Волшебница

В три года мне жутко хотелось знать, где ночуют божьи коровки. Мне почему-то казалось, что питаются они листиками и спят в каком-нибудь укромном уголке. Мне нравилось то щекотливое ощущение, вызываемое касанием лапок насекомых кожи. Я делала смешным в чёрную точку жучкам домики из спичечных коробков и частенько забывала их на постели Петуньи. Мы делили с сестрой одну комнату десять лет, потом Петти выросла, ей стали нравиться мальчики, а я так и оставалась неуклюжей «малявкой, таскающей в дом всякие гадости». Но тогда сестра нередко разделяла со мной шалости, и мы вместе шептали божьим коровкам наши заветные желания, отпуская их в свободный полёт. Когда мне было пять лет, я переболела ветрянкой, и у меня был такой унылый вид (даже на фотографиях заметно), что родители взяли совместный отпуск и сняли на лето уютный домик в деревеньке графства Дерборшир. И мне было любопытно, можно ли, взобравшись на вершину одной из сосен, окружавших деревню, достать до облаков. Результатами этих попыток были многочисленные ссадины и синяки. Помимо соснового бора за домом были холмы, заросшие травой, которая так вкусно пахла на солнце. По воскресеньям мы с отцом ловили рыбу в соседнем пруду, возвращались к началу церковной службы, мокрые, с символическим уловом, но довольные донельзя. Мама качала головой, но быстро приводила нас с сестрой в порядок, да так, что прихожане не узнавали в нас с Петти, чинно стоящих послушных ангелочках в миленьких платьицах, тех сорванцов, кои облазили большинство садов и коих грозилась отшлепать суровая миссис Филипс после одного забавного случая с петухом. В семь лет мне хотелось узнать, как выглядит миссис Клаус и как самому Санте удаётся пролезать сквозь наш узкий дымоход. В канун Рождества я пряталась под ёлкой, но засыпала всегда раньше, чем в носках появлялись подарки. Петунья с высоты своих полных десяти лет важно заявляла, что, мол, никакого Санты не существует, а подарки от родителей. Но Петунья до сих пор отрицает волшебство. А я до сих пор нахожу свои любимые лакричные леденцы в Рождественское утро. В девять лет я впервые столкнулась с непонятным отношением сверстников. К тому времени я уже свыклась с заносчивостью Петти, которая всё же оставалась моей сестрой и всё же любила меня, правда, по-своему. Но отчуждение тех, с кем не так далече играли в одной песочнице, таких же, как и ты? Я не понимала тогда, что дети не любят непохожих. Я просто радовалась, когда завядший сорванный цветок в моих руках случайно оживал. Мне было одиннадцать, когда родители развелись. Как радовался отец, когда в июле сова принесла письмо, оповещающее о том, что всем моим странностям есть объяснение! В течение всего семестра я получала из дома письма, наполненные теплом и любовью. А на Рождество вернулась в опустевший дом – отец оставил нас из-за «богомерзкой ведьмы», как любезно разъяснила Петунья. Мама просто не желала меня расстраивать и своими письмами создавала иллюзию счастливой семьи. Сейчас мне девятнадцать, я закончила Хогвартс два года назад и год назад похоронила отца. Навещая его могилу, я рассказываю ему об учёбе в Академии, о друзьях, о Джеймсе. Теперь я создаю иллюзию беззаботной жизни, случайно-намеренно забывая упомянуть о крови невинных людей, проливающейся на улицах Лондона по прихоти одного безумного мага. И всего-навсего хотелось бы мне знать, будет ли вот так кто-то стоять у моего надгробия…