Полицейский медиум

- Александр Францевич, удалось прояснить, каким ядом был отравлен Колесников? – спросил Штольман на планерке на следующее утро. - Да, Яков Платонович. Не буду загружать вас деталями и латинскими названиями, скажу только что это, как я и предполагал, экзотическое вещество. Банкир был отравлен ядовитым соком дерева, которое растет в Латинской Америке. Более того, не просто в Латинской Америке, а исключительно в амазонской сельве. - Он его проглотил? - Да. К сожалению, со временем отравления ясности нет. Скорость зависит от качеств конкретного яда и особенностей организма. Я бы сказал, что Колесников был отравлен от трех до двенадцати часов до смерти. - Ну, хотя бы любовницу можно вычеркнуть из списка. Он к ней пришел за пару часов до смерти. Антон Андреевич, - обратился Штольман к оперативнику, - что по линии бизнеса? - Вчера времени было маловато, основной работой сегодня займемся, но удалось выяснить, что среди клиентов «Профит-банка» был такой небезызвестный нам человек как Степан Никаноров по кличке «Никарагуа». - Да, - протянул Штольман, - Никарагуа вполне мог прибегнуть к экстремальным мерам, если банк кинул его на деньги. - Кстати, мы тут подняли его дело и там отмечено, что он многократно бывал, причем именно в качестве туриста, в Бразилии, Боливии, Перу, - вступил в разговор Ульяшин. - Никаких деловых связей с регионом у него не зафиксировано. Похоже, просто любит Латинскую Америку. Так что, с ядом интересное совпадение получается. - Надо еще семью тщательно проверить, - вновь заговорил Штольман. - Колесников женат вторым браком. Жена много младше. Она не была сильно удивлена наличию у него любовницы, да и не похоже, что сильно расстроена его смертью. Но зато она явно разозлилась обстоятельствами его смерти. - Колесников боялся за свою жизнь, - напомнил Коробейников. - А Никарагуа – персонаж, которого явно стоит опасаться. - А разве есть точная уверенность, что страхи Колесникова связаны именно с бизнесом? – неожиданно прозвучал из дальнего угла голос Мироновой. - Точной уверенности нет, но это видится основным направлением разработки, Анна Викторовна, - ответил ей опер. - Анна Викторовна, а какие у вас планы на день? – поинтересовался Штольман. - Я собираюсь снова сделать попытку пообщаться с духом убитого. Сегодня он должен уже лучше идти на контакт. - Поедете на квартиру? - Нет. Времени с момента смерти прошло уже достаточно. Попробую вызвать его в кабинете. - Хорошо, коллеги, на этом все. Вы все свои задачи знаете. Приступайте, - отдал распоряжение Штольман. Следователь первую половину дня провел в банке убитого. По возвращении ноги сами его понесли к кабинету Мироновой. «Надо узнать, есть ли у нее новости. И можно будет чаю попить», - объяснял он сам себе. Однако кабинет оказался заперт, и чай Штольману пришлось пить с вернувшимся в управление Коробейниковым. Они уже заканчивали, когда у оперативника зазвонил мобильный. Тот снял трубку: - Алло… Да, на месте… Да ты толком говори, что случилось!... Что?... Сейчас будем. Закончив разговор, Коробейников вскочил из-за стола и обратился к Штольману: - Яков Платонович, у нас проблемы. Они долетели до места происшествия за пятнадцать минут. Там уже были все экстренные службы – скорая, МЧС, участковый и оперативники отдела. Докладывать взялся Евграшин, который собственно и позвонил Коробейникову. - Значит, дело было так, Яков Платонович. Мы к обеду, как и планировали, добрались до первой семьи Колесникова, чтобы их опросить. Это бывшая жена и сын двадцати одного года. Это как раз и началось, когда мы прибыли. Парень залез на крышу их дома и хочет спрыгнуть. Из-за смерти отца. - Откуда здесь Миронова взялась? – резко спросил