал свой тотем и направил все силы на его пробуждение. Хотя у них там, как рассказывал брат, встречаются и молодые телепаты, и зельевары. Но я не особо верю: Хироши склонен меня разыгрывать. - О да, мой младший тоже! – подхватил Шимизу, прибавляя свое. Так, слово за слово их разговор плавно перешел от оборотней к настоящим животным, о которых ветврач распространялся куда охотнее. Вскоре он вспомнил про японских журавлей, попавших к нему на карантин, и, конечно, тут же предложил журналисту их проведать. - Буквально мифические красавцы, самурайские сопровождающие, – гордо заявил он, но вдруг озадачился. – Только ключи от вольера, по-моему, я вместе с автомобильными Хиро отдал. Подождите, Шимизу-сан, я сейчас. Репортер ненадолго остался один в окружении чашек, курящихся ароматным дымом, и истинной тишины, которой никогда не отыщешь в Токио. За темным стеклом висел лесной мрак, где-то там сейчас, отдыхая в по-зимнему зябкой ночи, мерно дышала влажная почва, уже слыша поступь весны: прячась по кустам с набухшими почками и по глубоким оврагам, где еще лежал прошлогодний снег, та короткими перебежками, как шпионка, пробиралась все глубже в страну, втыкая флажки на захваченных рубежах. Под такие вот неспешные мысли чашки невольно напомнили Мичии дремлющие вулканы, разбросанные по северной равнине... За ними бесконечными рядами сереют сопки, переходя в горные цепи под самые тучи, где бурлит в реках ледяная, прозрачная, незамерзающая вода. Там нет еще ни следа захватчицы и до апреля, верно, не будет: этот год выдался холодным, деревья зацветут поздно... Но ведь когда-нибудь все-таки зацветут – и тогда суровый край наконец обернется в завораживающе прекрасные одежды, сотканные из миллионов оттенков зелени, небес и цветов. Дома будут готовиться к фестивалю, продавать на улицах теплые лепешки... Сморгнув, Шимизу усилием воли отогнал воспоминания – добрые, однако горьковатые, с привкусом вины. Наверное, теперь он бы снова, как много раз прежде, принялся искать резонные оправдания собственным решениям, принятым бог весть сколько лет назад, но не успел: раздался оглушительный грохот. Пустой дом содрогнулся, а журналист подпрыгнул, чудом не опрокинув на себя чашку. Подхватив ее на лету и поставив назад на стол, он пробурчал: «Что за...» – и в тот же момент в глубине имения что-то хлопнуло, упало, покатилось, зазвенело и рухнуло, кто-то резко вскрикнул, а потом все так же неожиданно стихло. Вскочив, журналист рванул на звук и обнаружил хозяина в большой комнате сидящим возле окна. Правой рукой он с силой зажимал левое предплечье, по которому, пропитывая рукав, лилась горячая кровь. В комнате царил хаос: немногочисленная мебель была перевернута, книги сброшены с полок, пол усыпан дисками, проводами, какими-то бумагами, разъемами, инструментами. Словно здесь только что закончилась ожесточенная битва. Если бы Мичия не растерялся, наверняка заметил бы, что письменный стол устилали рябые перья, а распахнутое настежь окно прежде закрывала черная тяжелая штора. Но сейчас ему было не до мелочей: подоспев к Кенджи, он осторожно помог тому подняться, сразу же справляясь про аптечку, чтобы перевязать рваную рану. Чуть позже, уже вовсю наворачивая вокруг пострадавшей конечности узкий стерильный бинт, Мичия все-таки решился спросить, что же здесь без него случилось. Но в ответ хозяин выдохнул лишь краткое: - Клюнул, зараза, да свалил, – и, ничего не поясняя удивленному журналисту, добавил куда спокойнее, остановив его усердно бинтующую руку: – Хорош, парень. Я в порядке.