Штольман. - Так она здесь раньше нас очутилась. Похоже, ее сюда покойник привел. У нее это случается. Вот она и полезла спасать парня. Пытается уговорить слезть. Штольман смотрел, как Анна стоит на парапете крыши рядом с потенциальным самоубийцей, и чувствовал, что у него все леденеет внутри. - Это еще не все, Яков Платонович. - Что еще? - Соседи говорят, что парень наркоман. Причем бывает агрессивным. Пару раз бросался на соседей, но отец его откупался, чтобы заявления в полицию не подавали. Сейчас у него ломка. На крыше и мчсники, но общается с парнем Анна Викторовна. - Напрасно Анна Викторовна так близко к нему стоит, - добавил очевидное Ульяшин. - От нарика чего угодно ожидать можно. - С ней есть связь? – спросил Штольман. - Да. По мобильному. - Наберите ее, - отрывисто приказал следователь. Коробейников нажал кнопки в своем смартфоне и передал аппарат Штольману. Миронова ответила не сразу, но, наконец, раздался ее голос. - Алло. - Анна Викторовна, это Штольман. Я вам приказываю немедленно уйти оттуда и передать это дело компетентным службам. - Психолог МЧС еще не прибыл, Яков Платонович. Так что передать дело некому. Я продолжу. - Анна Викторовна, вы слышали мой приказ? – рявкнул Штольман в трубку. - Слышала, но выполнять его не собираюсь. Не мешайте мне работать, - после чего она отключилась. Штольман бросил зверский взгляд на стоявших вокруг подчиненных, те в свою очередь старательно делали вид, что ничего не слышали и не поняли, что Миронова только что открыто послала его куда подальше. Но сейчас это не имело никакого значения. Яков не мог оторвать взгляд от крыши, на краю которой стояли две фигурки. Минут через пять к ним подошел мужик в форме МЧС и спросил, кивнув на крышу: - Ваша деваха? - Наша, - вразнобой ответили опера. - Моя, - как-то злобно-придушенно прозвучал голос Штольмана. Мчсник с легким удивлением посмотрел на него и продолжил: - Наши с крыши говорят, что очень хорошо работает. Похоже, уговорит она его. - Он не агрессивен? - спросил Коробейников. - Уже нет, - обронил мчсник и пошел дальше по своим делам. Спустя еще пятнадцать минут обе фигурки на крыше исчезли из поля зрения. Полицейские поняли, что Анне удалось уговорить сына Колесникова сойти с парапета. В их небольшой группе раздался явственный вздох облегчения. Анна спустилась с крыши и подошла к ним еще через пять минут. Она открыла рот, готовясь что-то сказать, но Штольман не дал ей и слова вымолвить. - В машину все. Быстро, - причем от его тона всем оперативникам стало не по себе. В микроавтобусе всю дорогу до управления царила мертвая тишина. Каменное выражение лица Штольмана не сулило ничего хорошего. По приезду он точно также отрывисто бросил: - Все ко мне в кабинет. Около кабинета обнаружился небольшой сюрприз в виде доктора Милца, который заглянул к ним по какому-то вопросу. Однако он сразу понял, что его дело подождет. В результате вся следственная бригада в полном составе собралась в кабинете Штольмана и Коробейникова. И тогда началось. Побелевший от ярости Штольман с налившимися кровью глазами устроил Мироновой такой разнос, что остальные не знали куда деться. - Как вы посмели проигнорировать прямой приказ старшего по званию, - не орал, а страшным ледяным тоном шипел он на Анну. Девушка сначала выглядела спокойной, но постепенно в ходе выволочки она сначала порозовела, потом стала пунцовой, а в конце концов просто бордовой и ее глаза гневно засверкали. Тут она не выдержала: - Я делала то, что должна была делать. И нечего на меня кричать. Я вам не ефрейтор. И дурацкие приказы нечего отдавать! - Дурацкие?! – еще сильнее взвился Штольман. Дальше разразилась буря, в ходе которой следователь и медиум, не выбирая слов, орали друг на друга. Оперативники наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой с откровенным потрясением. Ничего подобного они раньше, очевидно, не видели. Одного доктора Милца происходящее явно забавляло. Он наблюдал за скандалом с интересом, а в конце концов начал открыто улыбаться. В итоге Анна окончательно сорвалась: - Да вы просто… просто… - так и не подобрав подходящий эпитет в адрес Штольмана, она развернулась и выскочила из кабинете, преднамеренно изо всей силы хлопнув дверью, которая чуть не слетела с петель от такого обращения. Слегка растерявшись от потери объекта, Штольман переключился на оперативников и задал теперь им по первое число за недоработки и косяки. После чего разогнал работать дальше. Коробейников от греха подальше тоже предпочел покинуть кабинет, в результате чего в нем остались следователь и судмедэксперт. Мудрый Александр Францевич молчал, давая Штольману время успокоиться. Следователю понадобилось минут десять, чтобы волна захлестнувших его эмоций, наконец, спала и он смог переключиться на спокойный рабочий режим. - Александр Францевич, у вас ко мне какое-то дело? – поинтересовался он у Милца. - Ничего важного, Яков Платонович. Не берите в голову, - отмахнулся, улыбаясь, судмедэксперт. - Вас, похоже, позабавил этот безобразный скандал, - казня себя за несдержанность, сказал Штольман. - Не позабавил, Яков Платонович. Порадовал. Вы и представить себе не можете, какую радость я сейчас испытываю. - В каком смысле? – удивился следователь. - В буквальном, Яков Платонович. Я готов благодарить всех богов, что вы появились в нашей группе. - Простите, Александр Францевич, я ничего не понимаю, - честно признался Штольман. - Дело в Анне Викторовне. Я очень беспокоился за нее последнее время, но теперь мне стало легче. - Вы про ее безрассудство и неисполнение прямых приказов? - Нет, я про скандал, который она вам устроила. Яков Платонович, мы с Анной Викторовной знакомы с той трагедии и я видел, как она менялась все эти годы. Большинство людей справляются даже с самыми страшными трагедиями, которые на них обрушиваются. Время лечит, и люди продолжают жить дальше. Но Анне Викторовне лучше не становилось. Ей становилось все хуже. Да вы и сами видите – она как будто не принадлежит этому миру. - Да, я обратил внимание, - признал Штольман. - Так вот она такой не была, - внезапно загорячился Милц. – Первые годы после смерти родителей ей было очень плохо, но это была живая во всех отношениях девушка. Но потом она постепенно начала превращаться в собственную тень. - Дар, - внезапно озарило следователя. – Вы думаете, что дело в ее даре. - Да, - прямо признался Милц. – Она становится все более сильным и опытным медиумом. У меня – рационалиста и материалиста – иногда мороз по коже от вещей, которые она может. Но духи как будто постепенно затягивают ее к себе. Ее ничто не трогает, не вызывает эмоций. Она все больше и больше общается с мертвецами и все меньше с живыми людьми. Духи как будто вытягивают из нее жизнь. - Но тогда получается… - запнулся Штольман. - Именно! Она на вас реагирует. Вы ее злите, раздражаете, но это живые эмоции живого человека. Вы не представляете, как я был счастлив наблюдать, как она скандалит с вами. Вы что думаете, это первый раз, когда она влезла в опасную ситуацию? Да у Анны Викторовны талант находить приключения на свою голову. Или вы думаете, что ей в первый раз выговаривало начальство? Ее уже и премии лишали, и выговор с занесением объявляли и разносы, в том числе публичные, устраивали. Но ничто не могло пробить ее стену бесчувственного равнодушия. А вам это удалось. Я не знаю, почему, но вы - человек, который заставляет ее чувствовать и жить.